- 38 -

ГЛАВА VIII

 

В мае 1945 года кончилась война. Все говорили, должно быть, последняя в истории человечества. Казалось, самое страшное позади. Но еще трудно было представить спокойную жизнь без страданий, убийств, болезней и голода. Человеческий разум с трудом воспринимал происходящее. Казалось, пройдет месяц, другой и все начнется сначала. Начавшаяся мирная жизнь была очень хрупкой.

Меня определили в обслуживающий персонал советского посольства в Риме дежурным вахтером. Сутки дежурю, двое отдыхаю. Меня это устраивало. Жил в здании на Вио номентано № 16, где до войны находилось посольство Эстонии.

Режим посещения посольства строгий. Проходили только по специальному приглашению. О каждом посетителе обязаны докладывать по телефону и если разрешат — пропускают, провожают. Приходили итальянцы, англичане, американцы, немцы, русские эмигранты.

В свободное от дежурства время бывал в кинотеатрах, репетировал в оркестре Ди Адриано, участвовал в концертах. Как-то посчастливилось попасть в оркестр театра. Слушать неповторимых мастеров итальянской сцены! Соприкоснуться с вечно живым источником вдохновения! Это бывает раз в жизни. И я ценил те мгновения, запомнил их навсегда. Я открыл для себя необъятные перспективы оперы. Какое необыкновенное сочетание театрального действия музыкального сопровождения

 

- 39 -

и исполнительского мастерства! Поражали особенно развернутые массовые едены, декорации, вокальные возможности певцов. Какие голоса у Вениамина Джилли, Тито Гоби! То было неповторимое время, которое сейчас вспоминаешь с большим волнением. Обидно только, что за последующие годы я, практически, не смог услышать исполнителей такого полета.

В честь первого Дня Победы посол устроил официальный торжественный прием, на котором было много приглашенных.

Вместе с другими работниками советского учреждения мне пришлось обслуживать гостей. Дипломатический прием — это не то, что наше застолье, похожее на партийное или профсоюзное собрание с длинными и скучными речами. Гости свободно расхаживали с рюмками по залу, пили маленькими глотками, закусывали фруктами, знакомились друг с другом, разговаривали, много общались. Мне было любопытно наблюдать со стороны за Михаилом Алексеевичем Костылевым, нашим послом в Италии. Он покорял своей интеллигентностью, аккуратностью и общительностью.

Посол подходил к каждому человеку, всех поздравлял с Победой над фашизмом, желал всего наилучшего и успехов.

Когда Михаил Алексеевич направился в мою сторону, я подумал, что он хочет сменить опустевшую рюмку, но она оказалась полной.

М. А. Костылев подошел ко мне с женой, маленькой, очень подвижной женщиной, которая приветливо улыбялясь

— Поздравляю с днем Великой Победы,— сказал посол и попросил взять рюмку,— Много слышал о тебе, Толганбаев. Выпьем за твое здоровье.

От неожиданности я сильно смутился, не зная, как себя вести в таком случае. Наконец пробормотал:

— Спасибо, товарищ посол, за душевное отношение.

Тогда он был моим самым высшим руководителем и первым человеком, который поднимал тост за мое здоровье.

Через несколько дней передали ответственное поручение М. А. Костылева — выучить со всеми сотрудниками посольства новый Государственный гимн Советского Союза. Понял, что мне оказывают большое доверие.

Дали ноты, присланные из Москвы. Проиграл для

 

- 40 -

себя мелодию и узнал довоенную песню А. Александрова «О Ленине», много раз слышанную по радио. Теперь слова были другие:

Союз нерушимый республик свободных

Сплотила навеки великая Русь.

Да здравствует созданный волей народов

Единый могучий Советский Союз.

Мне нужен был концертмейстер, человек аккомпанирующий хору. В посольстве таких людей не оказалось, и я обратился к заведующему хозяйственной частью Солобкову за разрешением пригласить музыканта со стороны.

— Ему придется платить? А сколько? Надо, чтоб разрешил М. А. Костылев!

Пожилой итальянец-пианист, которого я нашел, согласился аккомпанировать за довольно скромную плату. Он с большим уважением и любовью относился к СССР и советским людям, ему даже льстило участие в предстоящей работе.

Каждый вечер на спевку собиралось человек шестьдесят. Пианист аккомпанировал, а я играл. Гимн выучили быстро и потом исполняли в торжественных случаях.

Признаюсь, что поручение посла подняло меня в собственных глазах. С тех пор старался любые поручения выполнять так, чтобы никто не мог упрекнуть меня в самой малой небрежности или недисциплинированности.

Мне разрешили в свободное время играть в итальянском симфоническом оркестре, ездить по стране. Купил в Италии скрипку «Штайнер», с футляром, двумя туртовскими смычками и другими принадлежностями.

Но как ни прекрасна была итальянская земля, небо, море, города, люди, мне все чаще и чаще снились казахские степи, лица родных, друзей, запах полыни. Неужели буду видеть их только во сне?

Еще тогда, когда были в Таранто, из Парижа по радио прозвучало выступление советского генерала Голикова. Он говорил от имени и по поручению И. В. Сталина. Я, как сейчас помню, его слова.

— Война не бывает без жертв, без потерь. И все, кто остались в плену у врага, не виноваты в том, что случилось. Соотечественники могут спокойно вернуться домой,

 

- 41 -

где ждет вас Родина, ждут матери, жены, братья, сестры, дочери и сыновья. Возвращайтесь!

И. В. Сталин продолжал оставаться для меня великим человеком, заботливым отцом, вождем всех народов. Как же его не боготворить? На фронте и даже в плену мы свято верили в него. Как же не вернуться, если он зовет нас?

Выступление генерала Голикова волновало до слез. Ведь Родина не прокляла, не забыла, не отвернулась.

Правда, знал в Италии и других людей. Помню, как в Таранто привели в лагерь пепемещенных лиц роту пленных власовцев, как они отказались заходить в зону, кричали:

— Или расстреляйте здесь, или отправляйте в лагерь для немецких военнопленных. Мы не русские, мы не советские!

У одного, носившего на груди немецкие ордена, полковник Яковлев спросил:

— Зачем тебе они?

— Я ради них воевал! — ответил тот и с презрением посмотрел на него.

Понял, не с ними я. Мне надо домой! Только домой. Написал послу заявление. Он долго не отвечал, потом уговаривал не торопиться, все хорошенько обдумать и взвесить. Не мог понять, почему он не хотел отпускать, а я твердил одно:

— Не могу больше. Отошлите на Родину. Тысячу раз потом разговаривал сам с собой. Спрашивал и отвечал однозначно.

— Ты не жалеешь, что тогда в сорок пятом вернулся в Советский Союз, в Казахстан? Чего тебе не хватало в Италии? Для тебя там начиналась новая цивилизованная жизнь, открывалось большое будущее. Ты уже получил там прекрасную работу в симфоническом оркестре, пользовался признанием в кругу профессиональных музыкантов.

— Я ни о чем не жалею!

— Может быть, ты обманываешь себя? — спрашивал внутренний голос.— Легче всего обмануть себя.

— Я не обманываю ни себя, ни других, нет! Все, что со мною случилось — это моя судьба. Не знал, конечно, даже не догадывался, что испытаю после возвращения. Не чувствовал за собой никакой вины перед родиной, перед своим народом, совестью.

 

- 42 -

— Все, кто вернулся, не считали себя преступниками!

— А кто есть преступник? Это тот, кто с оружием в руках воевал против Красной Армии и союзников, кто служил в войсках СС, в карательных отрядах, сжигал села и города, убивал стариков и детей. Таких людей было немало! Преступление совершали и те, кто, будучи в плену, сознательно готовился к борьбе против Советской власти, кто шпионил, наушничал, доносил. Я же не имел с ними ничего общего! Смысл жизни — не в сытом благополучии, а в высокой духовности, иначе человек превращается в грубое животное. Так говорил Абай. Счастье в том, чтобы быть со своим народом и со всеми людьми, населяющими мой Казахстан. На Западе, как бы ни преуспевал и не набивал желудок хорошей пищей, не одевался в красивые тряпки — ты там чужой! И как бы ни было трудно на родине, знал, что буду среди своих, рядом с такими же простыми советскими людьми.

Итак, возвращаюсь домой. Прощай, Европа!! Увижу ли я тебя когда-нибудь еще?