МОЙ УЧИТЕЛЬ

       Нам не дано предугадать,

     Как Слово наше отзовется,

       И нам сочувствие дается,

         Как нам дается Благодать.

Ф. Тютчев

Поколению Л. С. Полака много плохого досталось. Хотя некоторым из нас, вступившим в жизнь после 1953 г., тоже несладко пришлось, все же времена оказались куда более «вегетарианскими».

Впервые я увидел Л. С. Полака (далее ЛСП, Лев, Шеф) весной 1963 г. Будучи инженером одной из подмосковных «шарашек», я пришел к нему в институт (тогда ИНХС АН СССР) «на смотрины»—с подачи своей супруги (брюнетки) и ее подруги (блондинки), работавших в том же институте. Я планировал податься в аспирантуру и искал что-нибудь «по профилю» (я закончил в 1960 г. физфак МГУ). Отношение названных дам к ЛСП (да и, практически, всех женщин любых спектральных оттенков) можно описать только безумно восторженным «О, Полак!», которым они отвечали на любые вопросы о последнем. Дамы, придерживая с двух сторон за руки, подвели меня в полутемном институтском коридоре к плотному коренастому человеку невысокого роста с показавшимся мне огромным черепом и залепетали что-то вроде: «Вот он, ничтожный, хочет к Вам, о Великий, в аспирантуру...»

ЛСП протянул мне руку и на какую-то секунду задержал взгляд на моем лице Выражение его глаз трудно забыть. За эту секунду оно изменилось от изучающе подозрительного до слегка заинтересованного и напомнило мне «ссыльных людишек», которых я часто встречал в Новосибирске и его окрестностях, где я проживал с родителями до 1954 г. Вышеупомянутые дамы рассказали мне, конечно, о почти двадцатилетних мытарствах молодого питерского профессора в ГУЛАГе и о сохраненной им способности остаться профессором в лучшем смысле этого слова после всего перенесенного. ЛСП стал и для меня на долгие годы Учителем, и не только по профессии, он многому меня наставил и «по жизни». Так что из того, что я здесь сообщаю,

 

 

очень многое прошло через «фильтр», установленный в моем сознании Л. С. Полаком.

Помимо уже упомянутого страстного обожания женщин, ЛСП отличала его способность практически с первого взгляда, «сходу» угадать основные способности пришедшего к нему человека. «К другим берегам корабли да барки, а к нам все говно да палки»,—часто говаривал ЛСП по уходе посетителя и добавил однажды: «Мой учитель, академик Крылов, который, кстати, терпеть не мог «вонючих интеллигентов», т. н. белоручек, всегда так говорил, видя подобную рожу». Я поинтересовался как-то, откуда у него эта способность, и ЛСП поведал мне одну из многочисленных лагерных историй о некоем «медвежатнике»-пахане, державшем «всю зону за шестерок», который был весьма мудрым человеком и передал ЛСП секрет управления людьми. Вот слова Шефа: «Вы никогда не были в ситуации, когда за две минуты надо составить мнение о человеке — от этого зависит жизнь».

Организаторские способности ЛСП меня поражали. ЛСП никогда не лез в мелочи, но предельно отчетливо формулировал задачу, помнил данные им поручения и довольно жестко требовал их выполнения. Не помню случая, чтобы кто-нибудь из многочисленных его сотрудников сознательно не выполнил его распоряжения. Невыполнение было связано или с леностью сотрудника, или его неспособностью, или с какими-то объективными причинами, обусловленными обычно материально-техническими трудностями.

Не всегда и идеи Шефа вызывали энтузиазм. Был такой случай. Я сижу в своей комнате в лаборатории ЛСП, заглядывает сотрудница и с каким-то восторгом вопит диким голосом: «Овсов, в клетку ко Льву!». Это означает, что мне следует немедленно явиться в кабинет ЛСП. Захожу в кабинет, дверь которого всегда открыта настежь. Кроме ЛСП там находится незнакомый мне человек. «Анатолий,— обращается ко мне Шеф,— вот человек, имярек, просит нас выделить из нашей плазменной струи электроны — ведь их у нас там только куры не клюют. Какая там у нас концентрация?» — «Ну, максимум что-то около 10¹⁷ в кубическом сантиметре можно получить». — «Вот видите,—начинает впадать в состояние эйфории ЛСП,— поставьте магнит посильнее, и электроны налево, ионы направо, двое сбоку—ваших нет, как говорится. Ну, сколько вам в вашем приборе нужно?»—обращается ЛСП к посетителю. — «Нам и на порядок меньше достаточно, но только чтобы полностью отделить от ионов». — «Так! Бросайте все остальные дела, Анатолий, и немедленно займитесь только этой проблемой. Это же для наших друзей—электронщиков!». К сожалению,

 

я не был столь широко образован, как ЛСП, но о предмете своих исследований кое-что уже знал и понимал, что задача практически невыполнима. Пришлось как-то осторожно искать выход из сложившейся ситуации, пытаясь, не компрометируя ЛСП, убедить последнего, что идея сама по себе великолепна, но «при современном состоянии техники» неосуществима.

В этой связи я с удовольствием вспоминаю знаменитую «историю с белым углеродом», непосредственным свидетелем которой мне пришлось быть. В какое-то время в лаборатории ЛСП работали, стажировались, учились в аспирантуре более 30 человек. В некоторых лабораторных комнатах выполнялись исследования по двум-трем темам, работали по нескольку человек. Однажды дверь в одну из таких густонаселенных комнат широко распахивается, и в комнату стремительно входит Шеф в компании с пожилым и молодым мужчинами Остановившись посредине, ЛСП хорошо поставленным голосом торжественно изрекает: «Я прекращаю все, я повторяю,— ВСЕ — работы в этом помещении. С сегодняшнего дня здесь будет решаться фундаментальнейшая, кардинальная проблема современной химии — получение белого углерода! Анатолий,—обращается он, увидев меня среди ошарашенных сотрудников,— вы, естественно, в силу известной ограниченности не имеете ни малейшего представления о белом углероде?» — «Ну, не только о белом, но и о черном-то почти ничего не знаю»,— отвечаю. «Так! Вот они, сотрудники, никакого от них толку! А вот они,— указывает ЛСП на пришедших с ним мужчин,—работают—блеск! Мы поможем вам,— обращается он к ним,— получить белый углерод в плазме. И столько, сколько вам нужно. Это кардинальный вклад в современную химию. Я прекращу здесь все работы, и все сотрудники будут заниматься только проблемой белого углерода! Юра!—обращается Шеф к Ю. А. Иванову,—и вы, Юра,—это к Ю. А. Лебедеву,— представьте мне завтра план освобождения комнаты и вместе с нашим молодым коллегой (указывает на молодого гостя) — план размещения установки для получения белого углерода!». К счастью, оба Юры были уже весьма опытны в отношении импульсивности ЛСП, и им удалось с минимальным ущербом для своих исследований разместить в комнате остов установки для получения белого углерода. Неплохо вначале работавший «наш молодой коллега» впоследствии почему-то «скис», и затея кончилась ничем.

Но эти два примера — только исключения. Ведь, например, предложение ЛСП о развитии плазмохимических исследований также было принято к исполнению внезапно, импульсивно и оказалось настолько плодотворным, что позволило лаборатории ЛСП к середине 80-х годов занять, без сомнения,

 

 

ведущее место в этой области в мире (по меньшей мере, в отношении фундаментальных исследований).

Поистине огромны заслуги ЛСП в деле издания трудов великих физиков и математиков (Герца, Фридмана, Больцмана, Гамильтона, Ньютона и др.) Чудовищная работоспособность ЛСП вызывала «белую» зависть. Помимо скрупулезного руководства лабораторией и издательской деятельности в отношении классиков науки, ЛСП на общественных началах читал лекции для сотрудников института по современным методам физических и физико-химических исследований и проводил огромную работу «во всесоюзном масштабе» по организации семинаров, конференций, симпозиумов по плазмохимии.

ЛСП — блестящий оратор, чему способствуют его глубокий ум, широчайшая эрудиция и великолепная память. Ораторское искусство Шефа особенно впечатляло нас, молодых его сотрудников, ибо все остальные ораторы, которых нам приходилось слушать, страдали, за редким исключением, поистине патологическим косноязычием. Помню времена, когда «речи Шефа» записывали на магнитофоне — настолько они были великолепны. Темы выступлений — чрезвычайно разнообразны, но никогда не касаются «политики». Часто, на очередном семинаре (а их было множество—это, несомненно, хобби ЛСП) какой-нибудь занудливый докладчик вдруг коснется интересной для ЛСП темы,— и последний минут 15—20 буквально ошеломляет слушателей водопадом фраз и, главное, содержательных фраз, из которых можно узнать массу нового или увидеть предмет обсуждения в совершенно ином, ярком, остроумном толковании. Мне запомнились несколько таких минилекций, например, касавшихся Больцмана, Гамильтона, уникурсальности времени, теории ошибок и др. Мне представляется сейчас, что ЛСП был счастлив именно в эти моменты. Даже «страх», часто мерещившийся мне в его взгляде, уходил (слово — неточно, поэтому кавычки, а правильное слово так и не удалось подобрать).

Этот страх резко контрастировал с обликом умного, талантливого, очаровательного человека. Меня это как-то огорчало, а когда я впервые столкнулся с явным проявлением этой черты ЛСП,— я был морально подавлен. Случилось это в Риге, где происходила очередная конференция по плазмохимии. По окончании конференции организаторы последней устроили банкет в местном ночном клубе, куда я пришел в назначенный час вместе с ЛСП. Шеф был в костюме и, что для него совершенно не характерно, в галстуке. На мне же была довольно потертая замшевая куртка. Одетый в смокинг швейцар клуба—огромный бело-рыжеватый детина с водянистыми глазами навыкате, пропустив ЛСП, остановил меня и сказал с сильным акцентом: «Ви

 

не пройдет!» — «Почему? Вот мой билет». — «Вам следует одеть костюм, какой у нас принят в вечерний сеанс!» ЛСП стал вежливо пояснять, что мы — участники конференции и пришли собственно не на сеанс в клубе, а на банкет — детина послушал секунду и вдруг рявкнул на ЛСП что-то вроде: «А вы помолчать и идите, пока вас пускаль!». ЛСП вдруг сник и с каким-то раздражением стал мне выговаривать: «Ну вот, Анатолий, всегда у вас что-то не так, выкручивайтесь сами»,— и ушел в банкетный зал. В глазах его было то же, уже знакомое мне выражение страха.

«Не верь, не проси, не бойся» — ставшие общеизвестными ГУЛАГовские правила. По существу, эти правила противоречат библейским канонам, ибо: верь в Него, бойся Его и проси Его, и тебе воздается. Существующие в двумерном пространстве этих правил не ведают о третьем измерении — Вере в Бога — и не видят выхода из своего двумерного существования. Мне представляется, что ЛСП практически никому и ни во что не верил (за исключением, возможно, великих физиков), и я знаю, что просил он лишь «пятачок на проезд» у сотрудников и никогда не ходил к начальству просить ни за себя, ни за других. Не ходил потому, что, как мне кажется, смертельно ненавидел советских начальников, этих двуликих жертв/палачей, и в такой же мере боялся их. Мне хочется думать, что этот страх вколотил в ЛСП ГУЛАГ, где он старался выжить девятнадцать бесконечных лет. Мне хочется так думать потому, что ЛСП дорог мне и как Учитель, и как в общем неплохо ко мне относившийся человек, видевший меня насквозь и терпеливо сносивший мои многочисленные недостатки. Сейчас, когда вот уже несколько лет мы видимся лишь изредка, мне ясно, что ЛСП составил огромную часть моей жизни — и далеко не самую худшую.

Простите меня Учитель, за откровения мои, «бо писал не Ангел Божий, а человек грешен»

Профессор А. Овсянников

Январь 1996