КОЛЫМСКИЙ ДЕТЕКТИВ

 

Михайлов вошел в камеру очень скромно. Даже не поздоровался. Фуфайка, ватные брюки, ботинки и зимняя шапка — одет по сезону. Думаю, что это была осень 1950 года. Лицо у Михайлова — как у

 

самого послушного русского парня. На вид можно дать года двадцать три. Мы не спрашивали у вошедших в камеру, били их или не били. Нет беглеца, которого не били. А как избит беглец, каждый из нас имел глаза. Михайлов, не снимая фуфайки, присел у стены. Присел не охая, не морщась от боли. Кто-то спросил:

— Тебя что, пыльным мешком из-за угла?

— Золото утопил... Пятьдесят шесть килограммов, — сказал Михайлов.

Сроку у Михайлова оставалось полтора года. Был он на бесконвойке, перевозчиком через реку Колыму, возле прииска Кула. Подошли три солдата к Михайлову. У двоих на черенке от лопаты висел мешок. Обыкновенный мешок, в каких бывает картошка. Но груз в мешке — маленький. Михайлов сразу догадался, а потом узнал, что в мешке были шесть кожаных мешочков с золотом. У третьего солдата был небольшой чемодан и автомат. Они, не спрашивая Михайлова, привязали на корме лодки к цепи свой мешок и скомандовали:

— Давай!.. На ту сторону...

Михайлов стал отказываться. Была высокая волна, и шла шуга.

— Давайте бумагу от начальника прииска, что он разрешает. Колыма есть Колыма. Съездили по морде, усадили за весла и

тронулись. Два солдата на корме, один впереди. Волна шла с того берега. Вначале шли неплохо. А где-то на середине реки лодку развернуло, и мгновенно ледяная волна накрыла с головой.

Михайлов бросил весла и встал на ноги. Двое на корме встали тоже. После второй волны лодка из-под ног ушла. Михайлов сбросил рукавицы и, так как показалось, что до другого берега ближе, поплыл.

Берег показывался только тогда, когда волна поднимала перевозчика, чтоб он знал, куда держать. Ватные брюки и фуфайка тянули вниз. И вот метрах в пятнадцати от берега ткнулся грудью в песчаную косу. Первые секунды боялся встать, как бы ветром не сдуло. Он вспомнил, что знал об этой косе... Она где-то у берега кончалась. Вышел на берег, посмотрел на реку — ни лодки, ни солдат. И быстро пошел в углежешку. Дали ему стакан спирта трое бесконвойных, и Михайлов не помнил — уснул или потерял сознание.

Пришел в себя только утром. В страхе стал спрашивать, кричали ли ребята вчера на тот берег. Кричали, да кто услышит?..

Из камеры Михайлова уводили каждый день. Приводили к отбою. Никто ему не завидовал. Возвращаясь со следствия, Михайлов рассказывал, где был и что видел.

 

Лодку нашли в тридцати километрах ниже Кулы. Мешок привязан к цепи, но весь ободран о скалистое дно реки. Солдаты растворились. Приехали водолазы из бухт Находка и Нагаева. Приборы не помогли. Колыма. Золото везде. Разница в одном: здесь больше, а там меньше. Начальник управления полковник Волков велел пригнать лодку, привязать к корме груз в 56 килограммов. Одели Михайлова в ту одежду и велели грести на середину реки. Там лодку надо перевернуть, а самому плыть к берегу, где стоят водолазы и суровое начальство.

— Выплывешь, черт с тобой, живи,— сказал Волков. Всякое думали и пробовали. Сшили кожаные мешочки, набили простым песком и галькой, а ночью, чтоб никто не знал, бросили с лодки на середине реки.

На другой день радостные голоса водолазов:

— Нашли!

И вот однажды Михайлов не вернулся в камеру. Разное говорили.

Дней через двадцать, когда наши ушли на прогулку (я не мог ходить: позвоночник, ребра поломаны), надзиратель не утерпел, рассказал мне, что Михайлов летал в Москву, к знаменитому следователю (Шейнин, что ли?) и тот дал указание освободить Михайлова с немедленным выездом с Колымы. Ни золота, ни солдат...

Так и забылась эта история, но Михайлов не уходит из моей памяти. Следствие длилось около года. Михайлов ни разу не улыбнулся.