ВОЛОДЯ ГРЕК

 

Едва ли, он грек. Я ею звал Копченым. Лицо темное и худое. Огрызался при малейшем подозрении, что на него могут бросить оскорбительное слово. Мне казалось, что он всегда голодный. А когда познакомились ближе, Володя сказал, что он о еде почти не думает. Сто двадцать суток без перекура отсидел в изоляторе за оскорбление начальника тюрьмы. При обходе тюрьмы начальник, как показалось Греку, ехидно посмотрел на него и ухмыльнулся. И Володя, не задумываясь, облил начальника тюрьмы такими словами:

— Ты что, гондон штопаный, ухмыляешься?!

И увели Володю на двадцать суток в кандей. Отсидел свое, но к нему спустился начальник и, будучи уязвленным, спросил:

— Может, извинишься?

— Да как же я перед гондоном штопаным извиняться-то буду? И еще двадцать суток. Триста граммов хлеба и на третий день черпак баланды. Все сто двадцать суток выдумывал Володя другую жизнь. Увлекался до того, что иногда раздражало, что открывают камеру и подают хлеб. Надзиратели стали сочувствовать Володе. Порой говорили:

— Да промолчи ты, уйди в камеру... Подохнешь ведь.

Ни в какую не хотел уступить:

— Даже цельным гондоном не назову. Только штопаным.

Один надзиратель стал подкидывать Володе хлебушка сверх нормы. Душевный человек... Часто разговаривали. Курить давал. И вдруг увидел Володя дужку у параши. Из проволоки толстой. Отломал. Заточил пикой. И вот когда начальник пришел в шестой раз и повторил свой вопрос, Грек подготовил себя, сделал вид, что едва стоит на ногах, и прыгнул на начальника, обхватив левой рукой за шею. Правая рука делала свое дело. Экспертиза установила сто двадцать дырок. Расстрел заменили четвертаком.