- 134 -

ПРИЕЗД СОЛЬЦА

 

У степных казахов было свое устное радио, называвшееся «узун-кулак», то есть длинное ухо. Сколько было примеров непостижимо быстрой передачи новостей из конца в конец огромного степного края, притом точно, без малейшего искажения.

Свой «узун-кулак» был и у ссыльных, я так и не смог выяснить, как он срабатывал; но важная новость всегда доходила до нас быстро и своевременно.

Таким манером узнали мы ранней весной 1933 года, что по Казахстану совершает инспекционную поездку генеральный прокурор СССР Сольц и что в Петропавловске он приостановил большое дело о вредительстве на мясокомбинате, освободил всех обвиняемых и извинился перед ними на общем собрании коллектива.

У наших социал-демократов нашлись люди, знавшие о Сольце и даже встречавшиеся с ним лично. По их рассказам, это был один из самых молодых сотрудников Ленина, одна из ведущих фигур в партии сегодня, порядочный и добрый человек, в партийных верхах называвшийся «совестью партии». Занимал различные важные

 

- 135 -

партийные посты, недавно стал генеральным прокурором. По наклонностям - отчаянный театрал.

Среди партийных ссыльных была обсуждена возможность приезда Сольца в Павлодар. Было решено: если появится - ни в коем случае к нему не ходить.

В это время большой голод у нас подходил к концу, трупов на улице почти не встречалось. Но с продуктами было еще очень худо. По-прежнему существовала на окраине огороженная зона, куда собирали «откочевников». Кроме очень дорогого базара, единственным местом, где можно было поесть за деньги, была так называемая «коммерческая столовая» - грязная харчевня, где давали ужасную похлебку из зеленых помидоров и какую-то сухую кашу. Я там иногда обедал.

Как-то захожу туда в обеденный перерыв - а было, кажется, начало мая - и вижу за столиком троих, явно нездешних. Двое высоких молодых людей и третий, небольшого роста пожилой еврей, с огромной седой шевелюрой, лицо интересное, типа старого кинорежиссера, умное и проницательное.

Неужели Сольц? Тут же связался я с остальной ссыльной публикой, и верно - Сольц!

Уже известно, что не пошел он жить в приготовленные для него в райкоме апартаменты, а поселился в единственной в городе гостинице - очень примитивных номерах, впрочем, вполне чистых. Питается со своими двумя секретарями там, где я его уже видел. И что всех желающих принимает у себя в номере без всяких формальностей, и что к ссыльным благосклонен, к молодым в особенности.

После его отъезда выплыло, что почти все политические ссыльные у него побывали, тайком друг от друга.

Прошел день или два - и насел на меня приятель мой Никоненко, чтобы я непременно сходил к Сольцу: не пожалею.

Ну что ж, иду вечером. В тех номерах постояльцев называли «пассажирами» - дежурная говорит, что такой пассажир и впрямь у них живет, сейчас дома.

Стучу, захожу. Действительно, троица из столовой. Сольц встает, пожимает мне руку, приглашает сесть, спрашивает, чем может быть мне полезен. Вблизи - несвежее, набрякшее лицо старого, больного и очень уставшего человека.

 

- 136 -

Говорю, что я ссыльный, что ссылку получил по такому-то делу, осужден за «агитацию и организацию», но ни того, ни другого не было, нет и материалов таких в следственном деле.

- Значит, считаете себя невиновным? - спрашивает Сольц.

- По этим статьям, - отвечаю, - конечно, нет; мог бы признать недоносительство, да и то с натяжкой. Но, - говорю, - пришел не с этим, особых жалоб нет, а вот просил бы перевести в другое место ссылки, где мог бы работать по специальности, конструктором-механиком.

- Хорошо, - говорит с добродушной улыбкой Сольц, - ваша просьба о переводе будет удовлетворена. Принесите заявление.

Чуток опешил я от такой скоропалительности, но поблагодарил и вышел. Остановился в коридоре закурить. Тут выходит из номера один из сольцевских молодых людей - и ко мне:

- А вы напишите заявление о полном освобождении из ссылки

- Что толку, - отвечаю, - я уже писал в прокуратуру СССР, даже не ответили. А он:

- Но ведь товарищ Сольц - генеральный прокурор, и его подпись сразу решит дело; пишите!

Пошел я в свою контору, поблизости, писать заявление. Решил, что не мог же секретарь такого лица выйти за мной по своей инициативе. Ясно, что его Сольц послал.

Подумав, написал, что прошу, дескать, освободить ввиду невиновности, а если это невозможно, то перевести в такое место, где бы я мог работать по специальности - и перечислил несколько подходящих казахстанских городов.

Через 15 минут я снова был в номере у Сольца, где за это время появился начальник нашего ГПУ. Сольц бегло взглянул на мое заявление, кивнул и продолжал разговор с начальником. Извинившись, спрашиваю, будет ли удовлетворена моя просьба, Сольц отвечает:

-Да, будет.

Еще раз извинился и спросил, как и когда я узнаю о результате.

- Вот через него, - показывает Сольц на начальника ГПУ, - и еще до моего отъезда.

 

- 137 -

Снова я извинился:

- А когда вы уедете?

Улыбнувшись бестактности вопроса, Сольц ответил:

- Дня через три, - и вежливо со мной попрощался. Сразу же после этого зашел я в несколько семей ссыльных, о которых догадывался, что они тоже побывали там же. У всех - эйфория. А у Никоненки жена, оказывается, водила к Сольцу с какой-то небольшой жалобой - так он ей предложил написать заявление о полном освобождении мужа! И плюс к тому неожиданно прочел ей лекцию, чтобы она не понимала превратно происходящие в Казахстане события, то есть голод и смертность, уже проявлена гуманность - и все наладится, чем ее немало удивил, так как она ни словом об этом не заикнулась.

Все беспартийные ссыльные сияли и укладывали чемоданы. Партийные молчали, но и у них настроение явно улучшилось. Ни в течение трех дней, ни до конца срока, ни у меня, ни у одного из тех ссыльных, что были у Сольца и получили его заверения - ничего не изменилось. Но спустя что-то около месяца после отъезда Сольца появилась в «Правде» его статья о... казахстанских театрах. Это было все, что он мог сказать после поездки в этот несчастный край.

Никто из нас так и не понял, для чего он проделал этот балаган с заявлениями и обещаниями.

Спустя 3 или 4 года, уже в Москве, попал я в семью Гарфов, родственников моего институтского соученика Жени Гарфа. Муж, кажется, Арнольд Карлович его звали - русский немец, социал-демократ, провоевавший первую мировую войну добровольцем во французской армии, по идеологическим соображениям. Жена, Софья Ивановна, русская - тоже социал-демократка, не припоминаю ее девичьей фамилии. В 1900-х годах были они в эмиграции в Швейцарии, слыхали о моих родителях, может, и встречались с ними, уж не помню.

В разговоре выплыла фамилия Сольца как одного из политэмигрантов того времени, и я сказал, что встречался с ним. Принялись они с интересом меня расспрашивать. И рассказал я, как он обидел людей, и главное - зачем ему это было нужно?

И тут Софья Ивановна (подпольная кличка «Зося») горячо на меня накинулась. Сольца она знает больше 30 лет, это ее большой

 

- 138 -

друг, человек кристально чистый, и, конечно, не мог он сознательно провоцировать ссыльных на эти заявления, чтобы создать себе на этом какой-то политический капитал (я высказал такое предположение). А причина была, по ее словам, в том, что он страдает сильным склерозом и тут же все забывает (это генеральный прокурор!)

- Зачем же секретари? - спрашиваю.

Тут она снова с возмущением на меня накинулась, уж очень ей хотелось спасти доброе имя своего друга. И разговор сошел на нет.