* * *
Люблю Отчизну я родную,
Ее безбрежные леса,
Когда чрез леса дебрь густую
Увижу в блеске небеса.
Люблю обители святые
И чудный звон их неземной,
И главы древние златые,
И стены белые с резьбой.
Люблю я храмы вековые
И их священный полумрак,
Оклады древние златые
И тишину целебных рак.
Люблю, когда, как мириады,
Пред ликом Девы Мариам
Горят во множестве лампады
Или курится фимиам.
Люблю, когда в часы вечерни
Или полунощи ночной,
Или в часы святой обедни
Идут все иноки толпой.
Идут ко храму во смиреньи
Храня священный Божий страх,
В молитве, подвиге, говеньи,
С молитвой тихой на устах.
И канонархов возглашенье
На двух священных клиросах,
И ликов стройное схожденье,
И лица строгие в слезах.
Мне любы старцы в лапоточках
С древянной палочкой в руке,
Старушки-путницы в платочках
С холщовой сумкой на спине.
И часто, часто умиленье
Объемлет душу всю мою,
Когда слепцов я слышу пенье
Про Страшный суд, про свет в раю.
* * *
С рыданьем горьким и слезами
Я прихожу к тебе, о Кремль святой!
Какими я воззрю очами
На тя, алтарь земли родной?
Стоишь, стоишь ты, как опальный,
И как повинный заключен,
Стоишь безмолвный и печальный,
От древней славы отлучен.
Ветшает храм святой Успенья,
Забытый, хладный и пустой,
Не слышно в нем святого пенья,
Нет лика Девы Пресвятой.
В тиши, под сенью полной мрака
Петра святого гроб стоит.
Святых мощей закрыта рака,
Пред ней свеча уж не горит.
А где же Чудова обитель?
И Алексия гроб святой?
Ее коснулся разоритель
Своею дерзкою рукой.
Оставлен всеми гроб Ионы,
России теплого отца
Им утишались слезы, стоны
И врачевалися сердца.
Филипп святитель почивает
Во мраке темном и пыли,
К нему уж ныне не взывает
Народ плененныя земли.
Святой Руси Первопрестольник
Здесь Ермоген святой лежит,
Но Православия поборник
Народом также позабыт.
Закрыты наглухо нещадно
Кремля святого алтари,
Святые храмы, где недавно
Венчались русские цари.
Стоит в безмолвье одиноком
Архистратига Божий храм.
И спят во сне, во сне глубоком
Орлы Руси святыя там...
Но как поведать я дерзну,
Что Вознесения обитель,
Ее святую старину
Попрал нещадно разоритель.
Не пощадил он прах священный
Ни Евфросиньи, ни цариц.
Но ископал он гроб смиренный
Российских кротких голубиц.
Иван Великий, славный, чудный,
Ты нашу славу разделял
И в час годины тяжкой, бурной
Ты с Русью вместе воевал.
И над тобой ругался гордый
Коварный галл Наполеон.
Но ты остался прежний, твердый,
А он во прахе низложен.
Когда-то час пасхальный ночи
Ты доброшумно возвещал.
И сердца мысленные очи,
И душу к Богу возвышал.
Но ныне страждет вся Россия.
Умолкла Вышнему хвала.
Молчишь и ты, святой ветия,
Молчат твои колокола...
* * *
Лазурное небо склонилось над нами,
Был чудный апрельский ликующий день
Под вешними все оживало лучами,
Манить начинало в прохладную тень.
Из ближнего храма до нас доносился
Веселый торжественный праздничный звон,
Далеко, далеко он ввысь уносился,
Но скорбную душу не радовал он...
Мы грустно сидели пред мрачной тюрьмою,
С решетками окна глядели на нас,
И сердце сжималось тяжелой тоскою,
И слезы невольно катились из глаз.
Чем больше кругом оживала природа,
От сна пробуждаясь холодной зимы,
Тем каждого больше манила свобода,
Казались мрачнее и стены тюрьмы.
Но вот стук замка - и раскрылись пред нами
Тяжелые створки железных ворот.
И тесными узники вышли рядами,
Толпясь расступился пред нами народ.
В рядах заключенных был он, наш Святитель,
В молитву сердечную весь погружен.
Высокого сана достойный носитель,
Приветлив и светел, как Ангел был он.
Он вышел и твердою бодрой стопою
Прошел величаво, спокойно вперед,
Живою его окружая стеною,
Потоком широким стремился народ.
Смотрите, вот пастырь-изгнанник пред нами,
Святой панагией украшена грудь.
Сияя любовью, как будто лучами,
Готов он в далекий отправиться путь.
Кругом восклицанья и вопли, и слезы,
Прощай наш Святитель, наш пастырь родной.
Напрасно суровые слышны угрозы,
Напрасно толпу разгоняет конвой.
О! Дайте взглянуть на страдальца Христова,
Пустите поближе к нему подойти...
Услышать его заповедное слово,
И с болью сказать ему наше прости...
Не делайте более тяжким прощанье,
Зачем здесь сверкают стальные штыки?
Но нет, вас не тронут мольбы и рыданья,
Но нет, не понять вам сердечной тоски!
Оставьте угрозы, не бойтесь восстанья,
Поверьте, наш узник от вас не уйдет.
Не сам ли внушал он всегда послушанье,
Не сам ли смиренью учил он народ?
Пред вами не злобный преступник, мятежник,
Не страшный разбойник, убийца и вор.
Смотрите, как часто с мольбою прилежной,
Он к небу возводит свой праведный взор.
Он Господа молит за паству родную,
Он молит за всех - за врагов, за друзей.
Стремился он каждую душу больную
Согреть и утешить любовью своей.
Иди же, невинный Святитель-изгнанник,
Твой путь незнакомый тернист и далек,
Но Бога слуга и достойный избранник,
Не будешь ты с Ним никогда одинок.
Да будет всегда Он с тобою незримо.
Иди же, Христу уловляя людей,
И чудное имя нося Серафима,
Небесной любовью, как он, пламеней.
Будь яркой звездою в далеком изгнаньи.
Как здесь ты светил, так свети же и там,
Но верим, настанет конец испытанью
И снова во славе вернешься ты к нам.
Приснодеве
О, Дево Чистая, Святая,
О, Мати Бога всех Творца.
Каким блаженством трепетала
Твоя Пречистая душа,
Когда впервые Ты узрела
Младенца Господа Христа,
И плод девического чрева
Своим Ты Сыном нарекла.
Скажи, как в ясли положила
Иль как повила пеленой.
Улыбкой прежде подарила
Иль умиления слезой?
К груди Своей Его прижала
Иль преклонилась перед Ним.
Или стопы Его лобзала,
Или беседовала с Ним.
И что вещал Тебе безмолвно
Улыбкой детской вместо слов?
Назвал ли Матерью покорно
Иль возвестил, что с нами Бог.
О! Мати Дево, чудо девства,
Ты дщерь Небесного Отца.
Святого Духа Ты Невеста,
Мать Сына Божия Христа.