ОКСАНА
К Гданьску подошли, когда там все было кончено. Немцы погрузились на пароходы и уплыли в свой фатерлянд. Разбитые власовцы разбежались по всей округе, пытаясь затеряться в людском потоке и избежать ожидавшей их кары.
Масса людей двигалась из немецкой неволи на восток. Наш путь лежал на запад, на Одер. И вот однажды произошел интересный случай, о котором с трудом вспомнил много лет спустя.
Как-то летом поехали мы с сыном на юг, покупаться в теплом море, позагорать на песочке.
Приехали в Евпаторию. Облюбовали местечко на пляже и стали ходить туда каждый день.
Вскоре мы покрылись бронзовым загаром, просолились в морской воде и стали настоящими курортниками-дикарями.
Пляжная публика в основном была постоянная, отдыхала не меньше месяца. Занимали облюбованное место и загорали по мере сил и здоровья. Детвора не вылезала из воды, а взрослые коротали время, кто как мог.
Однажды невдалеке от нас расположилась новая семья: папа, мама и двое ребят. Белокожие, незагорелые они были типичными новичками.
Ребята пропадали в море, а родители то беспокоились, то искали их, то кормили. В общем вели нормальную пляжную жизнь.
Проходя как-то мимо лежащей на песке женщины, я невольно обратил внимание на то, что на ее шее выделялся белый рваный шрам.
Смутная мысль промелькнула в мозгу: где-то этот шрам я уже видел. Но где, видимо давно и случайно. Эта мысль не давала покоя несколько дней, и я непроизвольно к ней возвращался.
Наконец, в памяти всплыла одна мимолетная встреча.
Было это давно, десяток лет назад, в конце войны, в Померании. В памяти всплыли картины тех лет все яснее и яснее, и я убедился, что это именно та женщина. За это говорил шрам на шее.
Выбрав момент, когда она осталась одна, подошел и, извинившись, заговорил:
— Вы, наверно, заметили, что мы с сыном отдыхаем здесь, рядом. И вот, глядя на вас, я вспомнил одну давнюю встречу. Скажите, в сорок пятом вы были в Германии?
Женщина удивленно посмотрела на меня.
— Вы можете не отвечать, но мне кажется, что один раз мы там встречались.
— Да, я была тогда в Германии, но вас не знаю. Она смотрела настороженно, с открытой неприязнью, явно не желая продолжать разговор.
— Извините, я не хотел вас обидеть, но там в сорок пятом на хуторе у дороги, по которой шли люди из фашистской неволи, произошел случай с девушкой Оксаной.
При этом имени женщина встрепенулась, глаза ее повлажнели. Она с трудом произнесла:
— Боже, неужели это вы? Я искала вас долго, но тщетно. Кроме вашего имени, я ничего не знала. Мама моя молилась, чтобы вы остались живы. Видно, Бог услышал ее молитвы, и вот вы здесь.
А тогда...
Вечерело, после трудного дня танковый взвод остановился на отдых. Пообедав, мы вышли во двор и расположились на ступеньках дома.
Это был обыкновенный немецкий хутор, добротно построенный, с обширными надворными постройками. Здесь было несколько сараев, амбар, скотный двор с отдельной кухней для скота.
Хутор был пуст, ни людей, ни скота, ни птицы, только по дороге, пролегавшей рядом, бесконечным потоком двигались люди. Шли русские, чехи, поляки и бельгийцы, украинцы и французы.
Над дорогой стоял разноязыкий гул. Кто шел налегке, кто ехал на велосипеде, кто толкал перед собой тележку с узелками и другим скарбом.
Шли женщины, подростки, мужчины, дети. Шли радостные, оживленные. Шли домой. И не было конца этому гомонящему людскому потоку.
Но вот в вечерней тишине раздался сдавленный крик. Мы невольно прислушались. Крик повторился, но не на шоссе, а со стороны одного из сараев. Кричала женщина по украински: «Ратуйте». Крик повторился еще раз. Был он отчаянный, зовущий.
Встав и вынув из кобуры пистолет, я направился через двор. Крик стал слышнее. Осторожно приоткрыв дверь, вошел в сарай. Там на цементном полу сидела девушка, изо всех сил сопротивляясь парню в гражданской одежде. Он стоял рядом и грубо срывал с нее одежду, одновременно пытаясь ее повалить. Она звала на помощь, а он бил ее по лицу кулаком.
— Хальт! Хенде хох! — крикнул я первые пришедшие в голову слова. Парень обернулся, выхватил из кармана пистолет.
Думать было некогда, судьбу решали секунды, и я выстрелил раз, два. Он упал, вздрогнул и замер.
Девушка вскочила, кое-как оправила платье и бросилась ко
мне, словно ища защиты. Но видя, что ее обидчик мертв, остановилась
Она пыталась что-то сказать, но глухие рыдания сдавили ей горло. Прижав руки к груди она смотрела на меня глазами, полными слез.
— Кто ты, как сюда попала?
Долго она молчала, приходя в себя, наконец, тихо сказала:
— Оксана я, из Киева. Вот иду из неволи домой.
Говор был мягкий украинский.
— Как ты попала сюда?
Девушка застеснялась, опустила голову.
— По нужде зашла, а здесь этот, — кивнула она в сторону убитого. Все было ясно.
— Как мне благодарить вас? Где найти?
— Не надо искать. Да благодарить не за что. Другой раз будь осторожней, не ходи одна. Ну, пошли.
Мы вышли из сарая, и тут я заметил на шее у нее рваный, недавно заживший шрам. Взяв девушку за руки, я довел до шоссе.
— Будь счастлива, Оксана. Доброго пути тебе.
— Скажите хоть, как вас зовут?
Я сказал ей, так мы и расстались.