МОСКОВСКИЕ СЕКСОТЫ

 

Слово «сексот» я впервые услышала в Сухуме летом 1937 года, так сокращенно называли секретных сотрудников - осведомителей НКВД. Становились сексотами по-разному: одни прельщались разного рода подачками, другие доносили из подлости, третьи надеялись получить гарантию собственной безопасности. В маленьком городе, где все друг друга знали, положение было просто ужасным. В обстановке повальных арестов каждый видел в своем знакомом предателя.

В Москве, казалось мне, все иначе. Не замечая вокруг себя хмурых и испуганных лиц, я постепенно успокоилась, отвлеклась от пережитого мною кошмара. Но вскоре мне снова пришлось вспомнить об осторожности.

Однажды в метро я неожиданно встретила Мусю Фрейсман, с которой вместе поступала в Сухуме в институт в июле 1937 года и которая потом с отцом переехала в Москву. Увидев меня, она очень обрадовалась, дала свой телефон, пригласила в гости.

- Обязательно приезжай к нам, - сказала она. - Посидим, поговорим, вспомним нашу сухумскую жизнь. Правда, мама у меня умерла, и с мачехой мы не очень ладим...

И я отправилась к ним на Крестьянскую Заставу. Приняли меня внешне очень радушно, подали чай, сладости. А потом мачеха Муси стала меня расспрашивать.

 

- Лакоба? Я слышала о нем. Что-то такое случилось в Тбилиси... А что там произошло?

Ничего не подозревая, я стала рассказывать и не заметила, как наговорила о себе много лишнего. Муся в это время выходила на кухню. Вернувшись, она услышала обрывок разговора и незаметно подала мне знак, чтобы я замолчала. Я прикусила язык, но было уже поздно. Расспросы продолжались с возросшей настойчивостью, но я была начеку и старалась уходить от прямых ответов. К тому же, когда Муся вернулась за стол, разговор сделался более общим, и от меня наконец отстали.

Тем временем уже стемнело, я стала собираться домой.

- Обязательно приезжайте к нам еще, - прощаясь, потребовала хозяйка. - Если не приедете, я сама явлюсь за вами.

Это было сказано шутливым тоном, и только потом я поняла, что в шутке была и доля правды. Не прошло и недели, как начались настойчивые телефонные звонки с приглашением в гости. Сначала позвонила Муся, а потом и ее мачеха. Анастасия Платоновна заметила на это:

- Знаешь, Диленька, что-то не очень нравится мне такое внимание.

- Но что же теперь делать? И надо же было нам встретиться...

И вдруг Муся приехала сама - адрес Зуевой она знала - и стала упрашивать меня пойти сфотографироваться на память о моем пребывании в Москве.

Мы пошли с ней в фотоателье, сфотографировались.

- Когда снимки будут готовы, я их заберу и тебе отдам, - пообещала моя подруга.

Вскоре снова раздался телефонный звонок - звонила Муся:

- Диленька, приходи к нам, пожалуйста, в гости.

Я набралась смелости:

- Нет, я больше не приду.

- Ну, я тебя умоляю, приходи, а то мачеха меня просто съест!

Анастасия Платоновна была очень озадачена.

 

- Что же делать? - рассуждала она. - Если не пойти, эта назойливая баба может что-нибудь натворить. Ладно, поезжай, но, ради Бога, ничего больше не рассказывай. Лучше вообще молчи. Скажи, что ты скоро уезжаешь.

Пришлось ехать, хотя я и чувствовала, что делать этого не следовало. Когда вошла в комнату, увидела, что за столом сидит какой-то мужчина.

- Вот и она, - радостно объявила хозяйка. - Повтори все, что ты нам рассказывала.

Потом она сказала, что ее гость обладает определенным влиянием и согласен мне помочь. Что мне было делать в такой ситуации? Я не смогла отказаться. Правда, я сократила свой рассказ до минимума и старательно обошла все острые углы. Но невозможно было скрыть основное обстоятельство: арест членов моей семьи.

Мужчина внимательно слушал, потом обратился к хозяйке:

- Да, жалко девочку. Она совершенно ни при чем. Надо постараться как-то ей помочь. А как Анастасия Платоновна к вам относится? - спросил он меня вдруг.

- Она была бы рада, если бы я ушла от нее, - соврала я. - Но мне в Москве некуда идти.

- Не волнуйтесь, все образуется, куда-нибудь вас устроим.

Я постаралась поскорее распрощаться.

- Когда ждать тебя снова? - поинтересовалась хозяйка.

- Вряд ли я смогу, мне уже пора возвращаться в Сухум.

Муся пошла меня провожать, выглядела она расстроенной и виноватой.

- Будь я проклята, - сказала она в сердцах. - И зачем только я тебя пригласила? Это же ведьма, а не человек. А насчет фотографий не волнуйся. Когда будут готовы, я тебе вышлю.

Этих снимков я так никогда и не увидела, думаю, они отправились прямой дорогой в НКВД.

Тем временем в доме Анастасии Платоновны стали раздаваться какие-то странные телефонные звонки: одна и та же

 

девушка настойчиво добивалась разрешения прийти к Зуевой, утверждала, что она ее поклонница. А потом все же явилась в дом. Звали ее Женя, она была маленького роста, рыжая, и лицо у нее было неприятное, со следами оспы. Анастасия Платоновна была очень проницательным человеком, она сразу поняла, что Женя пришла по мою душу - я попала в поле зрения секретных сотрудников НКВД.

В общем, тучи сгущались. Анастасия Платоновна и Костя переживали. Тем временем из Сухума мне с оказией привезли письмо от мамы, в котором говорилось: «Сейчас стало немного спокойнее, но твой приезд нежелателен». Тем не менее, я уже не могла больше злоупотреблять гостеприимством Анастасии Платоновны. Я чувствовала ее постоянную тревогу, которую она от меня тщательно скрывала, и, с моей стороны, было бы бессовестно доставлять ей и Косте столько хлопот и беспокойства.

- Я поеду домой, - объявила я наконец.

- Как это ты поедешь? Я тебя не отпущу, - решительно сказала Зуева.

Но мне все-таки удалось убедить ее, что лучше будет вернуться в Сухум.

- Ну, хорошо, - согласилась Анастасия Платоновна после некоторого колебания. - Я тебе куплю билет в купе, чтобы ты в вагоне ни с кем не общалась.

И она купила мне билет международного класса, надеясь, что публика там будет солидная и неназойливая.

Перед отъездом мне нужно было еще съездить за посылкой для одной моей родственницы, а потом я собиралась на Лосиноостровскую - там у меня оставались кое-какие вещи. И вот, забрав посылку, с этим тяжелым узлом, который пришлось держать перед собой обеими руками, я стою на станции метро «Красные ворота» в очереди в кассу, чтобы купить билет. На плече у меня маленькая сумочка на цепочке, в которой паспорт, билет на поезд, фотографии, письма от мамы и украшения - все самое ценное, что у меня есть. За сумкой я, естественно, не слежу, поскольку озабочена тем, как бы не уронить свой груз. И вот, когда я уже стою у платформы в

 

ожидании поезда, чувствую, что цепочка с плеча падает. Хватилась - сумки нет, срезали.

Какое-то время я стояла, озираясь как безумная по сторонам. Наконец увидела милиционера и подбежала к нему с криком:

- У меня сумку украли!

Он тоже огляделся вокруг, но ничего подозрительного не заметил и сказал:

- Сейчас же выходите на улицу, здесь поблизости 49-е отделение милиции. Обратитесь туда, по горячим следам проще будет поймать вора.

По-прежнему плохо соображая, я выскочила из метро и помчалась в милицию. Там рассказала дежурному о том, что меня обокрали. Он взял какой-то журнал и стал спрашивать, где я живу, где прописана, фамилию, имя и отчество. Я обмерла и... пришла в себя - поняла, наконец, где я нахожусь, и чем мне это грозит. Тут, на мое счастье, в отделение привели каких-то двух подростков. Дежурный извинился и занялся задержанными, а я, воспользовавшись этим, выскользнула за дверь и почти бегом кинулась к Анастасии Платоновне. Мне казалось, что меня уже выследили.

Не помню, как добежала до дому, как вошла в квартиру. Увидев доброе лицо Анастасии Платоновны, расплакалась, меня била нервная дрожь.

- Что случилось? - перепугалась она. Я показала ей цепочку:

- Сумку украли.

- А твои письма, фотографии, ценности?

Они были там, я ведь уже все собрала для отъезда. Анастасия Платоновна даже руки заломила от отчаяния.

- Билет - черт с ним, я тебе куплю другой. Но документы, фотографии... Еще неизвестно, к кому они попадут.

Тут со мной началась истерика, накопившееся за последнее время нервное напряжение вырвалось наружу. Увидев мое состояние, Анастасия Платоновна моментально взяла себя в руки и сделала все возможное, чтобы меня успокоить.

 

Делать нечего - я поехала на Лосиноостровскую за своими вещами. Рассказала там о своем горе. Елизавета Платоновна, конечно, расстроилась, но чем она могла мне помочь? Я от всей души поблагодарила ее за доброту, попрощалась и вернулась в Москву.

Анастасии Платоновне пришлось снова купить мне билет, но на этот раз в обычном мягком вагоне, поскольку без паспорта нельзя было получить место международного класса. В тот же день, 27 декабря 1938 года, я выехала в состоянии полного отчаяния к себе на юг, предчувствуя впереди только плохое.