МАЛЬЧИК СО СВЕЧОЙ

«Брат моего отца не захотел быть сыном нижегородского купца-старообрядца и приехал из Саратова в Могилев, где отец мой проходил сверхсрочную службу. Быстро нашел себе место курьера в гимназии, а потом уже перешел к директору на квартиру. Директор гимназии Свирелин Иван Иванович, сын Владимирского архиерея, имел генеральский чин. Так вот дядя мой был у него сторожем. Поскольку дядя мой был у него, то я у дяди бывал. Постольку поскольку мой сверстник Володя Свирелин был един-

ственный сын директора и знал мою наклонность к церкви и что я полюбил монашество (мой дядя говорил ему про меня), они пригласили меня на елку. И, взявшись за руки с дворянами-детьми, разбив хлопушку и облачившись в костюм, который был в хлопушке, ходили кругом и что-то пели. Я не умел петь. И все же Володя Свирелин меня очень полюбил. Дядя испросил, чтобы я яблоки собирал в саду, чистил их и нанизывал на нитку сушить. Привлек на работу наполовину с игрой. И Володя мной заинтересовался. А потом мы с Володей подружились и стали чуточку в священников играть. Служили на гимнастической трапеции, что в саду стояла, — это амвон был. А потом Володя попросил папу и священника отца Стефана Лазарева (который впоследствии был у меня секретарем в Ростове-на-Дону, когда я стал архиереем. Вот какие у Бога чудные вещи!) разрешить нам пономарить. Отец-директор сказал Лазареву: «Отец Стефан, мой сынишка с Ваней Черновым хотят пономарить, не возбраняйте им». Тогда были сшиты два бархатных малиновых стихарика, выточены в ремесленном классе дубовые свечи и окрашены в желтый цвет под воск. Я их обвертел золотом, и мы с Володей пономарили. Суббота. Всенощное бдение. Поют догматик. Делаем малый вход. Мы впереди идем с двумя свечами, и батюшка идет с кадилом. Потом мы останавливаемся друг против друга. Батюшка: «Благослови святый вход». И кадит иконы, нас кадит, мы молча кланяемся ему, кланяемся друг другу. Все это учебной корпорации и всем нам очень нравилось. Директора сын с племянником сторожа пономарили.

Вот 23 ноября — престольный праздник Александра Невского. Гимназия Александровская в честь императора Александра и церковь Александра Невского. Вот встретили архиерея, архиепископа Стефана (очень

суровый был человек, очень суровый), все чин чином, протодиакон вместе с Лазаревым начали всенощную как обычно, архиерей отчитал светильничные молитвы, на вход «и ныне» мы зажигаем свои свечи, протодиакон идет с кадилом, отец Стефан идет, и мы идем, как полагается, расходимся красиво, протодиакон кадит на архиерея: «Ба-са-ви преосвященнейший Владыко святый хо-о-од». Такой был протодиакон, как сейчас помню, с низким басом. Потом протодиакон проревел: «Премудрость, прости», пошел в алтарь на Горнее место, отец Стефан поцеловал иконочку (благословлять же нельзя — архиерей) и нам поклонился. А мы ему поклонились. А у меня из подрясника ноги голые и цыпки. Забыл сапоги в саду! Отец Стефан побелел! Отец Стефан потерял лицо! Как он дошел до Горнего места — трудно сказать. Только на Горнем месте он поклонился архиерею и, как обычно, сказал: «Мир все-ем», и только сказал «Мир всем», протодиакон стал говорить дневной прокимен, а отец Стефан шепотом: «Василий, Василий! Ваньку немедленно вытрясти из Стихаря и выбросить!» Дядя берет меня за шиворот, открывает дверь в коридор, ведёт меня и из стихаря вытряхивает: «Духу твоего чтоб здесь больше не было!» — «Дядя! Я сам уже увидел, да поздно!» Я сам это увидел, да было поздно. Бегали же босиком в саду по траве. А постольку поскольку я все время босиком, так у меня и цыпки были, и кровь текла с ног. И это очень шокировало и директора, и Володю, и дружба вон. Навсегда дружба вон.

Потом в 10-м году я пошел в монастырь, а Володя пошел в университет. Володю после университета война застала. Он призван был в армию младшим морским офицером и от одной немецкой торпеды со всем кораблем был погружен на дно Балтийского моря... Я всю жизнь поминаю Ивана, Марию, Вла-

димира — папу, маму и Володю. Сколько служу — поминаю их за снисхождение ко мне, за то, что они меня допускали в сад и в дом, за то, что я на елке у них был, за то, что пономарил там. Поминаю до сих пор. Как Домну поминаю, что тыквы у нее воровали. Ничего не поделаешь. Та проклинала: «Чтоб тебя мать на куст положила, чтоб тебя мать на кладбище снесла...» Но Господь же знает, что в авансе есть, что будет в авансе. Что за эти тыквы приобрела себе того, кто по законам их поминает. Молится за них. Божественная икономия... Божественная! Бог-то проклятия не принял. Я все рос и рос больше. Я так поминаю, память у меня немножко есть, человек сто каждую обедню. Это все быстро у меня идет, быстро. На проскомидии быстро, на херувимской быстро, на освящении Даров у меня время есть, покуда диакон все прокричит да походит, быстро поминаю всех. Вспоминаешь город, улицы. Город, улицы, где бывал. Сразу город берешь, Калинин берешь и калининские улицы, где бывал, где жил, у кого бывал. Кому я обязан. Кого я обязан поминать. Обязательств много. Перед многими людьми обязательства. Вот такой случай. Когда я ехал однажды из ссылки, на станции Малаши (между Котласом и Кировом есть станция Малаши), и на этой станции я так озяб и побежал с вагона что-нибудь купить, а там ничего нет и все закрыто. Меня увидели, такого перепуганного лагерника. Хозяйка буфета побежала к себе за дверь и оттуда принесла мне горячий-горячий кусок хлеба и яблоко... Теперь все время поминаю. Я и имя ее не знаю. Поминаю вот так: воображаю ее картинно: «Помяни, Господи». Меня это очень у-до-вле-тво-ря-ет. Духовно удовлетворяет.

И когда, уже в 32-м году, мне надо было посвящаться в архиереи (сослали тогда архиепископа), отец

Стефан Лазарев был в это время секретарем епархиального управления. И вот отец Стефан узнал всю мою историю, вспомнил, кто я (когда я еще Ванькой был), и: «О, Боже мой, о, Боже мой! Что же он теперь со мною сделает! Что сделает со мной владыка Иосиф! Я же его велел выбросить из алтаря 25 лет назад!» И отец Стефан говорил мне поздравление в день моего архиерейского посвящения: «Владыка, можно сказать о некоторых моментах из Вашей жизни, которые были на моих глазах?» И очень красиво изобразил: богослужение, малый вход, мальчика со свечей...

Владыка Арсений в свое время говорил: «Ваня, твою благородность только Поселянин описал бы».