ПОЕЗД ИДЕТ В ПЕТЕРБУРГ

Раннее весеннее утро ясное, дышит прохладой. Мы едем через город на таллиннский железнодорожный вокзал. Хиллар Ванаселья, зять Йоханнеса, везет нас к поезду. Хиллар, инженер по образованию, уже на пенсии. Тайми, дочка, единственный ребенок Йоханнеса, работает врачом в Финляндии, в Ювяскюля. Взрослые дети Тайми и Хиллара живут в Таллинне: дочь Тульви работает художником на предприятии кожевенных изделий, сын Тауно занимает руководящую должность в банке.

Вот и вокзал, билетные кассы. На стенах — информация об отходящих и прибывающих поездах, вокруг целеустремленно спешащие люди, некоторые сидят на скамейках в зале ожидания. Вокзалы одинаковы повсюду в мире. Отсюда уезжают, сюда возвращаются.

Йоханнес уже заранее купил билеты, но сколько они стоят — говорить не хочет. Мы направляемся в Петербург, чтобы там посмотреть на те самые места, где более шестидесяти лет назад началась череда трагических событий. Длинная тюремная эпопея Йоханнеса началась в тюрьме «Кресты», тогда город назывался Ленинградом. Этот прекрасный город на Неве снова стал Петербургом после августовского путча 1991 года. В этой стране в последние годы произошли громадные перемены. Было такое ощущение, что ураган исторических событий бесследно унес с собой события большой давности.

Эстония вот уже несколько лет как независимое государство. Двуязычие наглядно проявляется в названиях улиц: на табличках они даны по-эстонски и по-русски. Из полутора миллионов жителей Эстонии третью часть составляют русские. Сосуществование бок о бок двух национальностей — процесс не безболезненный, этому в Эстонии сейчас только учатся.

При Сталине роковую роль в судьбе Йоханнеса также сыграло его финское происхождение. Национальность, а также церковная деятельность были причиной того, что он стал «неблагонадежным».

Мы садимся в поезд, который идет до Нарвы, до нее 235 километров. На вокзале в Нарве до отхода русского поезда на Петербург у нас есть два часа времени.

Поездка на поезде предстоит интересная.

 

В чистом вагоне мы легко находим себе удобные места, хотя в это субботнее утро пассажиров довольно много. Путешествовать с Иоханнесом приятно, хотя в глубине души я не все могу понять в его жизни. Ведь я росла совершенно в иных условиях, в независимой стране, за благо которой именно поколению Йоханнеса пришлось понести тяжкие жертвы. В душе я чувствую благодарность тогдашним руководителям Финляндии и поколению моих родителей. А вот путь народа-соплеменника оказался иным, однако очередная страница истории уже перевернута и здесь. Народ, получивший независимость, стоит на пути новых свершений и исторических перспектив. Он свободен и готов трудиться на благо возрождения.

Эстония и Финляндия, будучи соплеменниками и соседями, связаны общностью судеб и тогда, когда роковые события позади.

Видя мою настойчивость, Йоханнес в конце концов говорит, сколько стоили билеты. Два билета до Петербурга оторвали пятую часть от его месячной пенсии, а вместе с обратными это обошлось чуть не вполовину. Как же люди живут?

— Многим приходится трудно, — отвечает Йоханнес. — Особенно тяжело в условиях дороговизны. Цены сильно поднялись, они обгоняют доходы людей. Раньше в продаже были только основные продукты питания, — дешевые. А теперь в магазинах изобилие, но цены просто огромные, в том числе и на продукты питания.

Эстонцы, однако, народ терпеливый, ждут лучших времен. Независимость так дорога им, что ради нее они готовы к жертвам. Надеются, что в дальнейшем, когда Эстония станет крепче экономически, будет лучше. Независимость дает людям силы и веру в будущее, хотя предстоит еще долгий путь практического закрепления независимости и обустройства жизни народа.

Йоханнеса больше беспокоит духовное будущее своей страны и то, как люди относятся к Богу. Он сетует, что многие склонны больше поклоняться маммоне, нежели Богу. Маммона не дает ни счастья, ни благословения, но народ, который возлагает надежды на Бога, будет стоять крепко. Он вынесет трудности и лишения. Богатство праведного духа рано или поздно благословит и материальное благополучие.

Йоханнес рассказывает, как несколько дней назад он читал проповедь по случаю Дня матери.

— Какие сегодня матери, такими будут завтра и молодежь, и народ. Что посеем в душах молодежи, то и будем пожинать через пару десятков лет. Но тогда уже трудно будет сделать урожай другим. Конечно, и отцы играют важную роль, но особенно это относится к матерям, — подчеркивает Йоханнес.— Мать всегда ближе к ребен-

 

ку, она воспитывает в нем справедливость, честность, невинность, учит его молитвам.

Йоханнес знает, что нынешняя молодежь сталкивается со многими факторами влияния, будь то школа, приятели — все окружающее общество.

— Но если добрые понятия своевременно привиты, они никуда не исчезнут, оставаясь в юной душе, и когда-нибудь да проявятся, несмотря даже на сильные невзгоды, а может, даже и под влиянием этих невзгод, — при этом они закрепятся еще сильнее. Буря испытывает на прочность. Сооружение, которое ее не выдержит, сгорит и превратится в пепел, который вполне будет пригоден как основа для выращивания добра, — философствует Йоханнес. — Будет ли народ Эстонии в будущем красивее, лучше? — спрашивает он и тут же отвечает: — все будет завиееТь от того, какие ныне матери и воспитатели. Мы должны не только учить, но и жить так, как учим. Так, чтобы наше поведение отвечало тому, чему учим. Если же этого нет, тогда наше слово, обращенное к молодежи, не будет звучать убедительно, — добавляет он.

Таллинн и его окрестности остались позади. Йоханнес рассказывает об общине Кохила, что находится в тридцати километрах от Таллинна. Ему доводилось бывать в Кохила, и сейчас он рассказывает один назидательный случай из жизни этой маленькой общины.

— После смерти главы семьи мать с сыном жили при молельне. Женщина выполняла там самую разную работу и получала за это кров. Она имела обыкновение молиться в пристроенном снаружи дровяном сарае. Когда там делали ремонт, пол залили новым цементом. Цемент был еще свежий, когда женщина пришла помолиться. Она направилась к знакомому месту и опустилась на колени, а когда поднялась, на цементе остались следы колен, которые и после ее смерти свидетельствовали людям, какую важную роль в жизни этой матери играла молитва. Дровяной сарай стал храмом и для ее сына. Следы материнских колен направили его по тому же пути, каким шла мать.

Взгляд, брошенный на скромный сарайчик, — и сын уже не мог забыть о том, как молилась его мать. И юноша стал тружеником Царства Божьего.

— Что мать посеет, то завтра и пожнем, — как «аминь» завершает Йоханнес.

Поезд, постукивая, мчится все дальше, мимо мелькают ровные поля. За заводскими трубами виднеется молельный дом общины Кехра. Йоханнес и там читал проповеди, возвещая Слово Евангелия. Наверное, в его стране уже не найти такого места, где бы он не бывал, неся Благую Весть. У Йоханнеса поистине дар рассказчика. События запечатлелись в его просто феноменальной памяти, как на пленке;

 

он без особого труда извлекает их и рассказывает живо, переживая все заново, будто пишет картину, делая кистью четкие и уверенные мазки.

В окно вагона видно бывшее колхозное хозяйство. Обветшавшие строения напомнили о недавней истории. Люди не имели земли, государство диктовало производственные планы. Работали на благо социализма. Теперь мы знаем, что идеология, объявленная тогдашними вождями, не в состоянии была стимулировать и вдохновлять людей.

Йоханнес говорит о том, что часть людей и угодий ныне уже разделена между работниками, это произошло после того, как старая система рухнула и частное владение постепенно стало возвращаться в Эстонию. Трудностей еще хватает, ибо нет достаточного количества сельхозтехники, у частных фермеров нет, например, тракторов; некоторые не имеют даже лошадей, чтобы выполнять пахотные и посевные работы. После развала социалистической системы новые практические возможности не везде еще имеются. Но большинство людей понимают ситуацию, поэтому согласие присутствует везде. Народ верит в лучшее и светлое будущее и готов трудиться на благо завтрашнего дня.

Поезд прибывает в Раквере. И сюда Йоханнес приезжал, проповедуя Слово Божие на эстонском, финском и русском языках. В свое время здесь проживали даже немцы, но затем почти все они уехали в Германию. В церковной общине Раквере выходцами из Ингерманлан-дии долгое время проводились большие праздники Троицы (Хеллун-тай). Такой праздник продолжается не один день, собирая народ, приходящий услышать Слово Божие и повидаться с друзьями.

Поезд идет по территории, где живописные эстонские пейзажи сменяются пустынным серым ландшафтом. Недалеко от железной дороги виднеются огромные конусообразные горы золы и шлака. Края водостоков покрыты ржавчиной, деревья, утратившие зелень, высохли, превратившись в уныло стоящие изогнутые коряги, — такое впечатление, что жизнь полностью покинула эти места. В памяти встает иллюстрация из Библии с изображением застывшего солончакового ландшафта Содома. Трубы заводов пыхтят в небо плотным черным дымом. Даже зимой снег здесь черный. А теперь, когда наступил май, оттаивающая после зимы земля впитывает в себя эту грязь со снегом. Мы проезжаем район Эстонии, где добывают горючий сланец, откуда загрязняющие окружающую среду вещества долетают до самых берегов Финского залива и даже до южного побережья Финляндии.

Пейзаж являет собой безутешную картину ущерба, нанесенного окружающей природе. Промышленные отходы губят прежде всего будущее молодых, ведь им в конце концов придется платить за это. Страна, только что ставшая независимой, нуждается в ресурсах и для

 

других целей, и в то время, когда в других районах страны ведется созидание, здесь губительный процесс подрубает жизненную силу и здоровье природы. Например, Финляндия и страны-соседи бросили взятые у Запада миллиарды на поддержание устойчивости банков. Окружающей среде придется подождать, поскольку денег на спасение природы в соседней странее пока что нет.

Сельская местность Эстонии представляет собой по большей части ровное низменное пространство с участками леса то там, то здесь. Путешествие на поезде дает представление обо всей стране как бы изнутри. Временами поезд ныряет в густоту хвойных и лиственных деревьев, в тени которых разбросаны целые поля ласкающих взор белых цветов. От разработок горючего сланца до ландшафтов белых цветов — анемонов расстояние не такое уж и большое. Сама природа ведет суровую борьбу против губительных сил, и эти белые анемоны вместе с пышно растущими березами являются как бы знамением будущего.

Поскольку наш поезд — не скорый, он то и дело останавливается. Пассажиры все время меняются — входят и выходят. Вот опять остановка. Народ здесь какой-то особенный, не такой, как в Петербурге, где я побывала в последний раз несколько месяцев тому назад. Там люди кажутся подавленными, замкнутыми, отгороженными от внешнего мира. Здесь же картина иная. Люди улыбаются, они более открытые, чувствуется, что они уверены в будущем. Сразу видно, что в эстонцах тяга к независимости нашла свое воплощение.

Поезд прибывает в небольшой городок Кивиыли. Йоханнес, указывая за окно вагона, снова начинает свое повествование. За. лесочком и домами стоит избушка, в которой живет Аннамари Орпонен — верующая, которой перевалило уже за девяносто лет. Ее муж Йоханнес давным-давно умер. Оба они тоже прошли через сибирские концлагеря и много пережили. Может быть, Йоханнесы не только по схожести имен относятся к роду Йоханнеса-ученика, «которого любил Иисус», — открытым, добрым, полным надежд.

И этот Йоханнес такой же.

Будучи сосланным в Сибирь, Орпонен нашел там баптистскую церковь, которую посещал, чтобы слушать Слово Божие и получать духовную пищу. Он нашел свою церковь, поскольку и в Эстонии был членом общины баптистов. Как-то одна из женщин, придя на собрание, стала говорить такое, что члены общины решили ее отлучить от церкви.

Однако Йоханнес Орпонен вступился за женщину, заявив, что такая жесткая мера по отношению к ней — не в христианском духе. В результате его самого постигла такая же участь. Однако на собрания в церковь приходить не запрещается, но тем, кто отлучен от «пра-

 

вильных» верующих, всегда показывали отдельную скамью, на которой сидят грешники и куда истинные верующие бросают осуждающие взгляды. И вот Йоханнес, приходя в церковь на богослужение, всегда занимал место на скамье для грешников. Тяжело видеть, когда люди ведут себя недостойно: даже когда по воле тиранов на церковь обрушиваются гонения, случается, что и в общине брат поднимается на брата.

Но потом в той далекой церкви стали происходить удивительные события. Йоханнесу Орпонену было обещано, что его отпустят из Сибири. Вечером в воскресенье он последний раз пришел в церковь. После окончания собрания он попросил разрешить ему сказать несколько слов.

Воцарилась тишина, все замерли в ожидании. Не дожидаясь приглашения, Йоханнес поднялся со своей скамьи и сказал:

— Мне радостно, и я благодарен Богу и вам за то, что нам довелось быть эти годы вместе и слушать Евангелие. Теперь, однако, я получил разрешение ехать домой. Поэтому я желаю вам щедрого благословения и силы Духа. Оставляю вас во власти Господа.

Йоханнес вынул из кармана носовой платок и на прощанье помахал всему собранию. Вышел он из церкви спокойно, не торопясь. Но никто не осмелился помахать в ответ грешнику.

В церкви снова воцарилась гробовая тишина. Наконец какая-то женщина заплакала и произнесла:

— Мы поступили неправильно, когда исключили Йоханнеса из общины и не позволили ему проповедовать Слово Божие.

Кто-то еще добавил вслед ее словам, что «моя совесть не была спокойной все это время». Среди собравшихся в церкви отовсюду стали раздаваться всхлипывания, многие плакали.

— Что же нам теперь делать? — спросил кто-то из более старых прихожан. И люди как один решили:

— Давайте пойдем и попросим у Йоханнеса прощения, пока он еще не уехал.

На том и порешили.

На следующее утро, когда Йоханнес Орпонен укладывал на телегу свои пожитки, собираясь ехать на станцию, он заметил большую группу людей, направлявшуюся к его избушке. «Кто это и чего они хотят?»

Велико же было удивление Йоханнеса, когда он наконец-то узнал членов своей церкви.

«Прости нас, ведь ты не совершал никакого греха, это мы поступили грешно, когда отлучили тебя», — услышал он.

И всплакнул наш Йоханнес вместе с пришедшими просить прощения. Великое благословение и дух пробуждения пришли и сюда, в эту далекую сибирскую церковь.

 

Будто в наследство оставил Йоханнес Орпонен в этой общине память по себе — как символ душевной чистоты и пример для подражания. И у других последовало пробуждение совести. Но Йоханнес и Аннамари пережили настоящую трагедию. Двое их детей погибли, не вынеся тягот сибирской ссылки.

Йоханнеса отправляли в Сибирь трижды, но всякий раз он возвращался. Скончался он в Кивиыли, где Аннамари живет и по сей день в своем домике, получая помощь от прихожан.

Йоханнес Тоги рассказывает о событиях весьма подробно, будто они происходили совсем недавно. Многочисленные истории о событиях, о людях и о том, что ему, в свою очередь, рассказывали люди, — все это прочно запечатлелось у него в памяти. Наверное, перенесенные испытания закалили и отшлифовали ее.

А если жизнь протекает вяло, без напряжения, то для многих это означает притупление рассудка, когда мозг расслабляется.

Почему же оба Йоханнеса прошли этот страшный путь страданий? — снова и снова задаюсь я вопросом, слушая эти рассказы. Почему Бог, на которого они так надеялись, не добился правды для страдальцев, да так, чтобы их мучители были покрыты позором? Почему же долина скорби оказалась такой большой? Почему Всевышний не наказал зверей в человеческом обличье и позволил своим детям страдать на пределе человеческих возможностей — и даже больше, до самой гибели, которая постигла многих?

Но на эти вопросы ответов нет.

И тот и другой Йоханнес могли только надеяться. Они представляли для себя жизнь и Господа, используя особую мерку, нежели та, которая сразу же вызывает вопрос: «Почему добрый Бог допускает, чтобы люди страдали? Почему Он, похоже, не вознаграждает доверие и надежды на Него?»

Вопросы эти, конечно же, глупые. Точно так же можно задать вопрос: почему человек допускает все это? Почему он позволяет себе превратиться в зверя?

Человеку не дано жить не страдая. Ученики должны пройти путь своего Учителя. И тот и другой Йоханнес прожили свою жизнь, находясь близко к Богу даже в самых страшных условиях. И этого им было достаточно.