НА ПЕЧОРЕ

 

Еджит-Кырта от станции Кожва километрах в ста восьмидесяти вверх по реке Печоре. Там две зоны и больница. В основном угольные шахты. Уголь машинами возили на берег, к пристани. Ссыпали и выравнивали штабелями. Летом грузили на баржи. А куда транспортировали уголек, нам было как-то все равно. Самое важное, что нельзя самому загрузиться. Берег высоченный. Транспортер как чудовищный жираф вытянул свою железную шею до самой реки... А внизу баржа — как большая ладонь. Сыпали прямо на палубу. Конвою так видно, что даже я не пытался что-либо придумать. Если случалось, что в течение лета уголь не отгружался, штабеля самовозгорались. В основном зимою. Мы разрезали их поперек — остужали. Работа неинтересная и тяжелая. Но я не имел желания заболеть. Зона была непривлекательная. Умных людей не наблюдал, а библиотеки совсем не было.

Хоть и молодой был, но красота окружающего мира для меня была всегда открыта... Пусть не очень глубокая, не такая ясноглазая, но имеющая власть и силу, способная волновать. А разве можно об этом рассказать уставшему и голодному? Кому это надо было на Печоре? Единственный и неизменный приятель — клочок бумаги. Бумага всегда умела слушать меня. Бумаге все можно доверить. Она и пересказать может' — не соврет. Слово в слово передаст. Уж такой у бумаги характер, так она воспитана. Об этом писал бы без конца, мчался бы без остановок... И написан был рассказ, но как это было давно... Возможно, при шмоне отобрали. А может, на курево пустили, когда бумаги не было... Сорок лет прошло. Да, сорок.

В санчасти врач почти всегда заключенный. После ужина в кабинет врача вошел совершенно здоровый человек. Дело было зимой. Распахнул бушлат — за поясом торчал топор.

— Завтра я должен остаться в зоне. Освободи от работы.

— А хоть что-нибудь болит?!

— Ничего не болит.

— А если не...

— Зарублю.

 

— Что делать... придется придумать тебе отдых. На случай, если приедут проверять, давай поставим банки. След на спине — лечился. Раздевайся и ложись на топчан.

Топор этот залетный положил под топчан и лег. Банки по всем правилам были поставлены. Сверху простыней прикрыл. И его же топором врач зарубил «больного».

Разговору было много. У врача оставалось год сроку. Приезжал на Кырту суд. Слух прошел, что врача оправдали. Уехал домой фактически убийца.