НА ФРОНТ

Дней через десять после Нового года я пошел в военкомат, как говорится в разведку, посмотреть, как там дела.

По коридорам сновали работники, пытаясь хоть как-то обустроить свое разоренное помещение.

Меня направили в комнату, где за столом сидел военный, а вокруг него на полу несколько ящиков, видимо, с документами.

Разговор состоялся короткий, но конкретный.

— Документы есть? — спросил военный.

Я подал ему паспорт и приписное свидетельство. Он посмотрел первый лист, потом прописку и все это записал в тетрадь, лежавшую перед ним. После чего документы возвратил.

— Жди, вызовем.

Когда я собрался уходить, он вновь спросил:

— У немцев не работал?

—Нет.

— На что жил?

— Доедали запасы.

— Почему остался?

— Ждал вызова в военкомат.

Я показал документы об отсрочке от призыва на два месяца. Покрутив его в руках, снова спросил:

— Почему не ушел к партизанам?

— А где они? — ответил я вопросом на вопрос.

— Если бы хотел, нашел. Ладно, иди, вызовем, — закончил он беседу.

Вызов пришел в последних числах февраля сорок второго.

«Наконец-то, — с облегчением подумал я, — а то просто неловко перед соседями, да и перед самим собой». В военкомат шел с радостью, с надеждой, что попаду на фронт.

Прошел медицинскую комиссию, и мне назначили день явки. В указанный день из таких, как я, сформировали команду в сто человек, построили и шагом марш. Думали на вокзал, ан нет, вместо фронта попал в хлюстинские казармы.

Навстречу вышел командир в новых ремнях и двумя кубиками в петлицах. Он объявил:

— Вы прибыли в учебную роту 58 запасного стрелкового полка. Фронту нужны пулеметчики, и за две недели мы сделаем из

 

вас хороших бойцов. Будем заниматься от темна до темна. Времени нет — война. Сейчас прямо здесь помполит сделает политинформацию, потом обед.

Командир повернулся и ушел. Покормили нас хорошо, и политинформация была хорошая. Худшее ждало впереди. Здание казармы стояло без окон и дверей. Оконные проемы забиты железом, двери тоже. Только узкий проход завешен куском брезента. Ни кроватей, ни нар нет. Отопления тоже нет, а на улице мороз за двадцать. Холодище страшный.

В большом зале нас разбили на три группы повзводно, покормили еще раз и отпустили готовиться ко сну. Света нет, в темноте кажется еще холодней. Ни о каком сне не могло быть и речи. Никто не решался лечь на холодный, насквозь промерзший пол. Все топтались, раздумывая, что делать. Наконец, кое-как улеглись, тесно прижавшись друг к другу. Немного согрелись, но сразу начали мерзнуть ноги, и все время кто-нибудь вскакивал и отплясывал дикий танец, пытаясь согреться.

Промаявшись всю ночь, утром набросились на помкомвзвода. Видя, что ему с нами не справиться, доложил командиру взвода.

К нам вышел вчерашний командир, свежий, чисто выбритый, подтянутый, с начищенными до блеска сапогами. Он молча стоял перед нами, и от его вида шум заметно поутих. Постояв какое-то время, он начал:

— Вы что, к теще в гости пришли? Пуховики, одеяла вам подавай? Вы солдаты. Скоро пойдете на фронт, в окопы, в блиндажи. Там русской печки с лежанкой нет, и на морозе, в снегу придется спать. Здесь условия приближенные к фронтовым, и лучше не будет, не ждите. Привыкайте.

С этими словами он резко повернулся и ушел, а мы начали привыкать.

Станковой пулемет «Максим» — машина тяжелая. Меня назначили в пулеметный расчет вторым номером. Так и таскал я пулеметный станок колесами к спине утром под горку за Оку на занятия и обратно в гору с занятий.

К концу пути спина становилась мокрой. Ноги за день ползания по снегу промокали насквозь, а сушить негде. И так каждый день.

Через три дня такой жизни добрая половина новобранцев кашляла, как из бочки. Меня тоже мучил кашель, видно, от жестокого бронхита. Некоторые сидели с высокой температурой и на за-

 

нятия идти не могли. Видя такое дело, командир вызвал фельдшера из полковой санчасти. Тот отобрал с десяток температурящих и, раздав таблетки, собрался уходить. И тут меня словно осенило. Подойдя к фельдшеру, спросил:

— Вам фельдшеры не требуются?

— А ты что, фельдшер?

— Да, — ответил я.

Он записал мой фамилию. На другой день меня вызвали в санчасть полка. Обратно я не вернулся.