Глава 33
Уроки Библии
Вскоре нам удалось получить Библию. Зина приехала в Свердловск, связалась с не регистрированными баптистами. Им удалилось подкупить дубака по кличке Вася-тавда, и он передал мне продукты и Библию. Потом через этого дубака я получил еще две Библии и продукты. Дубак сильно боялся, потому что я числился за КГБ, но свердловские баптисты хорошо платили ему. Два раза при обыске у меня отбирали Библию. Оба раза я получал по пятнадцать суток штрафного изолятора. Женя с Валиком успели прочитать Библию. Они буквально впитывали ее в себя, обладая хорошей памятью. С третьей Библией мы решили поступать так: мы сделали
тайник в лагерной библиотеке. Библиотекарь Сергей Гелик, бывший офицер, сам взялся хранить Библию. Желающих читать ее было много. Установили очередь. За этим следил Сергей. Когда кто-нибудь читал, то несколько человек наблюдали за дубаками. Если дубаки шли в библиотеку, то Библию тут же забирал и прятал Сергей. Месяца два кто-то выдал, где читают Библию. Как-то после работы мы сидели в библиотеке и беседовали. Мамедов читал Библию. Кто-то из наблюдателей крикнул:
- Братва, дубаки бегут!
Сергей исчез с Библией, а мы все уткнулись глазами в заранее приготовленные книги. Дубаки заскочили в библиотеку.
- Всем оставаться на местах! Не шевелиться!
Дубаки все перевернули, но Библию не нашли. Так до моего освобождения мы благополучно изучали ее. Может быть, она и сейчас находится в библиотеке, передается по наследству и огнем спасительной истины освобождает духовных пленников.
Жизнь в лагере шла своим чередом. Напряженная работа за миску баланды, беспокойный сон, слухи об эпидемии самоубийств.
Месяца за два до освобождения я бежал в толпе штрафной бригады в умывальник. У входа в умывальник - там был и туалет - возникло какое-то замешательство. Потом заключенные снова один за другим стали заскакивать в помещение. Когда я подбежал к двери, то увидел, что все перескакивают через человека, лежащего на грязном цементном полу. Он хрипел. Изо рта у него шла пена, но никто не обращал на него внимания. Пальцы рук его шевелились, душа его была в нем и взывала о помощи. Хотя я много уже повидал в лагере, но был поражен безразличием заключенных. На вопрос: "Что с ним? Давно ли он здесь?", никто не ответил, никого
это не интересовало. Тут подбежал старик Карпухин.
- Что с ним?
- Сам спрашиваю, никто не знает.
- Будь с ним, - попросил я Карпухина, - А я - в больницу.
- Хорошо, только давай в коридор его вытащим, а то затопчут его здесь. Видишь, как спешат быстрей умыться и, в столовую. Боятся остаться без баланды, а что человек умирает, всем наплевать.
Мы потащили умирающего в коридор. Карпухин приговаривал:
- Эх, до чего дожить пришлось, жизнь человеческая дешевле баланды стала. Эх, люди, люди, - всхлипывая, причитал Карпухин. На умирающего капали его слезы. Я вернулся с двумя санитарами. Несчастного унесли в больницу. На следующий день мы с Карпухиным пошли в больницу. Он лежал желтый, с заостренным носом. Глаза закрыты.
- Может спит, - сказал Карпухин.
- Нет, не сплю, - не открывая глаз, тихо ответил он.
- Поговорить можно? Мы санитаров вызвали, а то бы тебе, конец, - продолжал Карпухин.
- Ну и что? Кто вас просил?
Мы с Карпухиным переглянулись. Все понятно, попытка самоубийства.
Не открывая глаз, он продолжал:
- В петлю лезть страшно было, многих видел, снятых с петли. Страшные они после такой смерти. Выпил я каких-то растворителей, если бы вы не помешали, был бы я свободен. А зачем жить? Мучиться здесь еще семь лет под кулаками за баланду работать? Нет, это не для меня. А если освобожусь, кому я нужен? Нет, такая жизнь мне не нужна.
Он постепенно впадал в истерику. С трудом мы его успокоили. Условились быть друзьями и приходить к нему. Мы поняли, он один, и не на кого ему опереться.
Предложили ему поддержку.
- Теперь мы тебе, как крестные отцы, в беде не оставим, - сказал Карпухин. Николай, так звали несчастного, впервые улыбнулся.