ЭТАПИРОВАНИЕ

Кончились тюрьмы: Лубянская, Бутырская, Лефортовская и спецобъект. После вынесения решения Особого Совещания при МГБ СССР нас, "осужденных", перевезли на Краснопресненскую пересылку, где формировались эшелоны из товарных вагонов для этапирования заключенных в отдаленные места советской каторжной империи.

По специальным нарядам отправляли заключенных также и в классных.

Этапирование в "столыпинских" вагонах бывалые зэки называли "ехать по билету". От них же новички узнавали, какие "преимущества и привилегии" дают эти вагонзаки. В одной из лагерных песенок заключенные пели:

...а вы знаете, что значит,

"ехать по билету?"

Человек любой заплачет,

Познав долю эту...

Вагоны для заключенных появились в царской России во второй половине XIX века. Железнодорожным и водным транспортом для перевозки заключенных начали пользоваться с целью ускорения передвижения, а патентодержателем этого нововведения считался почему-то бывший царский министр П.А.Столыпин. Отсюда и нарекли их "столыпинскими".

В царской России издавна считалось, что само слово этап — это пункт для ночлега и дневки на пути следования арестантской партии. Термин "этап" появился в царской России в начале XIX века. Порядок передвижения заключенных обычно был пешим.

 

Продолжительность следования в таком случае доходила до полутора-двух лет.

Этапное препровождение арестантов и сами этапы существовали до конца 1917 года.

С приходом к власти большевиков этапы прекратились, ибо сразу же была создана Чрезвычайная Комиссия (ЧК), принявшая на себя, вернее, присвоившая себе функции суда. Эта пресловутая ЧК аннулировала суды, судопроизводство, всякое понятие о законности и приговаривала людей, руководствуясь лишь революционной "совестью", которой не было и в помине, к единственной мере наказания - расстрелу.

Если попал в ЧК, то надежды выйти оттуда не было. Оттуда только выносили или вывозили полные грузовики трупов.

Эх, яблочко,

куда котишься?

В ВЧК попадешь,

Не воротишься!

Конечно, при такой Фемиде этапы оказались ненужными. Все решалось сразу на месте: человек заподозрен, арестован, осужден и уничтожен.

Прошло лишь несколько лет. Был создан первый на нашей грешной планете концентрационный лагерь на севере страны, в Соловецком монастыре, и снова потребовалось отправлять арестантов от места осуждения к месту отбывания наказания, снова возникли этапы.

Как известно - Россия не Монако.

Человека осудили, скажем, в Крыму или на Украине, а отбывать наказание отсылали туда, где не надо собирать виноград, но надо пилить лес и добывать руду, а это только на Севере, за Полярным кругом или в заснеженных просторах Колымского края.

Для восстановления разрушенной Первой мировой, а затем и гражданской войнами страны требовалось большое количество леса и лесоматериалов. Вокруг страны стояли огромные массивы девственных лесов, но разрабатывать их было некому. Добровольно ехать на лесоразработки никто не хотел, а мрачный опыт соловецкой каторги показал, что человека легче укротить, чем норовистую лошадь.

 

Ужасы, творимые ЧК, страх перед этими двумя буквами повергали в дрожь самого невинного человека, особенно интеллигентного, вина которого была лишь в том, что он образован, что он интеллигент. Само слово "интеллигент" звучало как слово "враг".

Великий софист Ленин понимал, что интеллигенция была основной творческой силой в революционном движении России. Он предвидел, что она может оказаться столь же опасной и для создаваемого им режима, власти насилия и тирании, захватничества и грабежа, завуалированных словом "экспроприация". Многочисленные факты из истории русской интеллигенции подтверждают высокую оценку роли интеллигенции в революционной борьбе и в выработке революционных идей.

Будучи по своей природе человеком жестоким, мстительным и беспощадным, он решил одним махом расправиться не только с царизмом, буржуазией, но и с интеллигенцией. И началось массовое ее истребление.

Интеллигенция уничтожалась по любому поводу и без повода, а рядом шло разрушение страны. Заводы, фабрики, шахты, транспорт дошли до последней стадии разрухи.

Когда же кончились войны, мировая и гражданская, была провозглашена новая экономическая политика - НЭП и настал восстановительный период. Для оживления всех отраслей народного хозяйства требовались специалисты: инженеры, техники, экономисты, словом, люди всех профилей науки и техники, т. е. люди интеллигентного труда, часть которых уже была уничтожена. Немногие оставшиеся отказывались служить революционному молоху.

Тогда-то и был брошен излюбленный большевистский лозунг:

"Не можешь — научим; не хочешь — заставим".

Научить, конечно, было некому, зато заставить большевики умели. И началась массовая облава на интеллигенцию по всей стране: людей науки, техники, искусства и вообще интеллигентного труда хватали повсеместно, по всей стране. Чекисты "работали" с полной нагрузкой и даже с перегрузкой.

В самой ЧК оберкаратель Дзержинский создал две коллегии: большую и малую. Первая отправляла людей "на луну", т. е. выносила только решение о расстреле, а вторая вербовала на каторжный труд.

 

Тысячи и тысячи людей интеллигентного труда по ночам арестовывали, загоняли в подвалы ЧК, а затем заочно, без суда и следствия приговаривали к длительным срокам заключения. И снова потребовались этапы.

Если при Столыпине требовались месяцы, чтобы сформировать партию арестантов для одного этапа, то чекистам требовалось формировать по нескольку партий заключенных ежедневно. Разумеется, столыпинских вагонов не хватало для перевозки заключенных. Потребовались эшелоны. Одна четвертая часть вагонов товарного парка была передана чекистам. Эти вагоны переоборудовали на тюремный лад: на люки навешивали железные решетки, тормозные площадки превращались в наблюдательные вышки, на крышах вагонов устанавливались прожекторы, специальная сигнализация, телефонная связь. Однако не устранялась необходимость и в пеших переходах. Поезда довозили заключенных до места, где кончалось железнодорожное полотно, а дальше надо было идти пешком.

С целью предотвращения побегов заключенные концлагеря, как правило, строились вдалеке от железнодорожных станций, и приходилось шагать до намеченного пункта строительства лагеря десятки километров, в зимних условиях по-целинному снежному покрову, а летом — по топким заболоченным местам.

В товарных вагонах транспортировали также и солдат. Общеизвестна норма: сорок человек или восемь лошадей, но люки и двери с обеих сторон не закрываются. По обеим торцовым стенкам нары в два этажа, на каждой по десять человек.

При этапировании заключенных эта норма не соблюдается. В вагон заталкивают шестьдесят, а нередко и семьдесят человек. Те же двухярусные нары из неструганных досок и тоже по десять человек на каждой наре, плюс "метро", т. е. на полу под нарами и в проходе между ними. Вторая дверь вагона заколачивается наглухо. Возле нее в полу прорезается отверстие для отправления естественных надобностей. Процедура признается необходимой даже для заключенных. Оправка, как по большой нужде, так и по малой, разрешается только во время движения поезда. Опорой при оправке служат собственные колени, и горе тому, кто не сумел "сжонглировать" и запачкал даже край отверстия в полу. Полсотни озлобленных судьбой человекоподобных накинутся на провинившегося не только с бранью, но и кулаками, пинками и заставят очистить. Ни метелки, ни швабры, ни даже тряпки

 

нет. Хоть голыми руками, но и воды нет, чтобы вымыть руки. Со всех сторон раздаются дикие крики и ругательства. Это отдушина. Это облегчение души. Сорвать зло, накричать на кого-то. Не только же на меня кричать, дай-ка и я на кого-то покричу. Становится легче на душе.

Зимой в вагоны ставят круглые чугунные печурки, труба выводится на крышу вагона. Уголь дают по норме — ведро в сутки (100 грамм на человека) и только на больших, узловых станциях. Пока печка горит — тепло. Кончится уголь, начинается замерзаловка. Сверх нормы даже половину ведра не жди.

Воду для питья дают два раза в день, по два ведра на вагон. Как правило — зимой остывший кипяток, летом — обжигающий.

Этапы в летнее время в любых вагонах, товарных или столыпинских - иначе как душегубкой назвать нельзя. Если немецкие душегубки, газенвагены, были рассчитаны на быстрое уничтожение людей, то советские этапы, напротив, рассчитаны на долгосрочные муки и страдания заключенных. Особенно страшны были этапы в товарных вагонах. Эти вагоны обшиты тонкими дощечками, крыша покрыта железом. Под лучами солнца стенки и крыша вагона накаляются до такой температуры, что дотронуться до них невозможно. Тела людей в сплошной испарине. Мокрые от пота тела выделяют удушливое испарение аммиака. Обмороки, тошнота, сердечные припадки. Известно много случаев умопомешательства. Стучать в дверь или вагонную обшивку запрещено. Дозваться криком невозможно. Проходит несколько часов, прежде чем начальник конвоя соизволит подойти к вагону, а если подходит, то не для того, чтобы оказать помощь, но чтобы наказать за стук. Открывая дверь, он не выясняет причину вызова, а сразу же выдергивает несколько человек, которые ближе к дверям, оставляя пострадавших без помощи.

Известно также много случаев, когда люди умирали в вагонах, не дождавшись медицинской помощи. Тогда мертвецов клали у самых дверей, чтобы ускорить их вынос из вагона. Такие случаи заключенных не огорчают, напротив, даже радуют тех, которые лежали рядом. Становилось свободнее лежать.

Однако товарные вагоны имеют и некоторые преимущества перед столыпинскими. Оправка. Если в столыпинских вагонах выпускают на оправку всего два раза в сутки, от чего заключенные страдают больше, чем от голода, жажды или умопомрачительной духоты, то в товарных вагонах заключенные могут

 

оправляться по мере надобности. Опять же, если эшелон не стоит на станции или где-то в тупике.

Столыпинские    вагоны купированы и имеют определенное количество мест. Каждое купе было рассчитано на 6 человек. Но такой порядок был только во времена ужасной "столыпинской реакции".

В наше же "прогрессивное" время разрешается втиснуть в такое купе 20 человек даже до тридцати. Конечно, стенки вагона раздвинуть невозможно, зато можно сжать человека. И сжимают заключенного до предела. В таких случаях первые полки для лежания, кроме багажной, поднимаются, и на полу усаживаются в два-три ряда по 6-7 человек, тесно прижавшись друг к другу. На двух вторых полках укладываются "валетом" по два человека на каждой и на самой верхней, багажной, 6-8 человек.

Как уже говорилось, вода для питья выдавалась также два раза в сутки. Как известно, заключенным в дорогу выделяют сухой этапный паек, состоящий из 600 граммов черного хлеба, селедки и одной столовой ложки сахара.

Заключенные понимают, что селедка вызывает жажду, которую утолять будет нечем, но "голод не тетка" и зэки съедают то, что есть, чтобы сколько-нибудь утолить муки голода, не думая, что обрекают себя на еще более страшные муки от жажды. Припоминается случай в Лефортовской тюрьме: после утренней поверки через "кормушку" закрытой двери заключенным камеры отсчитывали положенное количество хлебных паек. У самой двери стояли "параши". Дежурный по камере нечаянно уронил пайку и она попала в парашу. Надзиратель видел, что хлеб лежит в параше, но возместить отказался. И тут произошло то, что человеческий мозг понять отказывается. Дежурный извлек хлеб из параши, облил его водой и съел. Мы были поражены до глубины души, а кто-то сказал: "Не удивляйтесь, голод не знает морали".

Это тонко продуманная система перманентной пытки, которую трудно описать. Это даже не "Сад пыток", а "Империя пыток".

Как видно, голод, жажду, холод, жару, страдания, унижения, оскорбления, пытки и издевательства заключенному приходится вытерпеть еще до того, как он попадает на коммунистическую каторгу, где     уготована, в лучшем случае, смерть, которая избавит    от горьких мук и страданий, а в худшем - долгие годы жалкого бесправного существования.