ДОВЕРИЕ

 

Не на всех оно одинаково действует. На асфальте пшеничное зерно не прорастет и на сухом песке не вырастет. И человек, прежде чем доверить, посмотрит: есть ли в сознании этого человека необходимая почва, чтоб доверие не пропало... чтоб оно проросло.

И странное чувство... Какой нежный и зависимый от обстоятельств в сознании человека, которому доверили, появляется росток.

Промывочный прибор. Советский. Все сделано по месту, из дерева. Обслуга прибора девять человек. На американском приборе обслуга три человека. Прибор железный. Привозят и собирают по месту. О результате промывки золота я не интересовался.

На колымских сопках, как на взбитых зеленых подушках, развалился благородный сентябрь. Глаз не оторвать... Смотришь — и душа замирает. Ну до чего там тихо и мирно. Так и хочется сказать: «Ну зачем конвой? Отработаю смену и пойду к сентябрю в гости. Сколько брусники на его добрых ладонях...»

Но нет, люди разные. Других и не интересует вовсе то, что мне интересно. Наш лагерь штрафной. Я никогда не замечал в себе злого умысла, но меня всегда подозревали. Так и брошусь отнимать автомат, если конвой зазевается. Эх, тупицы...

В нашей девятке — обслуге прибора один был почти на свободе. Шесть месяцев оставалось до конца срока. Вот мы и решили просить начальника конвоя, чтоб он пустил его за брусникой. А с этим конвоем мы ходили с весны, весь промывочный сезон. Конвой

 

неплохо знал каждого из нас. И начальник конвоя среагировал так:

— Если останется два дня сроку, я не отпущу его.

И начальник назвал мое имя. Все знали, что у меня сроку в общей сложности около двухсот лет. Дал мне свои часы, накомарник под ягоды и сказал:

— Через три часа чтоб был здесь.

Сердце мое заколотилось неровно. Нет, не потому, что появилась возможность затеряться в сопках... Мне такое в голову не приходило. А вот убить могут. Пустить за ягодками и стукнуть. Ушел в побег. Поощрение от начальства обеспечено. И вместе с тем все слышали, что конвой отпускает. И я, рассудив логически, решился. Когда спустился с отвала, на котором наш прибор стоял, все же спиной ждал выстрелов. Далеко уходить не пришлось. Около километра прошел и поднялся на склон первой сопки. Усыпано!.. Господи! Ну никак не позволяет совесть ступать на такую ягоду ногами. И собирать-то не надо. Просто бери горстями. Столько добра... И пропадет все. Да разве возможно вольняшкам поднять такую ягоду?.. А какие запахи... Вот звуков почти не запомнил. Иногда какой-то зверек или птичка попискивали, и все. Небо там какое-то незнакомое. Смотришь на красивое облако и не совсем уверен, что не покажется из-за него ствол карабина или автомата.

Два часа собирал я бруснику. Два накомарника — ягоды. Надо прийти пораньше. Душа болит, в сознании зеленеет росток доверия. Вернулся вовремя, минут на пятнадцать раньше срока. Один накомарник ягод конвою, другой поделили между своими. Когда пошли в зону, начальник конвоя насыпал мне от своих ягод около килограмма, а на другой день принес сахару. Потом я спрашивал, почему того, с шестью месяцами, не пустил?

— Как почему?.. Ему встретится ягодница, он не пройдет мимо — напакостит. И об этом узнают... Нагорит мне. Я разбираюсь в людях.