ПРИГОВОР

 

Время — около одиннадцати часов вечера. Открываются двери зрительного зала, и в них вваливается толпа. Люди торопятся, занимают места. Это вольные жители поселка Оротукан. Людей много, заняты не только места в зале, но и все проходы. А на дворе мороз градусов под пятьдесят. Кто же собрал столько людей? Что привело их на этот суд? Что заставило стоять на морозе и ждать, когда впустят в клуб? Откуда и как люди узнали о суде?

Видно, еще до суда с людьми была проведена соответствующая работа. Успокоилась толпа, ждет. Где-то около полуночи Зачитывается приговор: «Именем...» Я, лежа на полу сцены, слышу и вижу, что творится в народе. Внимательно слушаю, за что меня приговаривают к наказанию. Главным преступником и вдохновителем приговор представляет меня. Кто я, откуда родом, кем был до лагеря — об, этом ни слова. Народ этого не знает. В чем же моя вина: это я хотел ввести интервентов на Колыму, свергнуть Советскуу власть; это я собирался поднять восстание среди заключенных в лагере и направить их на уничтожение всех вольнонаемных; это я устраивал диверсии, контрреволюционные саботажи, доводил людей до голода; это по моей воле люди умирали в лагерях; это я — наемник иностранной разведки, делающий все, чтобы отравить существование заключенных в лагерях, чтобы сорвать планы золотодобычи.».

Слушали люди и разводили руками, охали и ахали. Слушал и я. Мне было тяжело. Во мне убивалось все, чему я так верил и что было мне так дорого и близко.

Не знали люди истины. Перед ними разыгрывалась сцена лжи. Истинные преступники и тут вершили свое злое дело — морочили народу голову. Было страшно. Казалось, что позволь сейчас этим людям с нами расправиться — и они разорвут нас на части. Сколько было злобы, ненависти и ужаса на лицах этих обманутых людей. Оклеветанный перед народам, я был приговорен к смертной казни, к расстрелу. Ивану Лукьяненко была уготовлена та же участь.

Закончился суд, опустел зал клуба. Конвой берет меня под руки и тащит к выходу, следом — оставшиеся «враги народа».

На улице много людей. Мы окружены кольцом охраны. Конвой на лошадях оттесняет людей от нас. Завывает вьюга, неба не видно.

По заснеженной дороге нас снова ведут в изолятор. Впереди, по бокам и сзади — конвойные солдаты. Оружие на изготове. Все мы — и приговоренные, и конвой — окружены конницей. Люди идут до самого изолятора. Что их

 

тянуло к нам? Ненависть или жалость? Может быть, просто любопытство?

Я снова в изоляторе. Раздетый, босой, в одиночестве. В камере душно и мрачно. Смерть меня уже не пугает, я боюсь жить, жить в лагерях. Я устал мучиться и страдать, я жду своей смерти.

Снова вспомнилась семья: мать, жена, мои милые детишки. Как они теперь там, без меня? Какая страшная доля выпала мне и сокрушила мою жизнь и жизнь моих близких.

За что? Ведь я ни в чем не виноват!