- 211 -

ТВОРЧЕСТВО, ПОСВЯЩЕННОЕ ДЕТЯМ

 

В Чувашии Михаэлис живет и работает более тридцати пяти лет. Тяжелое военное время породнило ее с нашим краем. В 1941 году она вместе с двумя сыновьями была эвакуирована в Мариинско-Посадский район. В Эльбарусовской средней школе преподавала черчение, рисование и немецкий язык. В 1944 году её приглашают в Чебоксары для работы в Чувашском книжном издательстве.

К нам в республику М. М. Михаэлис приехала уже зрелым сложившимся художником (она состоит в Союзе художников СССР с 1932 года). Позади остались годы становления, поисков, начало творческого пути. На формирование Михаэлис как личности и как художника оказали влияние и родной Петербург, в котором она родилась, училась в гимназии, начала рисовать, и годы учебы в Москве на изофакультете Пречистенского практического института, где в то время преподавали Н. Ульянов, Д. Щербиновский, Н. Крымов, С. Коровин, и в студии Д. Кардовского.

В Чебоксарах художница остается и после войны. Михаэлис иллюстрирует детские книги русских писателей-классиков Л. Толстого, В. Короленко, М. Горького, чувашских писателей К. Чулгася, В. Чаплиной, Н. Шелеби, А. Калгана. Художницу привлекает и оригинальный, неповторимый мир сказки. В 50-60-х годах она иллюстрирует знаменитых сказочников мира Г. X. Андерсена, братьев Гримм, Ш. Перро. Лучшими в ее творчестве являются иллюстрации к сказкам И. Яковлева «Сармантей» и П. Хузангая «Сульпиге и Валем-Хун».

В этих рисунках она не только вводит нас в мир сказки, но и с интересом повествует о быте и культуре чувашского народа, о его старине. Выполнены эти иллюстрации, как и большинство других, акварелью. Маргарита Максимилиановна хорошо владеет этой техникой, пишет мягко, свободно и решает каждый лист в нежных благородных цветовых отношениях.

* * *

 

«Помнит ли теперешняя Маргарита, — спрашивает Маргарита Михаэлис о сестре моего отца, — как она со своей мамой приезжала ко мне на Трубников-

 

- 212 -

ский переулок? Я ей подарила сапожки по колено, они пили кофе, а Иван Иванович Лазаревский очень ухаживал за девочкой?! Ей было лет 14-15? А я была Лазаревской в то время (счастливое время), а потом ты приезжал, когда Саша был маленький, и ты привез ему в подарок белую лошадку. Тогда я была просто Михаэлис, быть Харыбиной отказалась наотрез. Такую я устроила судьбу. А эти разводы в моей жизни — лучше не вспоминать.

Ты пишешь о высокомерии Эрасмусов, когда их посетили мама и бабушка и, очевидно, Маргаритка? Выясни — когда это было? Годы? Адрес? Арбат, 30, пятый этаж? Было время, когда я жила у них, потом поссорилась с ними и ушла от них. Но то, о чем ты пишешь, не похоже на их поведение вообще.

У Эрасмусов мама (Елена Борисовна. — Э. В.) была в 30-е годы. Это время моего второго замужества и уже мать Кирилла. Не знаю, что они знали обо мне. Про замужество могу сказать откровенно (тебе), что я очень любила Лазаревского и потом на части разрывалась между ним и отцом мальчиков. До обмороков, кошмаров, припадков... Вспоминать не люблю.

Так вот. А поссорилась я с ними году в 18-19, когда работала в Наркомпроде. Тогда летом, приехав с дачи, тетя Люля (Людмила Андреевна Цинк) мне говорит, что я, по словам наблюдающих тетушек, завела какую-то историю с женатым человеком и этим кладу пятно, позорящее всю семью. Я промолчала. Она опять уехала, а за это время я сняла комнату в арбатском переулке и переехала туда, оставив на столе записку: "Снимаю с Вашего имени пятно позора и ухожу". Я, правда, очень полюбила этого будто бы женатого человека, инженера-химика, очень образованного, доброго человека, который воспитывал во мне лишь добропорядочные чувства, но очень любил, правда, и — ревновал! Но через несколько лет я вышла замуж за Лазаревского, очень его полюбив.

 

- 213 -

Очень верю, что написанный Эрасмусами-Цинк учебник не понравился маме (Елене Борисовне. — Э. В.). Они исходили из чего-нибудь вроде Дальтон-плана, было модно. А мама преподавала, не увязываясь с этими течениями, ну и Эрасмусы, конечно, обиделись — официально. Они, между прочим, были первыми из интеллигенции, саботировавшей в то время, которые стали работать в местном Совете, что ли.

У дяди Артура Эрасмуса жена учительница, двое детей, девочка и мальчик, девочка Наташа, мальчик Андрей, большая умница. Об их судьбе ничего не знаю, в последние до войны годы отец был выслан в какой-то далекий лагерь, он очень страдал головными болями, а о семье не знаю ничего.

Мама скончалась в 1922 году после серьезной операции, сердце не выдержало. Отец мой скончался в 1931, в возрасте около 70, тоже от сердца, скоропостижно.

Была одна женщина, попавшая в Караганду, она знала кое-что об Артуре в лагере — умерла, эта из семьи Гельмс, вся семья пострадала в свое время, пострадал врач зубной и родные, среди них моя знакомая, бывшая учительница из гимназии (последняя гимназия, переименованная в среднюю школу).

Брат Курт долгое время был в Иванове, потом перебрался в Москву и я об этом очень мало знаю, он мне мало писал. А был он во время войны выслан из Москвы как немец, а потом вернули его. Тяжело писать об этом».

Да и сама Маргарита Михаэлис не по доброй воле оказалась в Чебоксарах.

Такова судьба большинства русских немцев в России. А ведь это была настоящая российская интеллигенция, в лучшем смысле этого слова, образованные, культурные, энергичные люди. Немка Фрида Манн, ни разу не бывавшая в России, официально значилась русской после ее замужества на русском подданном Паулем Койерлебером, тоже немцем. Российское гражданство всех делало россиянами и одинаково обеспечивало всех правами гражданина Российской Империи.