ГЛАВА XV

 

Теперь позволю себе воспользоваться воспоминаниями женщины, с которой встретился в те годы на Крайнем Севере. Она прислала дневниковые записи в день моего шестидесятилетия, как подарок. Я очень дорожу ими.

Тамара Ивановна Федосимова приехала в Сусуман по своей доброй воле. Когда познакомились, она работала экономистом совхоза.

Вот некоторые страницы, присланные мне в «пода-

 

рок»: «Поручили мне выпускать стенгазету. Дело знакомое, занималась им в школе и в институте. Но тут оказалось рисовать нечем. Не было в конторе ни красок, ни кистей, даже цветных карандашей. Стала искать, пошла к клубному художнику Давиду Исаковичу Уткису. Талантливый, глубоко интеллигентный человек, не огрубевший, не ожесточившийся за десять лет ссылки, любил повторять: «Ничего-ничего, справедливость восторжествует!» Предсказание сбылось, Д. И. Уткис был в конце концов реабилитирован, восстановлен в партии, вернулся в Москву и стал заниматься любимой работой. Когда пришла за красками, Давид Исакович мог предложить только масляные, потому посоветовал сходить в мужской лагерь, где при клубе был хороший художник. «У него,— сказал он,— можно раздобыть акварельные краски».

Выписала пропуск в зону и направилась в лагерь. Чего-то побаивалась, ждала увидеть там мрачное и мерзкое царство. А войдя в клуб, ушам не поверила. В полутемном холодном здании услышала звуки скрипки. Еще не видела того, кто играл, но музыка, захватила меня.

Наконец увидела в глубине зала скрипача, который вдохновенно играл, не замечая меня. Это был азиат, точнее, казах. Казах-скрипач!

Стояла зачарованная и слушала. Он показался мне высоким и стройным, а, может быть, просто очень худым. На голове — шевелюра пышных черных волос, лицо тонкое с выдающимися скулами, нос горбинкой, глаза прикрыты.

Что он исполнял? Не припоминаю. Но что-то прекрасное.

Потом узнала, что его зовут Айткеш, и руководит он эстрадно-симфоническим оркестром, который состоит из ссыльных музыкантов. С того дня старалась не пропустить ни одного концерта Айткеша, где бы ни выступал его оркестр, если, конечно, не на дальних приисках, куда трудно было доехать.

Помню, вот он выходит на сцену в черном костюме, белой рубашке, темном галстуке-бабочке. В улыбке сверкают красивые зубы. Как заворожительно играл! Непостижимо!

Вскоре я вышла замуж. Из Сусумана мы переехали в поселок Берелох, где муж работал на автобазе. Он то-

 

же играл на скрипке, вернее, пытался извлекать из нее какие-то звуки.

Однажды вечером купала свою двухмесячную Наташку. Внезапно открылась дверь, из коридора потянуло холодом, ведь была зима, термометр показывал 55 градусов мороза. В доме, конечно, тепло, но я инстинктивно прикрыла собой дочку и заворчала, чтобы поскорее закрыли дверь.

Смотрю и глазам не верю. В комнату вместе с мужем вошел он — мой скрипач. Он представился:

— Айткеш. Все зовут Гришей или же Григорием Ивановичем.

Ну, Гриша, так Гриша. У меня в тот вечер не было возможности познакомиться поближе с музыкантом, торопилась закончить купание дочки, и пока возилась с ней, Айткеш-Гриша ушел. Надолго ушел. На несколько лет. В тот день, его, оказывается, отчислили из культбригады и отправили в шахты.

За что? — терялась в догадках.— Как можно содержать в этих диких условиях талантливого человека с такой артистической душой и музыкальностью? Это же кощунство! Это преступление!

Муж вскоре рассказал мне все об Айткеше. Что-то узнал от него самого, что-то услышал от разных людей в зоне. Оказывается, в четырнадцать лет Айткеш поступил в музыкальное училище, не зная ни одной ноты, а на втором курсе уже играл 2-й концерт Виотти. Он был ранен на фронте и попал в плен к немцам. Господи, как несправедлива судьба!

Приехав на Север, работала экономистом совхоза, а выйдя замуж, устроилась в военкомат, где постоянно сталкивалась с бывшими военнопленными. Они состояли на особом учете, каждые три месяца приходили отмечаться. С середины 1953 года многим разрешили выехать в центральные районы страны. А где же Айткеш? — думала я.— Что с ним? Что такое он мог совершить? Неужели только то, что, попав в плен, не смог плюнуть в лицо врагам и с гордо поднятой головой пойти на виселицу, как поступали многие другие? Но ведь не все были героями!

Иногда нам с мужем удавалось узнать о местонахождении Айткеша, и мы старались помочь продуктами или одеждой. В те годы особенно трудно жилось заключенным.

 

Потом узнала о том, какую роль сыграла И. В. Дементьева в судьбе гордого и доверчивого Айткеша. Не раз видела я эту надменную подлую особу. Помню, как она, доставленная под конвоем в Сусуман, носила себя по городу, словно не проворовалась в Магадане, и не предала Айткеша после того, как музыкант помог ей вырваться из лагеря. Как же я ее ненавидела!

И вот настала зима 1955 года. Все, как могли, готовились, к новогодним праздникам. Однажды вечером, как четыре года назад, муж вернулся с работы вместе с Айткешем. Парня только что освободили. Не могу сказать, что изменился сильно со времени нашей первой встречи. Те же пышные волосы, та же белозубая улыбка, те же глаза. В руках держал скрипку и никаких больше вещей не имел.

Муж сказал, что Гриша немного поживет у нас... Дом-то просторный, выделили комнату. Через некоторое время муж помог ему устроиться на работу в Дом культуры руководителем музыкального коллектива.

В наш дом пришла настоящая музыка, я с упоением и любовью слушала, когда в свободное время Айткеш играл для меня «Цыганские напевы» Сарасате, «Муки любви», «Радость любви», Крейслера, «Чардаш» Монти, «Венгерские танцы» Брамса, «Полонез» Огинского. В такие минуты хотелось встать на колени и молиться. Но не Богу, а ему Айткешу.

Новый 1956 год мы встречали вместе. Сначала были у кого-то в гостях, потом почти до утра танцевали в Доме культуры. Айткеш, как всегда, много играл. В ту новогоднюю ночь поклялась себе, что дочь станет музыкантом, чтобы в доме моем всегда звучала музыка.

Больше не слышала игры Айткеша. Вскоре А. Толганбаев уехал на родину. Первое пианино, завезенное в магазин Берелоха, муж купил дочери. Наташа с отличием закончила Сусуманскую музыкальную школу, затем поступила в Свердловскую консерваторию. Теперь подрастает у меня внучка, которая занимается в специальной музыкальной школе и виртуозно играет на скрипке.

Ее отец, мой зять, тоже скрипач, говорит, что дочка играет лучше него. Возможно, так и есть. Но слушая внучку, по-прежнему вспоминаю те годы, проведенные на Дальнем Севере, и казахского Паганини — Айткеша».

Ах, Тамара Ивановна, Тамара Ивановна! Спасибо

 

Вам за добрые воспоминания. Спасибо за то, что Вы были тогда и за то, что Вы есть на белом свете.