Семейные хлопоты

 

Отъезд жены. — Выборы. — Встреча с сыном. — Лечение конъюнктивита. —

Самый страшный эпизод в жизни. — По пути из амбулатории

 

В начале нового, 1974 года беременная Иринка, забрав дочку, уехала в Ленинград.

Чтобы сохранить комнату, в ней надо было отмечаться каждые полгода. Соседи не только не доносили, что один жилец отсутствует, но, ожидая Иринкиного появления, накапливали всякие мелочи — отремонтировать кран или еще что-нибудь, и Иринка, появившись, бегала в ЖЭК, отмечая свое присутствие в

 

квартире. Кроме того, что ленинградский роддом явно имел преимущества перед троицко-печорским, будущий ребенок получал ленинградскую прописку, а это было не менее важно, чем уровень медицинского обслуживания.

Мы остались в Нижней Омре вдвоем с Кентом — псом, которого я там же и завел. Поначалу я таскал ему объедки из детсада, потом работник санэпидстанции обнаружил там мой бидончик и сделал выговор заведующей. Пришлось нам с псом питаться на равных. Мне ничего, а Кент запаршивел. Обратился я к ветеринару — тот дал мазь, Кент эту мазь с себя слизал и... начал околевать. Едва удалось отпоить его молоком.

В марте 1974 года скрасить мое одиночество в Нижнюю Омру приезжал Вадик Гаенко.

В мае этого же года проходили очередные выборы в Верховный Совет. Я на выборы не пошел, и урну притащили ко мне домой. С членами избирательной комиссии я был изысканно вежлив: предложил даже угостить их чаем, но голосовать отказался: «В этом году, — сказал я, — моя партия не выставила своих кандидатов». На следующий день милиционер, к которому я должен был являться еженедельно, начал разговор о моем поведении. Я удивился: «Откуда вы узнали, что я отказался голосовать? Существует же тайна выборов!» Ответ поразил меня своей наивной правдивостью: «Вот, Ронкин, вы в политику лезете, этого не понимаете, что тайна выборов — это сколько за кого проголосовало людей. Об этом действительно болтать нельзя, а ежели вы на выборы не ходите, какая тут тайна?!»

Летом моя семья вернулась уже втроем — с маленьким Вовкой.

 

* * *

 

В начале зимы у Маринки заболели глаза — начался конъюнктивит. Местный врач вылечить его почему-то не сумел. Еще летом, когда Маринка отравилась грибами и ей собирались делать промывание желудка, я оказался свидетелем такой сцены: врач попросил принести соду, санитарка отправилась ее искать, потом вернулась, снова расспросила, где эта самая сода, и опять ушла, наконец, появилась банка с белым порошком. Я обратил внимание, что этикетка на банке отсутствовала. «Вы уверены, что там питьевая сода, а не каустик?» — спросил я врача. Несмотря на его уверенность, я запретил делать промывание с этим веществом. Промыли водой, и все обошлось.

 

И так как я уже предвзято относился к местной, в общем-то очень неплохой, амбулатории, мы с Иринкой решили отправить дочку в Москву, к бабушке. Наступили зимние каникулы, мы посадили дочку на поезд. В Москве ее встретила Зинаида Степановна. Мы думали — проучится там полугодие, вылечится, заодно и Москву посмотрит, а летом, по окончании ссылки, мы ее заберем.

Не тут-то было. Для того чтобы учиться, ребенку нужна была прописка, а при живых родителях у бабушек детей не прописывали. Мы сначала думали, что не прописали ребенка из-за меня. Оказалось, не так — бланк с отказом был напечатан в типографии немалым тиражом. Неверным оказалось и наше предположение, что это чисто московский выпендреж — впоследствии в Луге нашей соседке пришлось бегать по инстанциям пару месяцев, чтобы прописать у себя внука-первоклашку, родители которого жили в деревне в трех километрах от школы. В Москве паспортный режим соблюдался строже, чем в Луге, моя теща безрезультатно походила по инстанциям, и Маринка со своим конъюнктивитом к концу каникул вернулась в Нижнюю Омру.

Дальше, как говорится, хочешь верь, хочешь — нет. Я открыл учебник по собаководству. У собак тоже бывает конъюнктивит, и лечат его, капая в глаза альбуцид. Я знал, что альбуцид капают и людям для того, чтобы вынуть соринку из глаза. Стали мы капать Маринке альбуцид — и болезнь прошла. Жена моя утверждает, что и в местной амбулатории дочку альбуцидом лечили, просто зимой конъюнктивиты проходят быстрее. Не знаю, может быть, это и так, но до сих пор, когда дочка мне начинает противоречить, я ей напоминаю, что лечил ее когда-то по собачьему учебнику, так что пусть она много о себе не думает.

 

* * *

 

Маринку мы вылечили, а Иринка отправилась в Питер — отмечаться в квартире. Взяла с собой маленького Вовку и уехала. Мы с дочкой недели на две остались вдвоем. Наконец я получил телеграмму: «Встречай». Встречать их нужно было в Ухте (это часа четыре езды от Нижней Омры). Для поездки в Ухту надо взять разрешение в комендатуре. Я встречал Иринку из таких поездок каждые полгода. Ходил там рейсовый автобус, билет стоил пятерку. Это значит, туда и обратно — 15 руб. Поезд из Питера приходит поздно вечером, а автобус уходит утром, да еще набитый битком.

Нас в это время на работу в другой поселок возили на «своем» автобусе. С шофером, Сашей, у меня отношения дружеские, я

 

помогал ему учиться в заочном техникуме, да и так просто они с женой к нам заглядывали. Я и говорю ему: «Давай в Ухту, семью встретим». — «Ладно». Договорились и о пятнадцати рублях. Поскольку встречу Иринка всегда подгадывала к выходным, с этим проблемы не было. Сели, едем. Вспоминаю, что Иринка просила взять одеяльце для Вовки, а я его забыл. Вдруг стоп, что-то в моторе. Шофер воду из радиатора слил (на улице морозец градусов пятнадцать), возится. Наладил Саша мотор, пошли мы с ним в деревню за горячей водой — холодная замерзнет в остывшем радиаторе.

Залили воду, едем дальше. «Хорошо, что не здесь стали. Тут до жилья в обе стороны километров по двадцать пять», — говорит Саша. Мотор опять барахлит, снова стоим. Выехали мы, имея часа два запаса, прошлая остановка этот запас «съела». Здесь возимся гораздо дольше, я помогаю, что-то держу, какие-то гайки кручу. Наконец мотор заработал. Теперь надо заливать горячую воду в радиатор. Слили немного бензина, намочили тряпки, на этом костре нагрели воды.

Возились часа четыре, с таким опозданием и прибыли в Ухту. Иринка с Вовкой давно в комнате матери и ребенка. Посмотрела на меня жена, ахнула — все лицо в мазуте.

А я думаю, что теперь делать. Ехать обратно с годовалым ребенком на этом же автобусе? А если сломается? В воскресенье дорога пустая, да и отправлять их с попутной машиной рискованно — отправил один свою жену с попуткой в роддом, так ее изнасиловали и чуть не убили. Ждать рейсового? Но тогда Саша с меня эти пятнадцать рублей не возьмет. А ведь парень ночь не спал, мучился. Все-таки решил ехать на «своем» автобусе.

Сижу с Вовкой на руках и в окошко гляжу. Сзади исчезают огоньки — у меня душа в пятки уходит, появляются впереди — душа на место возвращается: теперь-то до жилья дойдем. И так все четыре часа, слава Богу, без всяких аварий. Зашли в дом, положил я Вовку на стол, достал папиросу, даже руки дрожат. «Что с тобой?» Рассказываю Иринке, как маялся всю дорогу. Сначала мне, конечно, попало, что не поехали на рейсовом, потом Иринка согласилась с моей логикой. А тут и дочка проснулась, стала братца разворачивать и укладывать.

Большего страха, насколько я помню, за всю свою жизнь я не испытывал.

 

* * *

 

Потом опять заболела Маринка. Накануне вечером пришла с прогулки веселая и довольная — катались на попе с ледяной

 

горки. Назавтра почувствовала боль, и Иринка пошла с ней к врачу. Тот поставил диагноз «воспаление почек» и дал направление в троицко-печорскую больницу. Туда нас отвезли на «скорой», я подождал, пока дочку осмотрят (диагноз подтвердился), уложат в палату, и отправился домой пешком. Предстояло мне пройти километров двадцать до Нижней Омры, автобус уже не ходил, а утром — на работу. Вышел за поселок. На небе полная луна, на дороге блестит снег. Немного страшновато, вдруг волки? Ну да на шоссе побоятся. Вдруг позади сигналят: «Ты куда собрался? Садись, довезу». Я забрался в кабину попутного фузовика. «Больно храбрые вы стали. Тут ехал один с нашей автобазы, видит: идет мужик по обочине, а сзади, шаг в шаг, медведь-шатун. Наш посигналил, медведь в лес убежал, а прохожий говорит: я бы и сам дошел. Тут его шофер к медвежьим следам подвел. Ехал парень и дрожал всю дорогу».

Меня машина подобрала у самого выезда из Троицка. Так что ни волков, ни шатунов я в Коми так и не видел.

Дочка выписалась из больницы недели через три. Почки у нее оказались ослаблены, и мы еще не раз сталкивались с этой проблемой.