ГЛАВА XII

 

Какой-то мудрец сказал, что судья, осуждающий невиновного, осуждает самого себя. Суд над моими судьями, если и состоится, будет не скоро. Сначала на многие вопросы должна ответить история.

Процесс над функционерами Туркестанского Национального Комитета и Туркестанского легиона проходил в Алма-Ате на закрытом заседании Туркестанского военного трибунала без участия сторон обвинения и.защиты. В состав трибунала вошли: председательствующий генерал-майор юстиции Хасбулатов, члены суда полковник Катков, майор юстиции Деброденев, секретарь Шехонин.

Заседала все та же трагически знаменитая сталинско-бериевская чрезвычайная тройка.

Организаторы процесса постарались придать ему большой вес, объявив историческим возмездием народа за измену Родине и великому делу Ленина. Все детали были четко продуманы.

8 апреля 1947 года обвиняемых (по два надзирателя на каждого) ввели через особую дверь в зал. Для каждого из сорока девяти было заранее определено место. Мое — в четвертом ряду с краю.

Справа вдоль зарешеченных окон, выходящих на улицу Виноградова, плечом к плечу стояли солдаты, вооруженные винтовками с примкнутыми штыками. Слева и сзади такой же плотной шеренгой выстроились офицеры различных родов войск. Может быть, для них и разыгрывали этот спектакль с заранее расписанными ролями?

 

 

Рядом с моим стулом стоял капитан в форме авиатора, ни на мгновенье не отрывая от меня взгляда, с противоположной стороны зала так же внимательно наблюдал вооруженный солдат. Как будто я мог в любой момент выхватить из-за пазухи гранату и бросить ее туда, где на специальных местах сидели работники МГБ во главе со своим министром А. П. Бызовым. Все в форме, при всех регалиях. А. П. Вызова несколько раз видел на допросах, только тогда не знал, что он является министром. Долговязый, худой, обычно приходил к следователям в штатском, молча слушал. Узнал рядом с ним сидящих офицеров, своих мучителей. По тому, как они смотрели на нас, нетрудно было догадаться, что, если здесь, на суде, посмею отказаться от выбитых из меня прежних показаний, то личное дело отправят на доследование, я уже не выживу.

Многих из сидящих вокруг себя я знал, других видел впервые. Одних привезли в Алма-Ату из Ташкента, других — из Фрунзе и Ашхабада, третьих — из Душанбе. Как выяснилось на процессе, многих выловили в странах Восточной Европы, кого-то арестовали во время возвращения из плена.

Следствие и трибунал располагали частью архивов ТНК, захваченных в Германии после разгрома фашистов. На.столе перед членами тройки лежали десятки томов с документами и протоколами допросов.

Первыми перед трибуналом предстали члены Туркестанского Национального Комитета. Не помню всех фамилий, но среди них были Н. Сеитов, К. Тныбеков, X. Абдуллин. А. Колдыбаев и другие. Вели они себя по-разному. Некоторые отказывались отвечать на вопросы, а Н. Сеитов, бывший до войны каким-то казахстанским министром, кажется, легкой промышленности, на фронте комиссаром дивизии, а в Берлине членом ТНК, на суде, даже не отходя от своего места, сказал Хасбулатову:

— Не желаю с вами разговаривать! — сел, отвернувшись.

Среди обвиняемых была одна женщина. Узбечка по имени Шарипа-ханум. До войны ее судили по какой-то бытовой статье, срок заключения она отбывала в Западной Украине и в первые же дни войны оказалась у немцев. Как и многих других выходцев из Средней Азии, функционеры ТНК вытащили ее из лагеря и пристроили машинисткой в канцелярии Президента ТНК. Я так

 

и не понял, какой антисоветской деятельностью она занималась, перепечатывая бумаги, и какие дороги привели ее после войны в трибунал. Перед тройкой она говорила только на узбекском языке и требовала себе переводчика.

Меня допрашивали на четвертый день. Хотя, как такового, допроса не было. Председательствующий спросил, согласен ли я с обвинением о шпионаже в пользу Великобритании и подтверждаю ли прежние свои показания.

Прежде чем ответить ему, я оглянулся на следователей еще раз. Нет, не хотелось больше встречаться с ними один на один. Я сказал:

— Все, что написано в протоколе, подтверждаю. Больше мне вам сказать нечего.

Процесс продолжался десять дней. 18 апреля генерал-майор юстиции Хасбулатов зачитал приговор:

— Именем Союза Советских Социалистических Республик Военный трибунал Туркестанского военного округа в составе...

В зале было очень тихо. За окном звучала апрельская капель. Хасбулатов читал громко и торжественно. На каждого из сорока девяти обвиняемых в приговоре — страничка текста: когда и где родился, национальность, образование, перечень предъявленных обвинений, статьи уголовного кодекса.

— Руководствуясь статьями 319 и 320 Уголовного кодекса РСФСР, Военный трибунал приговорил...

Мысленно считал приговоренных к высшей мере наказания: одиннадцать! Моей фамилии нет! Так и должно быть. Мне дадут не более пяти-семи лет.

Председательствующий зачитывал фамилии тех, кому дали по двадцать лет лагерей и по пять лишения прав. Вдруг, как выстрел, слышу:

— Толганбаева Айткеша... (меня?) с применением статьи 51 УК РСФСР, по статье 58-II УК РСФСР лишить свободы в исправительно-трудовых лагерях с поражением в политических правах, с конфискацией всего имущества. Его же по статье 58-10, часть вторая УК РСФСР лишить свободы в ИТЛ сроком на десять лет с поражением в политических правах сроком на пять лет. По совокупности содеянного, на основании статьи 58-16 УК РСФСР лишить Толганбаева Айткеша свободы в ИТЛ сроком на двадцать лет... (сколько?), с поражени-

 

ем в политических правах на пять лет и с конфискацией всего имущества. Начало срока свободы с зачетом времени нахождения в предварительном заключении по делу исчислять с 3 февраля 1946 года. Приговор может быть обжалован в кассационном порядке в Военной коллегии Верховного Суда СССР через ВТ ТуркВО в течение 72 часов с момента объявления данного приговора.

Между прочим, выписку из приговора удалось получить лишь через тридцать восемь лет.