КРИВОЕ

 

Мне было 5 или 6 лет, когда меня туда еще раз привезли летом. К тому времени отец с матерью уже разошлись, но, наверное, была между ними договоренность об этой поездке, и, видимо, по инициативе отца, так как взяли меня туда без матери, у которой уже не было никаких отношений с семьей отца. Не любили там мою маму, бабушке и теткам я был мало интересен - и отлично это понимал. Как-то мама мне сказала, что золовка - от слова зло и что наша семья распалась в большой мере из-за золовок, ну и, само собой, свекрови.

Отец их всех нежно любил, заботился о них, пока был дома. А им для отца хотелось «партию» в соответствии с их родовитостью и богатством, а не простенькую девушку из местечковой семьи, да еще и с «левыми» взглядами. Они не были ни добрыми, ни умными людьми, им не было доступно понять горячую натуру матери, ее ум, доброту - все ее высокие человеческие качества.

Впрочем, думаю, что им и никакая другая невестка не пришлась бы по вкусу.

А вот дед очень любил маму, но слишком рано умер, чтобы помочь сохранить нашу семью.

В этот приезд Кривое запомнилось мне в первую очередь слугами. О них мы с мамой, конечно, и понятия не имели, а в Кривом, казалось мне, было их слишком много.

Роскошные обеды на заплетенной плюшем веранде. Прогулки по огромному саду - делу рук Иосифа Магомета; сад стоял еще в

 

1963 году, хоть и невероятно запущенный. Выезды на прогулку по окрестностям в запряженном четверней - двумя парами одна за другой - ландо - открытом фаэтоне, в котором сидят друг против друга. Встречные кланяются.

В Октябрьскую революцию бабушка с двумя дочерьми как раз оказалась в Кривом. Не было и речи, конечно, чтобы местные могли их обидеть. Но в начале 1918 года, когда пришли новые люди, им пришлось бежать в чем были. Помогли селяне - пациенты деда и друзья отца.

Добрались они сначала до Москвы, к тетке Мане, страшно там бедствовали, затем - после смерти отца - вернулись в Киев всей семьей, потом - снова в Москву, там и остались. Кое-как приспособились.

До революции тетки Нина и Саша так и не вышли замуж, хоть и было, как говорится, «все при них»: воспитание, внешность, да и приданое. Все, кроме доброты и уживчивости. Саша побывала замужем в 20-х годах, детей не было. Маня тоже была бездетной. Нина так и осталась бобылкой.

Моя жизнь мало была связана с отцовскими сестрами. В 1929 и 1940 годах, когда меня сажали, они страшно пугались, всячески старались остаться в стороне; правда, это не относилось к тете Мане. Я их хоронил одну за другой: в 1955 - Маню, в 1964 - Сашу и в 1974-Нину.