ПЕРЕД ДАЛЬНЕЙ ДОРОГОЙ

И вот надзиратель передает мне записку от жены. Как только дошла до меня? Читаю: «Скоро тебя отправят в этап. Я буду тебя провожать. Будь здоров. Целую тебя». Действительно, вскоре прошел слух о предстоящем этапе.

Тюрьма была переполнена. Чтобы ее освободить, нас, обреченных, переселили в здание бывшей церкви, находившейся на территории тюрьмы. В божий храм людей-загоняли как скот, как стадо каких-то немыслящих существ. Плотность «населения» в церкви была такой, что ночью невозможно было стать на пол. А надо было добираться до параши. Люди ползали по людям. Духота доводила до тошноты, до потери сознания. Живая человеческая свалка. Когда люди стали умирать десятками и их не успевали убирать, руководство тюрьмы решило отправлять в этапы тех, кто еще мог двигаться.

Пришла и моя очередь. Подъехал «черный ворон», и меня в числе пятерых тюрзаков доставили к поезду, стоявшему на самых дальних путях вокзала. Погрузили в товарный вагон, разделенный на две части. В одной мы, взрослые, другую — для семнадцати подростков. Их привезли вслед за нами. Ребята были одеты во все новенькое и ехали, как в «Артек». В действительности их везли в трудовую колонию.

У вагонов стоял народ. В толпе были моя жена и пятилетняя дочь. Начальник конвоя проявил человечность — открыл дверь вагона. Я обнял жену и дочь и спросил, как она могла все знать? Ведь даже я не знал, что будет этап. Она ответила: «Все за деньги, милый, и вагон открыли за деньги». Других заключенных тоже провожали родные, и тоже, видимо, за деньги.

В дорогу жена принесла мне продукты, постель, одеж-

ду. Дала красный платок и белый и сказала, что меня пришел провожать дядя Вася, но его сюда не пустили, он будет ждать поезд на пригорке. Я должен ему помахать платками, и он мне ответит. Так я увиделся в последний раз с женою и дочерью. С наступлением сумерек мы расстались навсегда.

Из вагона я видел горбуна своего дядю Васю, который на мое помахивание встал с земли и замахал большим белым платком.

Спустилась на землю августовская ночь, а наш поезд все стоял. На рассвете вагон вздрогнул, и поезд пошел. Никто не спал, все смотрели в окна и щели. Вновь я увидел горбуна, он по-прежнему сидел на пригорке. Платками я махал ему, а он мне. Так я простился со своим дядей Васей-горбуном на всю жизнь. Я больше не видел его: он был убит в 1942 году при бомбежке города.

Что касается ребят, оказавшихся с нами в одном вагоне, то с ними поступили просто. Как только от вагона разошлись люди, в вагон забрались тюремные служащие. Они раздели ребят, вернув им то, во что они были одеты до этапа. Не знали этого ушедшие люди. В их представлении ребята остались такими, какими их видели на перроне.