ГЛАВА XIV

 

Фактически культбригадами в Магадане руководила Инна Борисовна Дементьева, неразлучная подруга Гридасовой, директор областного театра, коммунистка, красивая, яркая еврейка с гордой осанкой, холеным лицом и руками, никогда не знавшими черной работы.

Она была отличным организатором всех дел, за которые бралась, пользовалась у начальника большим доверием и авторитетом, хладнокровно вершила вместе с Гридасовой судьбы артистов. Могли возвысить, похвалить человека, могли наказать ни за что и снова помиловать.

Наши с ней отношения в конце концов не сложились. Не мог выносить ее высокомерия и унижающей наглости. Инна Борисовна тоже не терпела строптивых. Вот и нашла, как говорится, коса на камень. В конце концов она настояла на том, чтобы меня отправили в лагерь строгого режима в Якутию.

На прииске Сусуман, где этап сделал остановку, заключенных обыскали и у меня в телогрейке обнаружили моток скрипичных струн, которые раздобыл накануне отправки из Магадана.

— Ты, что, скрипач?

— Да.

Меня направили к Михаилу Давидовичу Рихтерма-ну, администратору местной культбригады. Друг другу понравились и он упросил начальника Сусуманского управления генерала Шемена оставить меня здесь.

Музыка снова помогла мне! Целый год ездил с группой сыльных по лагерям и поселкам. В составе разъездной бригады было человек пятнадцать (все европейцы, я — один казах). На скрипке играл еще один человек. Были кларнетист, трубач, аккордеонист, флейтист, ударник, тромбонист, певцы и танцоры. Больной старик Кише, московский дирижер, писал оркестровки «Лебединого озера», «Спящей красавицы» и других произведений П. И. Чайковского. Я оркестровал популярные танцы и арии из оперетт Кальмана.

На приисках нас многие уже знали в лицо и по имени, помнили репертуар. Однажды перед концертом по-

 

дошёл ко мне молодой казах, только что поднявшийся на поверхность из шахты. Оборванный, грязный, с одежды стекала вода, еле-еле держался на ногах от усталости.

— Агай! Спасите меня. Погибаю.

— Кто ты? Откуда?

— Моя фамилия Омаров. Вы знаете Жамал Омарову, нашу певицу? Я ее брат Аблай! Из Алма-Аты. Если останусь в шахте, я помру.

Не было времени расспрашивать, за что и на какой срок осудили. Успел только сказать:

— Чем же могу тебе помочь, дорогой? Разве я начальник конвоя, или кто?

Но после концерта, прошедшего, как всегда, с успехом, все-таки решился обратиться к нарядчику лагеря.

— Тот парень, Аблай Омаров—мой родственник. Нельзя ли что-нибудь для него сделать, например, перевести на другие работы?

Нарядчик ничего не ответил мне, но на следующий день Аблая перевели из шахты домработником к начальнику лагеря, и джигит выжил, вернулся в Алма-Ату. До сих пор при встрече горячо благодарит меня.

Всегда старался, чем мог, помогать тем, кто ко мне обращался с просьбами. Не все, конечно, удавалось и не каждый платил благодарностью за участие.

Как-то М. Д. Рихтерман сказал, что в женский лагерь Сусумана доставили под конвоем моего «злого гения» Инну Борисовну Дементьеву. Сначала даже не поверил своим ушам. Что могло случиться? Как ее не спасла подруга? Оказалось, что их осудили вместе с Грида-совой на десять лет за злоупотребление служебным положением, проще говоря, за присвоение материальных ценностей в особо крупных размерах. Первые дамы магаданского края выписывали для Дома культуры дорогие хрустальные люстры, ковры, гардинные ткани, большую часть которых растаскивали по своим домам. Никакие родственные связи и высокие знакомства не помогли.

Злорадства по этому поводу не испытывал. А Инна Борисовна, попав в лагерь, узнала, что скрипач А. Тол-ганбаев продолжает выступать с концертами, пользуется успехом у зрителей и авторитетом у начальства. Она сориентировалась и через женщин, участниц лагерной художественной самодеятельности попросила навестить ее.

 

Почему же не встретиться,— подумал я,— и не поддержать человека, оказавшегося в беде? Тем более, что теперь мы на равных пребываем здесь.

Позабыв обиду, купил какой-то подарок, кажется, флакон одеколона, и отправился «на свидание».

Да, тяжело вот так в одночасье потерять положение, власть, комфорт и оказаться бесправной заключенной. И. Б. Дементьева впала в глухое отчаяние, искала спасения. Вспомнила, что в Сусуманской культбригаде кроме меня есть и другой ее знакомый — бывший солист киевской оперетты Владимир Незнамов. Инна Борисовна попросила, чтобы мы вдвоем похлопотали за нее перед М. Д. Рихтерманом и генералом Шеменом.

Те, конечно, знали ее организаторские способности, администраторскую хватку, и в конце концов перевели женщину в управление. И. Б. Дементьева немедленно приступила к руководству эстрадным коллективом, наведению порядка и дисциплины.

Недолго помнила она добро. Оставаясь верной своим привычкам, любила, чтобы все подхалимничали перед ней, оказывали всевозможные услуги, подносили подарки. Я терпеть этого не мог!

Случилась стычка, последовала и другая, и в конце концов одним росчерком пера, упиваясь своей властью, Инна Борисовна решила мою судьбу, отправила в штрафную. Знай, скрипач, англо-американский шпион, свое собачье место!

Пошел кочевать по приискам, но уже не как музыкант, а как лишенный всех человеческих прав заключенный. Проходили дни, месяцы, годы. Вплоть до 1955 года, до освобождения по Указу К. Е. Ворошилова, кем только не приходилось работать! Добывал золото, кочегарил, мыл полы, стирал белье, чистил сортиры и т. д.