ГЛАВА XI

 

На очередном допросе, я, как по нотам, разыграв сценарий, придуманный мной и Раимбеком, стал «английским шпионом». Следователи торжествовали победу, им этого оказалось мало, все требовали дополнительной информации. Моей фантазии не было предела. Однажды Багаутдинов спросил меня:

— А Гитлера ты видел?

— Видел. И разговаривал с ним. Багаутдинов даже вспотел от неожиданности. Поверил.

— Где? Когда? При каких обстоятельствах? — и схватился за бумагу, чтобы записывать показания.

Хорошо помню, как захватил меня азарт сочинительства. Спокойно глядя на него, продолжал фантазировать.

— Был у него на дне рождения.

— У кого?

— У Гитлера. Он пригласил меня поиграть на скрипке.

— Тебя одного?

— Там было еще три музыканта. Кларнетист, аккордеонист, ударник.

— Кто такие? Все подробнее рассказывай. Имена назови. Адреса.

— Откуда знаю? Это были немецкие музыканты.

Когда из душной мокрой камеры приводили на допрос в просторный светлый кабинет следователя, я радовался и чистому воздуху, и солнечному свету в окне, несмотря на то, что здесь издевались, как хотели. Все готов был стерпеть, лишь бы растянуть время допроса.

И я, не спеша, со всеми «подробностями» рассказывал о «встрече» с Адольфом Гитлером. Багаутдинов старался записать каждое мое слово.

— Ну вот. Иду по рейхстагу в сопровождении немецкого офицера. Большой зал, кругом люстры, мрамор, ковры. Паркет такой скользкий, и в нем сам себя, как в зеркале видишь.

— Э, хватит про зеркала!—злится, торопится следователь, чтобы добраться до сути.— О самом главном

говори! Что тебе сказал Гитлер?

— Но я подробно, по порядку рассказываю. Дальше так было. Когда я играл на скрипке, Гитлер подошел ко мне с Евой Браун.

— Кто такая?

 

— Жена.

Он мне сказал: «Молодец, хорошо играешь». Тут подскочил официант, на подносе — рюмки с коньяком. Гитлер предложил взять рюмку. Я, он и Ева Браун взяли в руки рюмки. Гитлер сказал: «Выпьем за твое здоровье».

— Почему он так сказал? — насторожился Багаутдинов

— Наверное, потому что понравилась игра.

Я продолжал фантазировать, не думая о том, чем все это закончится, и, кажется, сам уже начинал верить в то, что говорю.

— Откуда родом? — спросил Гитлер.

— Из Казахстана, говорю.

— Где это?

— На границе с Китаем,— отвечаю.— Хина!

— О-о-о! — удивлен Гитлер.— Это далеко. Надо бы тебя, музыкант, домой отпустить. Вот прекратим войну, заключим мир, поедешь в Казахстан, передашь от меня привет своему народу.

— А ты что в ответ? — спросил следователь. А я сказал: «Зачем прекращать войну? Если начали, воюйте до победы».

Багаутдинов был готов ударить меня.

— Вот из-за таких, как ты, и затянулась война! Что было дальше?

— Дальше ничего...

— А где сейчас Гитлер? Он, действительно, покончил с собой, или где-то скрывается?

После войны этот вопрос серьезно волновал не только его.

— Скрывается,— многозначительно сказал я.— Уехал в Испанию к своему другу генералу Франко.

— Откуда тебе известно, что они друзья?

— Не раз видел, как Франко приходил к Гитлеру на день рождения.

— Но как ты узнал, что это был генерал Франко? До войны, как известно, Франко часто изображали Кукрыниксы. Пузатый карлик с топором и многочисленными орденами на мундире. Таким его и обрисовал Багаутдинову.

О моих новых показаниях стало известно начальству. Утром, едва возобновился допрос, в кабинете следователя появился заместитель начальника следственного от-

 

дела подполковник Нишмурзин. Я знал его по предыдущим допросам.

Багаутдинов заставил повторить рассказ о встрече с Адольфом Гитлером. Нишмурзин слушал-слушал, потом вдруг резко встал и заорал на меня:

— Ты что, мать-перемать, за дураков нас считаешь? Думаешь, кто-то поверил твоим басням, сволочь! Говори только о том, что было!

— Говорю, как было,— пробормотал я, испытывая удовольствие от его ярости.

— Заткнись!— крикнул подполковник и поспешно ушел, хлопнув дверью так, что она едва не слетела с петель.

После этого беседы о фюрере прекратились.