- 272 -

Письма

 

Переписка с Мифтахутдиновым. «Разве такое возможно?» —

Книжки. — Письмо от Люси. Я «психанул»

 

Однажды в «Новом мире» я увидел благожелательную рецензию на сборник рассказов моего школьного друга Алика Мифтахутдинова.

 

- 273 -

После школы Алик поступил на факультет журналистики в Киеве. Студентами мы с ним переписывались и даже как-то встретились. Алик на каникулах был в Североморске и на обратном пути заглянул к нам в Ленинград. Я в это время оказался дома. После первых приветствий отправились в магазин за вином и сладостями, Алик стал в очередь к прилавку, а я отправился в кассу. Выбив чеки, я увидел, что чемоданчик, взятый нами под покупки, Алик поставил на пол, — и решил подшутить над ним. Я тихонько потянул этот чемоданчик, предвкушая, как хватится друг пропажи, но не тут-то было — я был пойман возмущенными гражданами. На мое заявление, что мы вместе пришли за покупкой, Алик ответил ледяным голосом: «Я вас в первый раз вижу». Но до вызова милиции дело не дошло — к разочарованию публики, он взял у меня чек, мы запихали в чемоданчик бутылку, сухой торт, конфеты и вместе вышли из магазина. Мы сидели за бутылкой, толковали на студенческие темы и делились планами. Я еще не представлял своего будущего, Алик же твердо решил работать на Севере. Он распределился в Магадан, где стал работать на телевидении.

Увидев рецензию, я со словами: «Вот тут о моем школьном друге написано», — передал журнал Юлию и услышал в ответ: «А рецензию писал мой друг».

В следующем письме Иринке я написал про Мифтахутдинова, про рецензию на его книжку и вложил страничку для Алика — там я сообщал, что сижу в зоне по ст.70, 72 УК РСФСР. Иринка отправила мое послание на адрес издательства, и через какое-то время я получил письмо из Магадана!

Письмо было тревожное, Алик спрашивал, не нужно ли мне найти адвоката и «неужели и в наше время такое возможно?» Я, снова через Ленинград, ответил ему, что о возвращении сталинизма речь не идет, мы действительно распространяли листовки антиправительственного содержания, действительно объявляли существующий строй не социализмом и т.д., и т.п. Как я и рассчитывал, «зачин» и слово «действительно» сделали свое дело — письмо прошло сквозь цензуру. Через некоторое время Алик прислал мне с надписью свои книжки рассказов о Севере. В лагере еще разрешалось получать бандероли с книгами. Наши близкие доставали по нашей просьбе то, что, казалось бы, достать невозможно. Юлий, кроме той литературы, которую ему присылали близкие, получал книги и от совсем незнакомых людей. Иногда это были авторы — ему прислал первую свою книжку Шаламов, свою книгу о Тынянове — Белинков.

 

- 274 -

Как-то Алик побывал даже у Иринки в Ленинграде. Писал он мне и во все время моего заключения и ссылки. Когда я поселился в Луге, он собирался приехать, но не смог, и постепенно наша переписка опять заглохла.

Получал я письма и от своих друзей и освободившихся подельников. Как-то в ПКТ появился Раздолбай и со словами: «Ронкин, я тебе от твоей б.... письмо принес» — вручил мне конверт от Люси Климановой. Конверт я взял, передал Юлию, потом снова повернулся к Раздолбаю, схватил его за отвороты шинели и начал трясти, раздельно произнося: «Б.... — это ты, б.... тебя родила, б.... — твоя жена, и дочери твои тоже будут б...».

Я действительно «психанул», но при этом каким-то краем сознания понимая, что за нападение на надзирателя мне могут вкатать еще лет пятнадцать, ограничил себя только тем, что потряс его и выпустил, отметив про себя с удовлетворением, что шинель не порвалась. Как ни странно, Раздолбай перепугался — пока я его тряс, он только повторял: «Ты чего? Ты чего?»