Свет радости в мире печали: Жизнеописание митрополита Алма-Атинского и Казахстанского Иосифа (Чернова), исповедника

Свет радости в мире печали: Жизнеописание митрополита Алма-Атинского и Казахстанского Иосифа (Чернова), исповедника

ДЕТСКИЕ ИГРЫ

7

Блаженный старец и исповедник веры, митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф (Иван Михайлович Чернов) родился в Белоруссии, в г. Могилеве-на-Днепре в семье военного 2 (15) июня 1893 года, в день памяти великомученика Иоанна Нового, Сочавского, в честь которого и был назван во святом крещении Иоанном. О том, как проходило его детство, юность, о самых знаменательных и памятных событиях своей жизни владыка Иосиф, бывало, сам рассказывал своим духовным чадам, гостям и почитателям. И его рассказы с достаточной полнотой передают те устремления его души, которые с самого детства пытался воплотить в своей жизни будущий Святитель и которые с раннего возраста были неразрывно связаны с тем, что в дальнейшем станет смыслом всей его жизни — жизнью в Церкви Христовой. Поэтому мы и даем возможность владыке Иосифу самому рассказать о себе.

ДЕТСКИЕ ИГРЫ

«Мой отец — военный человек. Мой отец старообрядец, сын купцов саратовских, у которых были свои торговые ряды на нижегородской ярмарке. Мой отец служил в Белоруссии на военной службе и прослужил там 17 лет. Он съездил на Волгу, женил-

8

ся, привез себе жену, Евдокию Яковлевну, и она родила ему меня. Потом она умерла1, и отец мой женился на белоруске, очень доброй девушке. Очень красивой, как крымская розочка. Ему было тогда, кажется, около сорока. Отец мой крестился по-старообрядчески. Отец мой не принимал Православия. Но меня крестил уже в православной церкви протоиерей Пигулевский, 161-го Александропольского полка, 7-я рота. Так я и воспитывался в роте. И когда отец женился на белоруске, которую он очень любил и она его любила и ревновала, я все время жил в роте. Я — сын роты, сын солдат2. С рук на руки, с рук на руки, Ванюшка да Ванюшка, да Ваня, да Ваня. И все офицеры меня знали. И командир полка меня знал и подарки мне всегда привозил в роту, когда приезжал посещать таковую»3.

Еще четырехлетним ребенком будущий Митрополит полюбил Божественную службу и с детской любознательностью вникал в детали церковного богослужения. Характерен рассказанный им такой случай:

«Праздник Архангела Михаила. Отец мой идет к обедне в Могилевский Кафедральный Собор. По-видимому, это было не в воскресенье, людей было не битком. Мне было четыре года. Бархатные штанишки, сапожки гармошкой, кашемировая розовая рубашка и большая шляпа-бриль с бантом сзади. Хотя ноябрь, но в Могилеве в ноябре еще тепло. Вот идет обедня, вот Великий Вход прошел, быстро закрыли


1 Владыка рассказывал, что он помнит, как хоронили его родную мать: «Я на плетень забрался и смотрел, как ее несли и пели: «Снятый Боже...» Мне было тогда три года».

2 «Мои детские уши слышали в солдатских казармах все, — говорил Владыка в последующем, — но, по милости Божией, никакая зараза ко мне не пристала».

3 Здесь и далее воспоминания митрополита Иосифа воспроизводятся по магнитофонной записи.

9

двери алтаря и задернули розовую катапетасму. Я быстренько поднялся на солею и на коленях под двери стал смотреть, что в алтаре делается. Быстро отец подошел, меня схватил: «Ивашка, Ивашка, Иванко, Вашутка, так нельзя, так Боженька не позволит». И все по-хорошему. А когда после молебна кафедральный протоиерей Суторский всем давал крест, то говорит моему отцу: «Михаил Наумыч, твой сын Вашутка очень рано хочет проникнуть в алтарь».

Это я помню как сейчас. Мне было четыре года».

Прошло еще четыре года, и Ваня Чернов впервые попал в монастырь. Произошло это следующим образом:

«Когда мой отец заканчивал семнадцатилетнюю военную службу и по порядку должен был пойти в отставку, он перешел жить в свой дом в Могилеве на Луполове (там часть города такая). И мне пришлось с отцом перейти к мачехе.

Меня, восьмилетнего, товарищи по улице свозили в Архиерейскую церковь. Там в монастыре я засмотрелся: в задней части церкви кто-то стоит. Я обошел, а-а! — это человек, на нем мантия была и клобук. Тут я в монастырь влюбился навсегда. Это была моя первая любовь восьми лет. Полюбил монашество я. Домой только явился — сейчас же оделся в черную юбку со складками, судок синий на голову. И стали мы играть уже в попов и монахов».

Собирая вокруг себя уличных мальчиков, Ваня представлял с ними в детских играх все, что видел в церкви. Однако эти игры заканчивались для него иногда весьма драматически.

«Однажды мать и отец пошли в другой приход, на второй день Троицы, в гости. А я остался один дома. Четырнадцатилетний я был уже мальчик. Мы дружили с еврейскими детьми. Антагонизма не было.

10

я «служил», то всех подряд — и своих, и их — «причащал» и всех «исповедовал» — епитрахиль свой на них клал, какой у меня был. И Земка, и Мойша, и Еська, и все эти еврейские дети — и Роза, и Хаичка, и Груночка, и свои — Мишка, Гришка, Васька — все! Это был один приход. Я, конечно, архиерей Могилевский и Мстиславский. Юбку надевал (мамина юбка с сорока складками саккосом служила), утиральник белый — омофор. Если к осени дело шло, мы у соседки тыквы воровали, митры делали. Если зимой, судок у нас был один, синий никелированный, как раз на мою голову.

Так вот, детям говорю: «Хотите в Троицу гулять на чердаке? Собирайся, народ!» Ну, некоторые на чердак сами влезли, а некоторых надо было в корзине поднять наверх, как на Афоне. Там в пропастях земных есть подвижники, которые себя в корзинах на вертушках подают.

И началась «литургия». Какая литургия? У нас дикири и трикири были. Свечи — в монастыре огарки воровали. И вот, когда их зажгли и подали мне, и протодиакон сказал: «Повелите!» — (мы же служили как попало, что помнили), я вышел с дикиря-митрикирями (креста не имели, боялись крест иметь) и говорю: «Призри с небесе, Боже, и виждь, и посети виноград сей... десница твоя...» И в это время, когда я поднял руки «народ» осенить, веники на чердаке загорелись. Веники еще не сухие, но последние листочки уже высохли. И так огонь по всему ряду прошел — пух-пух-пух. Я перепугался, разодрал «ризы своя» и стал быстро эвакуацию делать - детей с чердака спускать. Анечка, девочка, которая часто доносила на нас матери (мы ее просили, умоляли, пугали: маме ничего не говори, мы не гуляли на чердаке в Троицу, пожара не было, я народ не осенял!), — она же маму встретила еще на дороге и

11

все ей рассказала. И сразу били меня. Мать меня очень била. Веревку она промочила в прошлогоднем огуречном рассоле, который коровам давали для аппетита, и стала меня веревкой бить. Я вижу, что дело плохо, — не возьму ли я ее с религиозной точки зрения? Я уже соображал на провокацию маленькую. На колени перед иконой встал, руки поднял. Она по рукам, по рукам. Тогда я скорее руки в штаны спрятал:

«Я только народ осенил, дикирем осенил!» — «Який там народ?» — раз веревкой, раз! «Да народ же стоял — Земка, Еська стоял, стояла Нина, стоял Коля, стоял Миша, стоял Герасим, стояла Роза...» — еще хуже била меня мать.

Тогда мой брат Алексей, который прокурором стал советским, и которого немцы расстреляли (а тогда ему было десять лет)1, расстегнул пуговицу, к матери подошел и объяснился: «Мама, если ты Ваню бьешь за веру, то и меня побей, я тоже верую в Бога» — ив это время опустил штаны и показал ей заднюю часть. Тут мать остервенела, на Алексея напала. Тогда я быстро вполз под печку и стал дугой в устье печки, откуда выкатить меня кочергой мачеха не могла. В это время пришел отец, и вся эта сцена закончилась. Она молчала, и мы все молчали.

Вероятно, у меня в крови есть что-то природное, старообрядческое, что — я и сам сформулировать не могу, но что-то меня всегда клонило к церкви, к обрядам, к ризам, к судкам, горшкам, к юбкам старым, которые я на себя надевал, все изображал, что я... ну, архиерей, конечно, Могилевский. На тарандычке меня иногда везут по улице, следом дети бегут. —


1 Владыка Иосиф имел двух братьев: средний Алексей и младший Яков — и сестру Анну. Анна умерла в юном возрасте, Алексей был расстрелян немцами в годы войны вместе с двумя сыновьями.

12

А-а-а, — звонят везде! А я сижу и народ благословляю, как владыка Питирим. ..

А раз на кабане поехал к Бондаревым всенощную служить, но ворота у Бондаревых не открыли, а только калитку. И об косяк так ударил правое колено, что две недели я лежал. Вот служение архиерейское было мальчишки в 14 лет.

Значит, такая жизнь была, совершенно другой психологии все, все, все. Как теперь я вижу — дети играют в разные игры, всегда вспоминаю себя. Как иногда крестным ходом по улице шли. Подсолнухи вырвем с корнем — это рипиды, кукурузину вырвем жезл. Ну идем, человек двадцать, по улице и поем. Что мы могли петь? «Тон деспотен...», или «поя-поя-поя», или еще что-нибудь такое. Вся ценность в том, что мы с еврейскими детьми не дрались, дружили. И они любили меня. И когда я после окончания пребывания в лагерях приехал в Могилев уже архиереем (при митрополите Питириме Минском1, который дал мне прослужить три службы), так вот, все эти евреи, которые были тогда детьми, а теперь стали такими же старыми, как и я, приглашали меня в гости и угощали самым вкусным и лакомым кусочком у евреев — фаршированной щукой. Там многие евреи, уцелевшие от меча Гитлера теми или иными путями, меня вспоминают. Вспоминают, как руку мне целовали, как я их благословлял, маслом помазывал. Раввин кричал на нас тогда, а мы — мы же дети, играем — kinder spielen. Это будет — дети играют. А когда еврейки приходили, матери жаловались, что я их детей помазывал вонючим маслом с лампадки, мачеха моя успокаивала: «Сарочка, Груночка, чово вы ругаете, хай дети играют, в попы, в дьяки, в


1 Речь идет о митрополите Питириме (Свиридове), с 1947 по 1959 год находившимся на Минской и Белорусской кафедре.

13

раввины, в солдаты, только б не бились». Потому что антагонизм был с евреями после 1905 года, особенно в Белоруссии. Киндер шпилен... Вот такие детские игры».

Несмотря на некоторые шалости, допускаемые Ваней в своих детских играх, сострадание и христианская любовь к человеку, в зрелом возрасте возросшие в душе митрополита Иосифа до совершенных пределов, и ответственность за каждый совершенный им поступок были присущи ему также с детства. И в дальнейшем он старался послужить для каждого человека:

«Та женщина, которую мы обижали, у которой тыквы воровали — митры делали, она всегда меня проклинала: «Чтоб тебя мать на куст положила! Чтоб тебя мать на кладбище снесла!» Мы мало обращали внимания на проклятия. А когда я получил священный сан, то вот на каждой проскомидии ее поминаю за то, что мы ее обижали, за то, что она нас проклинала. Я все время, 50 лет уже тетю Домну поминаю, поминаю Трофима, Домну, Марию-дочку... За тыквы и кабачки, которые мы воровали для игрушек».

МАЛЬЧИК СО СВЕЧОЙ

13

МАЛЬЧИК СО СВЕЧОЙ

«Брат моего отца не захотел быть сыном нижегородского купца-старообрядца и приехал из Саратова в Могилев, где отец мой проходил сверхсрочную службу. Быстро нашел себе место курьера в гимназии, а потом уже перешел к директору на квартиру. Директор гимназии Свирелин Иван Иванович, сын Владимирского архиерея, имел генеральский чин. Так вот дядя мой был у него сторожем. Поскольку дядя мой был у него, то я у дяди бывал. Постольку поскольку мой сверстник Володя Свирелин был един-

14

ственный сын директора и знал мою наклонность к церкви и что я полюбил монашество (мой дядя говорил ему про меня), они пригласили меня на елку. И, взявшись за руки с дворянами-детьми, разбив хлопушку и облачившись в костюм, который был в хлопушке, ходили кругом и что-то пели. Я не умел петь. И все же Володя Свирелин меня очень полюбил. Дядя испросил, чтобы я яблоки собирал в саду, чистил их и нанизывал на нитку сушить. Привлек на работу наполовину с игрой. И Володя мной заинтересовался. А потом мы с Володей подружились и стали чуточку в священников играть. Служили на гимнастической трапеции, что в саду стояла, — это амвон был. А потом Володя попросил папу и священника отца Стефана Лазарева (который впоследствии был у меня секретарем в Ростове-на-Дону, когда я стал архиереем. Вот какие у Бога чудные вещи!) разрешить нам пономарить. Отец-директор сказал Лазареву: «Отец Стефан, мой сынишка с Ваней Черновым хотят пономарить, не возбраняйте им». Тогда были сшиты два бархатных малиновых стихарика, выточены в ремесленном классе дубовые свечи и окрашены в желтый цвет под воск. Я их обвертел золотом, и мы с Володей пономарили. Суббота. Всенощное бдение. Поют догматик. Делаем малый вход. Мы впереди идем с двумя свечами, и батюшка идет с кадилом. Потом мы останавливаемся друг против друга. Батюшка: «Благослови святый вход». И кадит иконы, нас кадит, мы молча кланяемся ему, кланяемся друг другу. Все это учебной корпорации и всем нам очень нравилось. Директора сын с племянником сторожа пономарили.

Вот 23 ноября — престольный праздник Александра Невского. Гимназия Александровская в честь императора Александра и церковь Александра Невского. Вот встретили архиерея, архиепископа Стефана (очень

15

суровый был человек, очень суровый), все чин чином, протодиакон вместе с Лазаревым начали всенощную как обычно, архиерей отчитал светильничные молитвы, на вход «и ныне» мы зажигаем свои свечи, протодиакон идет с кадилом, отец Стефан идет, и мы идем, как полагается, расходимся красиво, протодиакон кадит на архиерея: «Ба-са-ви преосвященнейший Владыко святый хо-о-од». Такой был протодиакон, как сейчас помню, с низким басом. Потом протодиакон проревел: «Премудрость, прости», пошел в алтарь на Горнее место, отец Стефан поцеловал иконочку (благословлять же нельзя — архиерей) и нам поклонился. А мы ему поклонились. А у меня из подрясника ноги голые и цыпки. Забыл сапоги в саду! Отец Стефан побелел! Отец Стефан потерял лицо! Как он дошел до Горнего места — трудно сказать. Только на Горнем месте он поклонился архиерею и, как обычно, сказал: «Мир все-ем», и только сказал «Мир всем», протодиакон стал говорить дневной прокимен, а отец Стефан шепотом: «Василий, Василий! Ваньку немедленно вытрясти из Стихаря и выбросить!» Дядя берет меня за шиворот, открывает дверь в коридор, ведёт меня и из стихаря вытряхивает: «Духу твоего чтоб здесь больше не было!» — «Дядя! Я сам уже увидел, да поздно!» Я сам это увидел, да было поздно. Бегали же босиком в саду по траве. А постольку поскольку я все время босиком, так у меня и цыпки были, и кровь текла с ног. И это очень шокировало и директора, и Володю, и дружба вон. Навсегда дружба вон.

Потом в 10-м году я пошел в монастырь, а Володя пошел в университет. Володю после университета война застала. Он призван был в армию младшим морским офицером и от одной немецкой торпеды со всем кораблем был погружен на дно Балтийского моря... Я всю жизнь поминаю Ивана, Марию, Вла-

16

димира — папу, маму и Володю. Сколько служу — поминаю их за снисхождение ко мне, за то, что они меня допускали в сад и в дом, за то, что я на елке у них был, за то, что пономарил там. Поминаю до сих пор. Как Домну поминаю, что тыквы у нее воровали. Ничего не поделаешь. Та проклинала: «Чтоб тебя мать на куст положила, чтоб тебя мать на кладбище снесла...» Но Господь же знает, что в авансе есть, что будет в авансе. Что за эти тыквы приобрела себе того, кто по законам их поминает. Молится за них. Божественная икономия... Божественная! Бог-то проклятия не принял. Я все рос и рос больше. Я так поминаю, память у меня немножко есть, человек сто каждую обедню. Это все быстро у меня идет, быстро. На проскомидии быстро, на херувимской быстро, на освящении Даров у меня время есть, покуда диакон все прокричит да походит, быстро поминаю всех. Вспоминаешь город, улицы. Город, улицы, где бывал. Сразу город берешь, Калинин берешь и калининские улицы, где бывал, где жил, у кого бывал. Кому я обязан. Кого я обязан поминать. Обязательств много. Перед многими людьми обязательства. Вот такой случай. Когда я ехал однажды из ссылки, на станции Малаши (между Котласом и Кировом есть станция Малаши), и на этой станции я так озяб и побежал с вагона что-нибудь купить, а там ничего нет и все закрыто. Меня увидели, такого перепуганного лагерника. Хозяйка буфета побежала к себе за дверь и оттуда принесла мне горячий-горячий кусок хлеба и яблоко... Теперь все время поминаю. Я и имя ее не знаю. Поминаю вот так: воображаю ее картинно: «Помяни, Господи». Меня это очень у-до-вле-тво-ря-ет. Духовно удовлетворяет.

И когда, уже в 32-м году, мне надо было посвящаться в архиереи (сослали тогда архиепископа), отец

17

Стефан Лазарев был в это время секретарем епархиального управления. И вот отец Стефан узнал всю мою историю, вспомнил, кто я (когда я еще Ванькой был), и: «О, Боже мой, о, Боже мой! Что же он теперь со мною сделает! Что сделает со мной владыка Иосиф! Я же его велел выбросить из алтаря 25 лет назад!» И отец Стефан говорил мне поздравление в день моего архиерейского посвящения: «Владыка, можно сказать о некоторых моментах из Вашей жизни, которые были на моих глазах?» И очень красиво изобразил: богослужение, малый вход, мальчика со свечей...

Владыка Арсений в свое время говорил: «Ваня, твою благородность только Поселянин описал бы».

ЦВЕТЫ ДЛЯ МАТЕРИ БОЖИЕЙ

17

ЦВЕТЫ ДЛЯ МАТЕРИ БОЖИЕЙ

«Когда был основан Белынический монастырь, я не знаю. Даты его основания нет даже в сборниках описания монастырей. Только это был старинный монастырь. В XVI веке о нем было уже известно. Тогда там была Польша или Литва. В казачьих войсках, которые когда-то давно стояли в этой местности, была икона Божией Матери. И это селение, это местечко, где стояли войска, озарялось каким-то светом от иконы и поэтому называлось оно Белыничи (белые ночи, ничи — по-украински, ничка темная). И вот в этом местечке возник монастырь. Монастырь был православный. А потом этот монастырь вместе с иконою был отнят католиками и папа Римский икону короновал (папа часто короновал иконы — это называлось прославить). Папа дал ей корону и скипетр царский. А потом, когда был раздел при Екатерине и нашли невозможным нахождение костела от костела в 12 километрах (в 12 километрах был костел в

18

местечке Светиновичи), то Белынический костел вместе с иконою отдали православному ведомству.

Икона так и осталась с короной и скипетром. Икону повесили на стену. Чугунную на чугунных подставках вдоль стены сделали лестницу, далее площадка большая, над площадкой икона, и опять вниз лестница — идти прикладываться к иконе богомольцам. Чугунная лестница — площадка — лестница. И здесь же русские сделали алтарь и маленький, в византийском стиле, иконостасик, царские двери, южные и северные двери, обшитые красивым деревом. Со всей церкви видно икону чудотворную. Сюда во время Евхаристического канона уже не допускали никого входить, прикладываться и спускаться. После Евхаристического канона, после того, как игумен причастится, пускали народ.

Копию этой иконы каждый год носили по губернии, по ближайшим к Белыничу уездам. Точную копию этой иконы, с красивым киотом, с красивыми носилками. Народу всегда полно белорусского: подай, Господи, нести эту икону. Приносили ее в Могилев, а из Могилева несли в тот уезд, в который назначено в этом году. В Могилеве встречал её весь народ и войско, все за город выходили. И маленькие дети в красивых костюмчиках, шли с красивыми корзиночками (особенно девочек было много) и бросали к подножию крестного хода цветы. Я тоже занимался тем. Накануне я брал кое-каких мальчикбв, которые посильнее были и постарше, и мы ходили километров за семь в лес. Икону всегда приносили в конце мая. Уже цвел лесной ландыш. Набирали большую корзину ландышей, спускали их на ночь в подвал, а наутро раскладывали ландыши в три корзины — три пункта было, где корзины должны держать хлопцы. Одна корзиночка кончается, пустая отдается, берут полную. И вот как-то один квартал еще

19

остался, а цветов уже не хватает. Что делать? Я говорю: «Матерь Божья, цветов не хватает!» И бросился я на Губернаторскую гору. Цветы побоялся рвать — высекут, так я нарвал всякой зелени — и лопухи, и крапиву, и что хотите понарвал в корзину, и бросал все это до самого монастыря... И когда впервые меня в ссылку посылали, когда из тюрьмы меня вели в вагон... Давно — давно это было, я был тогда игуменом только, в 25-м году, так люди, которые меня знали и мою службу слушали, они всего меня обсыпали — это была осень — белой астрой. Тогда я только вспоминал: вот тебе цветы от Матери Божией. Я шел, а вокруг меня — по пяти, по пяти, по пяти — конвой с винтовками. Я шел тогда и вспоминал — вот сыпятся на тебя цветы Царицы Небесной за тот бурьян, который ты на Губернаторской горе рвал...1. Воспоминания... Если бы я был писатель, я написал бы. И если бы я был хоть чуточку писатель, я бы в конце концов сырье дал. Так ведь я же не писатель. Я же не писатель, я же не книжный. Так вот говорить немножко можно, а писать — было бы смешно... Опечалились бы те, которые пишут. Сказали бы: «Ты с аулов Есаула-пророка, что ли?» Есаула-пророка...».2


1 Это детское усердие и благоговение перед Царицей Небесной было возвращено владыке Иосифу сторицей: в Алма-Ате на столе в столовой, где обедал он сам и угощал гостей, круглый год стояло более 20 ваз с живыми цветами. И сегодня на его могиле всегда лежат живые цветы.

2 Одна из копий иконы Божией Матери Белынической, принадлежавшая митрополиту Иосифу, в настоящее время находится у Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Она была подарена ему протоиереем Николаем Лихомановым (г. Тутаев), унаследовавшим эту икону от владыки Иосифа.

ХОДИЛ ПО КИЕВУ МАЛЬЧИК…

20

ХОДИЛ ПО КИЕВУ МАЛЬЧИК...

О начале своего образования Владыка всегда вспоминал со свойственным ему юмором:

«В Киеве я был мальчиком восьмилетним. И в Киеве я был в 23-м году. И в Киеве я был во время Великой Русской войны.

Когда немцы ушли с Умани, а я остался жив, и меня арестовали русские и арестованного привезли в Киев. Из Киева меня потащили в Москву на Лубянку. Три раза был в Киеве. Когда мальчиком был — в те отдаленные времена, я ходил тогда во Владимирский собор и в Софийский, и в Лавру, и в Андреевскую церковь ходил. Один мальчик. Ходил по Киеву мальчик...

Так вот идет базар, Бессарабка называется, далее Крещатик, Большая Васильковская, Бибиковский бульвар. Мы жили на Бибиковском бульваре номер три, дом Бернера. Далее переулок Св. Владимира, и вот по этому переулку — университет. Старинный, со старинными колоннами, и окрашен всегда в красный цвет. Как-то я мимо шел, и меня поразила очень красивая мраморная лестница. На ней ковер и шпонки медные. Я посмотрел: яка красива хата! И вошел туда. Откуда ни возьмись, из-под лестницы швейцар с булавой — большой дед с медалями на груди. Я сначала подумал — генерал какой-нибудь, и бежать:

— Дяденька, дяденька, да я ничего!

— Что ты сюда пришел? Чего тебе здесь надо? Здесь учатся! Здесь у-ни-вер-си-тет!

— Да нет, я не учиться пришел! Да мне понравилась лестница, я пришел только лестницу поглядеть!

Меня иногда спрашивают: «Вы в академии учились или в университете?» Да, я и в академии лекции слушал, и в университете на лестнице был. Но

21

помешал моему образованию швейцар. Ох, помешал он мне тогда! А в академии однажды за портьерой слушал лекции, когда владыка Арсений с ректором чай пили. Ничего не понял. Что читали — ничего не понял. Оттуда ничего не вынес, из академии, и в университете мне швейцар помешал. Ну, босиком же мальчик и в шапке. А тут пальто висят, я ведь мог прихватить чье-нибудь! Швейцар был прав. Мог бы и палкой дать».

В МОНАСТЫРЬ!

21

В МОНАСТЫРЬ!

«В монастырь я поступал так. За год до поступления в монастырь родители отдали меня далекому родственнику моей матери по фамилии Фомиченко, у которого был рейнский погреб и большая столярная мастерская по производству гробов. Это были очень богатые, но бездетные люди, поэтому они были скупы и сухи, как прошлогодние сухари в торбе солдата. И вот к ним я был приведен отцом. Мне поручили мыть бутылки. Мне это очень нравилось. Мне дали присматривать за людьми во время разлива в погребе вина. Я за ними присматривал. Мне верили, потому что я всегда ходил в собор и молился дома. Считали, что Ваня — мальчик святой.

Потом в этом доме мне сделалось немного тошновато. Я же в монастырь хочу с восьми лет.

В это время 10-11 мая 10-го года переносили из Киева в Полоцк мощи преподобной Евфросинии. Меня хозяева отпустили уже после всенощной. В соборе всенощная была, народу — вся губерния. И я пошел приложиться к мощам и только в четыре часа утра смог приложиться — такая очередь.

А на другую ночь я видел во сне, как преподобную несут. Преподобную несут опять до казенного

22

парохода «Припять» (она Днепром приехала из Киева в Могилев), и Днепром будет плыть до Орши, а с Орши ее уже пешком понесут в Витебск, а из Витебска в Полоцк.

Так вот, вижу я во сне, как она поднимается... Я стою босячком, а она поднимается в гробнице... И я проснулся. Я спал в это время в гробу! Я в гробу спал тогда... Я спал в гробу у хозяина. Там 200 гробов неотделанных, кому нужен гроб — выбирает, и быстро идет отделка: красят, полируют, обивают парчой, бархатом и так далее. Когда я видел этот сон, больше уже спать не мог, сон бежал от меня. И было полное решение: «В МО-НА-СТЫРЬ!»

Пошел я к своему дяде, который у директора мужской гимназии Свирелина был сторожем, и сказал: «Дядя, я определенно иду в монастырь».

Дядя директору сказал: «Наш Ваня идет в монастырь». Директор написал письмо архимандриту Арсению: «Ваня нам известен, Ваня родственник моего сотрудника» (тогда не говорили «слуги») — и так далее и так далее. И вот это письмо я кладу за пазуху, и в одно из утр мы с братом моим Алексеем, который стал прокурором советским и которого немцы расстреляли, отправились в монастырь. Мачеха дала нам на дорогу три копейки и хлеба отрезала! И мы пошли.

Не дойдя 12 километров до монастыря по дороге Могилев—Минск, обсаженной березами времен Екатерины, и версты стояли кирпичные екатерининской эпохи, слышим — фаэтон едет: тах, тах, тах, тах. «Алексей, — говорю, — уходи в лес, это, может, разбойники, едут, они в бочку нас покидают. А в фаэтоне архимандрит сидит такой досужий, любил мужиков белорусских:

— Мальчики, мальчики, куда вы идете?

23

— В намастырь!

— А зачем вы идете в монастырь? Богу молиться?

— Нет.

— А чего же, если нет?

— Работать... и молиться.

— Иван, стой. Мальчики, идите сюда, не бойтесь.

Тогда я говорю:

— Да это же архимандрит! Кода мощи несли, иён шел.

Тогда мы подошли поближе.

— Так серьезно, мальчики, зачем и куда вы идете?

— Идем поступать в намастырь. Вот и письмо.

Оно уже пропиталось потом, чернила побежали, но все-таки видно было, что это его Высокопреподобию. Он быстро прочитал и сказал: «Мальчик, ты уже принят в монастырь. Давайте сюда вашу сумочку с сапогами».

Посадить нас было негде. Нас двое, а с архимандритом еще Муравьев сидел (студент Муравьев, он после стал архиереем, а сейчас в гости ехал к архимандриту)1.

— Когда вы, мальчики, придете в монастырь, идите на конюшню к дяде Ивану, дядя Иван отдаст вам мешочек, и дядя Иван скажет Домне Ивановне, чтобы она приняла вас на кухню и покормила, а завтра увидимся.

Тах, тах, тах, тах... И поехали они дальше.

Такое счастье на земле! Редко сходит такое счастье на землю с неба, какое я переживал в этот момент. Уже принят! Мечта многих лет исполнилась в мгновение ока.

Мы дошли до монастыря и сразу направились в церковь. Уже всенощная началась, на Илию Пророка.


1 Николай (Муравьев-Уральский), епископ Муромский, † 30.03.1961 г.

24

Идет лития, архимандрит стоит, и этот щупленький рыженький студентик в стихаре и в ораре(!) держит ему книгу: «Владыко многомилостиве Господи Иисусе Христе Боже наш...» — и так далее. Всенощная закончилась, и пошли мы к кучеру. Кучер нам отдал наши чёботы, наши мешочки и повел нас к Домне Ивановне. Домна Ивановна была матерью монастырского казначея иеромонаха Арсения.

Домне Ивановне кучер говорит: «Его Высокопреподобие просил этих хлопчиков принять и накормить, а этот старший уже принят в число братии».

— А, садитесь, хлопчики. Сейчас братию покормлю после всенощной, и тады вы подъядите и поможете котлы помыть и водички налить. Наши все устали в церкви.

Братия поужинала. Домна Ивановна накормила нас борщом и кашей, мы ей вымыли котлы, мы ей натаскали воды, и, где она нам указала спать — под скамейкой на сене, там мы заснули крепким сном до поздней обедни. Были на поздней обедне. К архимандриту идти, конечно, мы не смели. Были сыты, были счастливы. После обедни старший пономарь Андрей Филимонович собрал всех мальчиков и певчих, даже левого клироса, собрал, чтобы взяли опилок, смочили их водой, посыпали по всему собору и собрали эти опилки. Белорус же в лаптях, песку очень много приносит. Надо было сделать большую уборку.

Мне было поручено убирать у Царицы Небесной, на той площадке, где икона чудотворная по польскому обычаю находится над алтарем, Белыническая икона. Я на коленочки встал перед иконой (босиком был) и говорю: «Матерь Божия, прими же меня в свой намастырь, буду всех слухаться и молиться буду и работать». И с того момента посыпалось на меня, как выражаются, земное счастье.

25

Под вечер архимандрит позвал нас к себе и казначею говорит: «Этого мальчика я принял, рекомендация есть хорошая. Вы, мальчики, завтра или послезавтра, как отдохнете, идите домой. Отведи младшего брата и у родителей возьми благословение на иноческую жизнь».

Тогда мы с братом в один из ближайших дней пошли домой и 45 километров до Могилева отстегали в одну минуту. Брат Алеша, о котором выше сказано, был очень рад и счастлив. Мачеха стала плакать. Отец сказал: «Его воля, он знает, что делает, и не будет нас упрекать». Мачеха говорит по-белорусски: «Я всегда замечала, что его хисть клонится к Богу». Хисть — кисть клонится к Богу.

Дома я был всего несколько часов и опять пошел в монастырь один. Там архимандрит велел дать мне подрясничек старый и поставил быть трапезником. Семьдесят пять человек обедали и ужинали в трапезной. Нужно было смотреть, чтобы пол был в порядке, столы были в порядке, чтобы столы были покрыты белыми скатертями, чтобы скатерти были всегда чистыми — носить их в стирку. Радости было — какую я только мог испытывать при земном существе. Через две недели архимандрит ставит меня помощником свечи продавать. Там работали два свечных ящика, там народа — масса, вся Белоруссия.

Потом архимандрит берет меня к себе вторым келейником: мальчик шустрый, мальчик развитой, мальчик хозяйственный, мальчик — все. И берет меня к себе. И уже благословляет носить подрясничек. И посылает меня с записочкой к сапожнику, сапожки сшить по ноге, и просит отца Марка, иеродиакона, сшить костюмчик, какой теперь в семинарии ученики косят.

26

Я рано утром вставал, еще старший келейник спал, и ползал по залам, паркетные полы натирал, немножко не умеючи натирал. Потом бежал на скотный двор за молоком архимандриту, чай научился ему готовить. Архимандрит, по-видимому, был очень доволен. И в октябре пришел указ о бытии ему епископом Пятигорским.

— Ваня, поедешь со мной? Я тебе возможное образование дам.

Я очень хотел как можно скорее оставить родину, которую не очень-то любил. Мы же саратовские все, а тут Белоруссия. Нас называли: русские, русские. И я поехал.

Но этот монастырь я посещал в 23-м году и ходил туда пешком прикладываться к иконе. Монастырь в то время захватили обновленцы. И так как я начинал там монашество, все монахи меня узнали. Я явился туда иеромонахом с наперсным крестом. О, все были очень довольны и просили служить. Но я осторожно сказал: «У вас другая ориентация». Но молебен отслужил. В ризе поднялся на площадку к иконе Матери Божией, и сопровождающий меня Федя (Федя — композитор, потом погибший), он мне пропел молебен1. Я отслужил молебен, Евангелие прочел. Я удо-


1 О Феде-композиторе записано рукой владыки Иосифа: «Краткая история. Федя Войленко — мальчик, сын сторожа сберкассы. Родители умерли от тифа. Бабушка — нищая — была Феде за мать и отца. Федя стал появляться на левом клиросе Таганрогской Архиерейской церкви. Учился в десятилетке. Благодаря архиерейской этой церкви и о. Иосифу он вошел в общество. Его талант прирожденный сделал его мальчиком-композитором и дирижером соборного хора в Таганроге. Сорок партитур написал. Окончил в Ленинграде консерваторию. В Ленинграде преподавал пение в одной из школ. ...Вернулся в Таганрог — больным. Федю немцы газом задушили в ст. Ольгенской, когда они там были».

27

стоен был Матерью Божией, перед которой босячком молился, которую так любил и которую в Могилеве встречал и цветы посыпал к подножию, я удостоен был отслужить молебен уже в сане иеромонаха. Какое знамение реальное! А потом, когда большевики закрыли этот монастырь и стали его ломать и крошить его, то неизвестно, что стало с этой иконой. В Могилеве теперь оказалась только копия, которую крестным ходом носили. Вот краткая история».

САН ИПОДЬЯКОНА

27

САН ИПОДЬЯКОНА

«Итак, в 1910 году я поехал с архимандритом Арсением из Белынического монастыря в Пятигорск1. Старший келейник не поехал. Он должен был постригаться в монастыре. В Пятигорске мы были два года. Потом Владыку назначили в Тверь, где он пробыл пять лет и где в 12-м году на Воздвижение


1 Архимандрит Арсений (Смоленец) родился в 1873 году. Из польской интеллигентной семьи. В 1896 году окончил юридический факультет Варшавского университета. В 1898 году поступил в Казанскую Духовную Академию, которую окончил в 1902 году, в том же году пострижен в монашество, рукоположен во иеромонаха. В 1907 году настоятель Белынического Вогородицкого монастыря Могилевской епархии. 24. 10. 1910 г. хиротонисан во епископа Пятигорского, викария Владикавказской епархии, с 17. 4. 1912 г. по 1917 г. — епископ Старицкий, викарий Тверской епархии. Был человек неподкупной честности, высшей принципиальности и последовательности, но не по времени. От природы одарен математическими способностями, обладал феноменальной памятью. Знал много _ иностранных языков. Любимой поговоркой было у него характерное польское выражение «пся крев» — собачья кровь. Его он произносил иногда в шутку, а иногда всерьез. В делах веры не допускал никаких компромиссов. Был чист пред Богом и пред людьми. Ни перед кем он не заискивал себе славы, любил правду в людях и ценил ее превыше всего. [Митрополит Мануил (Лемешевский). Каталог русских православных архиереев, т. I, с. 386-389.]

28

я получил иподиаконство благодаря владыке Антонию (Каржавину)1. Он был инспектором Московской Академии, в которой в свое время окончил курс и был пострижен в Зосимовой пустыни, немножко дальше Троице-Сергиевой Лавры. А тогда в Твери, в 12-м году, владыка Арсений за чайным столом его просит: «Благословите, Ваше Высокопреосвященство, Ваню посвятить в иподиаконы. Вся его история направлена к этому». И Дух Святой, который где хочет, там и дышит, довольно сухому архиепископу Антонию вложил в уста: «Доверимся Ване. Можно иподиаконом сделать. Бог благословит Ваше Преосвященство». Так он выразился, и я сам слышал эти слова: «Мы Ване доверимся».

И на Воздвижение я был произведен в сан иподиакона, что было тогда новостью, потому что диаконов много было, иеродиаконов много было и архиереев много. Что архиерей? Ну что архиерей? Академию закончил — и архиерей. А попробуй в 19 лет орарь получить!

На Воздвижение после часов меня выводят в подряснике, с пояском. Вот Владыка благословил на чтеца, потом подали ему орарь. Протодиакон: «Гос-по-ду по-мо-о-лим-ся». — «Гос-по-ди по-ми-луй». Молитва на иподиакона. Иподиакон — сан. Потом в Консистории Владыка заполнил грамоту: «Иван Михайлович Чернов, послушник Отрочь монастыря, нами возведен в сан иподиакона. Такого-то числа». Обычно там по грамоте наставления даются, как жить, как жену водить — все это старинное, греческое. Я эту грамоту в рамку вложил, и она много лет у меня хранилась. И уже в Ростове, когда у меня делали обыск и снова повели меня по пяти, по пяти, кон-


1 Антоний (Каржавин) с 29. 01. 1910 г. архиепископ Тверской и Кашинский. 1- 16. 03. 1914 г.

29

воем, она пропала. В это время я имел грамоты более сильные и архиерейскую грамоту уже имел. Но это не те... Для меня они имели уже другое значение.

Два момента были очень радостные в моей жизни: поступление в монастырь в лесу и орарь. «Что архиерей? Сколько их, архиереев? Академию окончил — и архиерей. А попробуй иподиакона получить в 19 лет!» — Это я с монахами препирался. — «Все смотрят, куда ни появись — все смотрят, что крошка и... орарик». Так я препирался с монахами. И вот, когда в 13-м году в Новгороде в Софийском Соборе посвящали Священнейшего патриарха Алексия (была его епископская хиротония), приехал Патриарх Антиохийский Григорий, то я своему архиерею книгу держал. И много-много лет прошло, когда я впервые после двадцатилетнего пребывания в лагерях встретился со Святейшим в Лавре накануне Сергия летнего (1956 год), он сразу меня узнал: «Где-то я Вас видел. Где я Вас мог видеть?» Я говорю:

Во время хиротонии Вашего Святейшества я книгу держал епископу Арсению.

— А-а-а, вот, вот, вот. Я обратил внимание на орарь, но спросить, почему это так, было невозможно.

И ко мне благоволение пролилось у Святейшего, и сейчас же приказал он Даниле Андреевичу1, чтобы орден я имел».

Находясь при владыке Арсении, Ваня Чернов получил «кабинетное» образование. Владыка приглашал лучших преподавателей Юга дореволюционной России. Лекции читали на дому. Некоторые предметы, в частности математику, владыка Арсений преподавал сам. «Надо быть от природы обоим матема-


1 Даниил Андреевич Останов личный секретарь Патриарха Алексия I.

30

тиками, — писал впоследствии владыка Иосиф, — чтобы образованному человеку дошкольника начинать бы математике учить. Владыка Арсений безвестные и тайные премудрости в математике и диалектике явил ми еси...»

Учился Ваня настойчиво, серьезно, иногда от усталости засыпал за книгами. Его любознательность простиралась на все области знаний. Он изучил все творения святого Иоанна Златоустого, преподобного Симеона Нового Богослова и многих других святых отцов и учителей Церкви, великолепно знал жития святых Димитрия Ростовского и особенно Священное Писание. «Я читал все подряд, — вспоминал владыка Иосиф, — Илию Минятия читал, Флоренского читал, Достоевского читал, Пушкина читал, Гюго и Бальзака читал...» Этот ряд он продолжал очень долго, отмечая характерное, цитируя на память целыми страницами самое интересное. Всю жизнь он занимался самообразованием и до конца своих дней читал одновременно три книги: богословскую, художественную (классические произведения) и периодические издания журналов научного и богословского содержания. При этом сам себя он называл впоследствии «некнижный Архиерей».

Владыка Иосиф много лет спустя вспоминал, как однажды владыка Арсений подал ему томик К. Маркса и Ф. Энгельса и сказал: «Прочитай, Ваня, и знай суть. Тебе придется жить при таком строе». Позже, будучи уже архиереем, владыка Иосиф поразит своего следователя, читая на память классиков марксизма.

С 1912 по 1917 г. иподиакон Иван Чернов проживал в Тверском Успенском Отрочем монастыре, где составил не сохранившийся до настоящего времени акафист скончавшемуся там священномученику Фи-

31

липпу, митрополиту Московскому († 1569 г.). В этом же монастыре в 1912 году Ване была подарена монахами привезенная с Афона икона Божией Матери «Иверская». С этой иконой владыка Иосиф не разлучался в течение всей своей жизни, ему удавалось иметь ее при себе даже в лагерях, и Матерь Божия через эту икону удерживала свой покров над смиренным Ее послушником и почитателем.

В ТВЕРИ

31

В ТВЕРИ

Митрополит Иосиф — о себе:

«В Тверском Отрочь монастыре я пробыл пять лет, потому что Владыка Арсений пробыл там пять лет, будучи викарием Старицким, Тверской епархии.

В 13-м году Владыка Арсений возил меня на Валаам. Сначала мы поехали в Кронштадт, потом в Петербург на Карповку ко гробу отца Иоанна Кронштадтского, а потом уже на Валаам поклониться и повидаться с Владыкой Сергием Финляндским1, который был тогда на Валааме на даче. С Валаама нам нужно было ехать в Кексгольм. Вот мы прощаемся уже с Владыкой Сергием, подошел пароход на Кексгольм, я внизу стою с чемоданами. Владыка Арсений говорит: «Беги, у Владыки Сергия благословение возьми». Я — ту-ту-ту-ту-ту — наверх, благословение взять. Когда я спускался вниз по лестнице, Владыка Сергии (Владыка Сергий и шутил же, Боже мой): «Может быть, Преосвященнейший, оставите нам Ваню? У нас выдвигается кандидатура на игумена-лет через пятнадцать». Владыка Арсений внизу сто-


1 Будущий Патриарх Московский и всея Руси Сергий (Страгородский), находившийся с 1905 по 1917 г. на Финляндской и Выборгской кафедре.

32

ит, а я на ступенях, на лестнице. «Нет, Ваше Высокопреосвященство, с его характером он не задержится на той степени (т. е. ступени), на которой сейчас стоит». Так и вышло. Сергий же посвящал меня архиереем в Ростове-на-Дону. Природная вера была у меня и некоторые-некоторые способности. Некоторые природные способности.

Вот такой случай: когда умер правящий архиерей Тверской епархии1 и его, уже сидящего в кресле, облачали два соборных иподиакона, то они торопились, потому что уже владыка Арсений приехал и губернатор и звонили 12 раз в колокол. Иподиаконы торопились и никак не могли облачить архиерея: и саккос, и омофор, и все облачение задралось. Тогда я сзади подошел, приподнял покойного архиерея, и все облачение поправили. Но я сразу почувствовал боль в животе.

Шли годы, я не болел, только когда поднимал что-нибудь тяжелое или много ходил, тогда боль немножко ощущал. И в лагерях чуточку побаливало, потому что я по двести пар белья стирал. Так быстро никто не мог стирать, как я стирал белье для рабочих. И когда меня комиссовали, Герчик, доктор, у меня спросил:

— Откуда у Вас грыжа?

Я эту историю рассказал.

— Какой он, архиерей, — говорит, — был благородный. Сейчас же Вас отблагодарил и сделал Вам подарок, чтобы гарантировать на легкий труд.

С Тверского монастыря меня брали в солдаты на очень короткое время. Так как я по словесности всех превосходил, то меня направили в Казань в унтер-


1 Архиепископ Тверской Антоний (Каржавин, † 1914).

33

офицерскую команду. Я был белым унтер-офицером. Но поскольку я был очень молод, мне дали на год отсрочку, и я опять приехал в Тверь, в монастырь. Но Владыка меня уже не принял, потому что на меня там всего наговорили. И Владыка мне говорит: «Куда же ты, Ванюша, пойдешь теперь?» — «Не знаю, куда пойду. К Царице Небесной!» Взял я свою икону Иверской Божьей Матери и стал спускаться по лестнице, и не знал, куда я иду, покуда я спускался с лестницы. Но когда я вышел во двор и увидел: дверь! — а-а — раз Владыка не принимает, пойду в затвор! И скорей туда, в келью, и заколотился и забился. Месяц провел в затворе. Мне ребята, конечно, и суп, и борщ приносили ночью, и в форточку дрова бросали. Иверская икона стояла, и лампада горела перед ней. Все ребята принесли и сделали, потому что я с ребятами хорош был, будучи келейником архиерейским.

А в последних числах февраля губернаторша и губернатор узнают, что я в затворе. Они ахнули! Но так как она датчанка, а он немец, она по телефону звонит и говорит: «Плявда ли, Ваше Плеосвященство, что Ваня задворником (дворником) стал?» Они меня все знали, я им пять лет подавал и кофе, и конфеты, и квасы, и прохладительные воды. Славная была барыня. «Нет, Софья Михайловна дорогая, Ваня не за дворник, а Ваня... м-м... помощник эконома» — Владыка — юрист, сообразил быстро, — он помощник эконома и, конечно, забитый гвоздями.

На другой день приезжает Преображенский, личный секретарь правящего архиерея Серафима (Чичагова)1, и говорит:


1 Священномученик митрополит Серафим (Чичагов) с 20. 03. 1914 г. до конца 1917 г. управлял Тверской епархией в сане Архиепископа.

34

— Высокопреосвященнейший Владыка предлагает Вам отпустить послушника Чернова в канцелярию архиерейского дома.

— Помилуйте, Иван Михайлович, я только позавчера назначил Ваню помощником эконома (а я в затворе сижу), иначе некого было, кроме Вани, я его назначил. Отпустил от себя и назначил. Доложите его Высокопреосвященству, что он очень нужен для монастыря.

Уехал Преображенский.

Правящий архиерей по телефону: «Ну, Бог благословит. Пусть Ваня будет у Вас там помощником».

Ко мне стучат: «Если сам не выйдешь, выломаем дверь». Тогда надо выходить. Тут мне дают расходную книгу (я должен был ездить в магазины и к купцам за товарами с книгой), ключи от кладовка вручает казначей, уже натопили квартиру помощника эконома — и пошла благодатная жизнь.

Но вот-вот убьют губернатора. Вот-вот будет октябрь 17-го года. И вот-вот Владыка в правящие будет назначен и я с ним поеду в Таганрог.

Вот вам отрывок моей биографии».

7 сентября 1917 года владыка Арсений назначен был Епископом Приазовским и Таганрогским, викарием Екатеринославской епархии.

ТАГАНРОГ

34

ТАГАНРОГ

Митрополит Иосиф — о себе:

«В 1917 году мы выехали в Таганрог, и владыка Арсений изменил немножко тон проповедей. Будучи юрист, будучи умным человеком, он не мог говорить того, что говорил для интеллигенции в Твери.

В    архиерейском доме в Таганроге было 25 комнат. Владыка говорит мне: «Ты будешь, Ваня, здесь эко-

35

номом архиерейского дома. Сейчас идет Собор. Петра Великого регламент, по-видимому, пал. Я, вероятно, смогу что-нибудь для тебя сделать, чтобы ты мог каждый день служить».

В Таганроге в то время существовало Таганрогское подворье старца Павла, называемое так по имени его основателя преподобного старца Павла Стожкова1. После его блаженной кончины в 1879 году старшинство в общине приняла ученица и послушница старца Павла Мария Андреевна Величкова (Величко, †16 июня 1943 г.), которая, проводя жизнь истинной подвижницы в посте и непрестанной молитве, ко времени приезда в Таганрог епископа Арсения со своим юным иподиаконом сама уже стала старицей, не по возрасту только, но и по данным ей от Бога благодатным дарованиям. Старица Мария Таганрогская мудро руководила ко спасению как сестер своего подворья, так и приходящих в ее келью за советом и наставлением. Первая встреча Вани Чернова с этой Старицей произошла при следующих обстоятельствах.

«Монахиня Анастасия, — вспоминал владыка Иосиф, — продавала свечи и покупала. Она была стара, я очень молод. Однажды свечей не хватило, я узнал адрес, где находится частный свечной завод Медведева (впоследствии сын его был у меня иподиаконом), и пошел туда взять в долг два пуда свечей. Медведев сразу мне отпустил, мы познакомились. Эти два пуда мне пришлось квартала три-четыре пронести в мешке на спине. И когда я переходил Митрофановскую улицу, проезжала линейка довольно красивая, полная монашек, как ласточек на про-


1 В 1998 году преподобный старец Павел Таганрогский причислен к лику местночтимых святых. Память старца Павла совершается 10/23 марта.

36

волоке. Я остановился, чтобы пропустить ее, и слышу голос:

— Се архиерей идет Таганрогский.

— Матушка, да это монашонок, который с архиереем приехал.

— Да вы дуры, это архиерей, — и дальше поехали.

Я не обратил внимания на «это архиерей» и на «дуры», а перешел через улицу и понес свечи.

То была старица Мария».

Еще о блаженной Марии Таганрогской владыка Иосиф рассказывал следующее. Однажды старица Мария, увидев его, стала пытаться протиснуться между водосточной трубой и стеной дома, где пролезть было невозможно. Она как бы показала этим, какую трудную жизнь предстоит прожить владыке Иосифу.

НАЧАЛО ИСКУШЕНИЙ

36

НАЧАЛО ИСКУШЕНИЙ

Годы, последовавшие за октябрьскими событиями 1917 года, стали для России эпохой великих испытаний. Стоя перед лицом опасности и смерти, испытывался русский народ на верность Православной Церкви и Ее Основоположнику и Зиждителю Господу нашему Иисусу Христу. И пожалуй, не было ни одного христианина, который бы не прошел через это всепопаляющее и всеочищающее горнило. Можно сказать, что вся дальнейшая жизнь будущего митрополита Иосифа стала непрерывной чередой испытаний, скорбей, лишений, гонений, притеснений. Вся жизнь его — это непрекращающееся искушение, выдержать которое смог бы только человек, имеющий твердую веру, величайшее терпение, смирение пред непостижимым Божественным промыслом и непреложное упование на помощь Всеблагаго Созда-

37

теля, который не попускает никому оыть искушенным сверх его меры.

В этот период епископ Арсений, взяв с собой своего юного келейника, отправился для духовной беседы к одному из Российских старцев (К сожалению, память не сохранила для нас, к какому именно старцу ездил владыка Арсений. Известно лишь, что старец жил в небольшой пустыньке где-то на Волге.). Погостив в пустыньке и поговорив со старцем обо всех наболевших проблемах, владыка Арсений, отъезжая назад, пришел вместе с Ваней проститься со старцем и взять благословение на отъезд. И старец, благословляя их, произнес о Ване пророческие слова. Во-первых, он сказал, что Ваня будет выше владыки Арсения, а во-вторых, что умрет Ваня не своей смертью.

«Я был слишком молод и не придал особого значения этим словам», — говорил впоследствии владыка Иосиф. Но по прошествии времени Ваня стал не только епископом, но и архиепископом и митрополитом.

А тогда, в то смутное время, когда началась ломка всех устоев Российского государства и гонение на Православную церковь, для Ивана Чернова было положено начало искушений.

Митрополит Иосиф — о себе:

«В 18-м году в Таганроге произошло большое побоище: юнкерское училище вступило в борьбу с рабочими. 105 юнкеров и 95 рабочих убито. Владыка идет в исполком и просит: «Разрешите хоронить тех и других. Я архиерей для всех». Исполком разрешает. На кладбище привезли гробы. Рабочих на кладбище разобрали родные, а юнкеров свезли на кладбище и побросали в сарай, как дрова. Нам с иероди-

38

аконом Николаем, могила которого в Петропавловске, поручено было надеть на трупы юнкеров белье, крестики, в гроб положить и заколотить. И так мы работали с шести утра и до вечера при некоторой помощи кладбищенских сторожей. 105 гробов поставили вдоль траншеи. Владыка приехал отпевать, когда уже смеркалось. Владыка приехал, и красногвардейцы приехали, потому что жены рабочих кричали: «Обольем бензином и сожжем архиерея, за то что он белых хоронит!» Но никто не облил Владыку, ничего этого не допустили. Владыка пятое через десятое отпел. Принципиально всех. И потом их всех в нашем присутствии стали предавать земле, и, когда закопали, мы поехали с кладбища с большой опаской. Владыка боялся — жены рабочих были озлоблены, что Архиерей юнкеров хоронит. А он на проповеди сказал, что он архиерей для всех, кто в Бога верует.

— От меня нельзя требовать партийности.

Он так и сказал: «От меня нельзя требовать партийности, я архиерей для всех».

Приехали домой, все по-хорошему. Владыка, конечно, волновался и все время пил черный кофе и валерьянку. Я тогда еще не понимал, что это — валерьянка? Вот так мы и жили...

Через несколько дней приезжают в час ночи: «Комитет матросов постановил расстрелять Архиерея. Он, — говорят, — белых на кладбище хоронил, а пятерых матросов в портовой церкви не захотел хоронить, назвал их черными комиссарами!» Какая-то провокация. Я говорю: «Нет, я ничего не знаю, без меня ничего не делается, я секретарь, у

39

меня все книги, я эконом архиерейского дома, этого быть не могло!»

На другой день приезжают во время всенощной, думают, что Архиерей служит. А Владыка на подворье Иерусалимского монастыря (Таганрогский Иерусалимский мужской монастырь во имя св. благоверного князя Александра Невского.) сидит в сарае, весь засыпан зерном и заставлен досками. Потом опять приехали в 10 часов вечера. Тогда я пошел прямо на подворье и Владыке говорю: «Владыка, я иду в порт на объяснение к матросам». — «Да что ты! Да тебя в море бросят! Тебя бросят в море. Мне все равно гибнуть, Ваня!»

Так с Владыкой я не договорился, но в порт отправился. Я знал там все ходы-выходы и шел не дорогой, конечно, я увидел — там часовой стоит. Я юркнул в порт и на корабль прыгнул. Когда я в кают-компанию зашел, там было накурено, надыша-но, наплевано и уже заканчивался ужин — везде лежали куры, ноги, лапы, колбаса и бутылки с вином и водкой. Я был в полуряске, и все одним голосом сказали: «Че-ерт!» Я говорю: «Не черт, а Ваня, эконом архиерейского дома». Вот этим они были куплены с первой минуты: «Совсем не черт, а Ваня-эконом».

Матросы: Что вам угодно?

Я: Угодно договориться с вами навсегда: быть Архиерею или не быть!

Матросы: Да-а, мать его такую, этот Архиерей и поляк еще вдобавок, что ему русское!

Я: Я только одно знаю, что когда его посвящали в архиереи в 10-м году, 24 октября, то он такую речь говорил: «Я очень долго собирался и наконец-то собрался убежать с темного запада к светлому, хотя и в лаптях, востоку русскому!»

40

Все они: А-а-а! — папироски в сторону, — но все-таки, все-таки конкретно!

Я: Конкретно — надо разобраться. Мы знать ничего не знаем, а вы все приезжаете и приезжаете. Архиерей в Ростове, но, если надо, я его найду в три счета.

Матросы: Но чем вы докажете, что вы ничего не знали?

Я: Когда моряков хоронили, в портовой церкви был священник Суринов. Давайте спросим у него.

Матросы: Товарищи, возьмем Сурикова. Давайте Сурикова сюда.

Пришла машина, привезли Сурикова.

Суринов (кляц-кляц, стучит зубами): Ваня, и вы здесь?

Я: И я здесь, отец Иван. Садитесь, поговорим.

Суринов: И все-таки (кляц-кляц), на какой предмет будет разговор?

Я: Увидите, на какой предмет. Вон, предметов полный стол стоит (показываю на бутылки), давайте опрокинем по рюмочке.

Вот этим я их снова всех купил. Моряки сейчас же поналивали нам полные стаканы. Суринов, конечно, выпил весь стакан, я немножко прихлебнул.

Я: Закусывайте!

Но как он мог есть, когда у него зуб на зуб не попадает. Есть пришлось мне, и лапы, и колбасу.

Я: Отец Иван! Почему вы Владыку не пригласили хоронить моряков?

Суринов: Какое же я имел право, Ваня, приглашать, когда там родные, родители их? Если бы родители сказали мне, то я пошел бы и пригласил Владыку.

Моряки: Ах, вот как! Так их растак! Как же они нас информировали? Вопрос исчерпан. Еще по рюмочке!

41

Я (морякам): Можно с вами завтра встретиться в городе, чтобы получить в исполкоме разрешение на панихиду? Владыка в двадцатый день отслужил бы панихиду в городском парке на клумбе и речь сказал. Владыка — юрист.

Моряки: О-о-о! Это хорошо, это хорошо!

В час ночи повезли нас по домам. Сурикова сбросили у калитки, а меня у архиерейского дома. Я сейчас же, не успела машина поворотить, пешком, пешком на подворье. В два часа ночи добежал, сразу к Владыке:

—     Все устроено! Вы служите на Сретение панихиду.

—     Пся крев, — говорит, — Ваня, пся крев. (Этопольское ругательное слово — собачья кровь.)

—     Вот, я Вам сообщаю, завтра или уже сегодняв 11 часов утра я иду в исполком, там я встречаюсьс Воробьевым, и мы получим у Стернина разрешение на служение панихиды и на парад. И Вы,Владыка, благоволите панихиду отслужить и речьсказать.

—     Пся крев тебе, — говорит.

—     Там видно будет, какая «пся крев», теперь яхозяин.

В одиннадцатом часу утра я встретился с Воробьевым в коридоре на мраморной лестнице в доме бывшего богача, и мы пошли к Стернину — председателю исполкома. Стернин еврей, но очень хороший еврей, он и к Русской Церкви неплохо относился. Он сразу спросил: «Вам, батюшка, вина или угля, вероятно, нужно?» — «Да нет, панихиду будем служить. А вон, — говорю, — идет товарищ» — я показал на Воробьева. («Товарищ» я произнес первый раз в жизни. Как в Антиохии первый раз назвали христиан христианами, так и я первый раз сказал «товарищ».)

42

Воробьев: Ваня хочет с Архиереем панихиду отслужить в двадцатый день смерти героев, наших товарищей. А мы хотели бы парад небольшой устроить. Надо оформить, товарищ Стернин.

Стернин: Сейчас, сейчас, сейчас.

И написал на бланке областного исполкома:

«ВАНЕ И АРХИЕРЕЮ.

Разрешается 2 февраля (тогда еще старый стиль был) отслужить панихиду над героями-матросами в городском парке на клумбе».

Такую бумажку я получил.

Я раскланялся, чуть руку не поцеловал этому Воробьеву. Воробьев мне тогда говорит: «Может, пойдем выпьем?» — «Да не-ет, я спешу».

И я опять бегу на подворье и Владыке в щелочку сую бумагу и фонарь — читайте, мол. Владыка прочитал, не верит: «И это может быть обман». Во всяком случае монахи вечером выперли Владыку к благочинному, который жил недалеко от архиерейского дома. Уже опасно было держать Владыку на подворье, потому что в 6 часов утра Архиерей вызвал протоиерея Шумова, исповедовался у него. Шумов пришел домой, сказал матушке. Матушка сказала дочке. В 12 часов весь базар уже знал, что архиерей на подворье исповедовался у Шумова. Когда мне это сказали, я как сумасшедший побежал, чуть не падая, на подворье — нужно было скорее архиерея перевести куда-нибудь. И его быстро перевели к благочинному Овчаренко. Сколько переживаний было и Архиерею, и мне. Но я молодой был, у меня все это на сердце не отражалось.

Я дал двум благочинным (тогда два благочинных было в Таганроге) от имени Владыки такое распоряжение: «Прошу сообщить духовенству: 2 февраля я служу панихиду на могиле героев, то-то, то-то, то-то... Охотники за мной!» И расписался: «Епископ

43

Арсений». Не предписание, а приглашение. «Охотники» все пришли. И больные, и безногие, и на костылях, все пришли. Пришел хор, и протодиакон пришел. Ровно в 5 часов приехал Владыка, надели ему мантию, омофор, епитрахиль. Быстро отслужили панихиду, Владыка слово сказал (он охрипший был немного на нервной почве).

По окончании нас немедля отвезли домой. Владыка сразу попросил кофе. Я сварил кофе и подал ему. У Владыки дрожали пальцы. Потом он посмотрел на шкаф, где у него митры стояли: «Дай-ка мне вон ту, восьмигранную царскую митру» (Царскую митру епископ Арсений получил в награду от Государя Императора Николая II в 1911 году.). И прослезился. Я подал. Он открыл футляр и сказал: «Та голова, которая спасла архиерейскую голову, имеет право венчаться этим венцом в свое время».

ВОСХОЖДЕНИЕ ПО СТУПЕНЯМ

43

ВОСХОЖДЕНИЕ ПО СТУПЕНЯМ

Через четыре дня после этих тревожных событий, 6/19 февраля 1918 года, иподиакон Иван Чернов был пострижен епископом Арсением в мантию с именем Иосиф в честь святого праотца Иосифа Прекрасного. «Владыка Арсений, — вспоминал митрополит Иосиф, — дал мне это имя для того, чтобы я всех кормил».

11/24 февраля 1918 года он был рукоположен во иеродиакона.

О своей диаконской хиротонии владыка Иосиф позднее, будучи уже в Алма-Ате, писал: «Я прекрасно помню день своей хиротонии, это было в воскресенье о Блудном сыне... Масса выпала снегу в ту ночь. Первую свою ектенью «Прости приимше...», конечно, я перепутал, но всем подсказчикам Влады-

44

ка сказал: «Не мешайте ему, он будет прекрасно служить!» Первую вечерню служил я, как будто бы давно иеродиаконствую, т. к. я уже и архиерейскую службу знал, и даже тайные молитвы Литургии — ибо Святителю много лет книгу держал... А он читал вслух молитвы — чтобы, наверное, я слышал бы их. А на другой день Божественную первую Литургию, в день Иверской и именно перед своей келейной, с Афона. Она была и в Коми, и здесь ныне в моей Иверской архиерейской церкви1. Вероятно, я Ее из этого града уже не увезу! Ведь это Ее храм! А? А может быть, и сам не уеду и здесь покойному митрополиту Николаю2 шепну на кладбище: «Подвинься, брате!»

16/29 августа 1920 года в Таганроге так же епископом Арсением иеродиакон Иосиф рукоположен во


1 Крестовая церковь в Алма-Ате на ул. Минина, где жил владыка Иосиф последние 15 лет, — Иверско-Серафимовская.

2 Предшественник митрополита Иосифа по Алма-Атинской кафедре митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Николай (Могилевский, † 25. 10. 1955 г.) погребен на Центральном городском кладбище г. Алма-Аты. После своей кончины митрополит Иосиф погребен там же, с правой стороны от митрополита Николая. Архимандрит Исаакий (Виноградов) к 20-летию кончины митрополита Николая писал:

...И утешает нас,

Что и тебе Господь дал утешенье,

А сердцу нашему благое умиленье —

Совсем в недавний час.

Послал на место твоего упокоенья

Соседа доброго, с кем вместе ты служил

И кто преемником твоим достойным был,

Мы видим Божье в том благоволенье.

На юбилейном Архиерейском Соборе в августе 2000 г. митрополит Николай прославлен в лике святых новомучеников и исповедников Русской Православной Церкви. Обретение его святых мощей совершилось 8 сентября 2000 г.

45

иеромонаха. После хиротонии отец Иосиф в течение 1000 дней непрерывно совершает Божественную Литургию. По окончании этого подвига владыка Арсений по благословению патриарха Тихона 16/29 августа 1922 года возложил на молодого иеромонаха наперсный золотой крест. Это была первая награда. 26 декабря 1924 году иеромонах Иосиф так же епископом Арсением был возведен в сан игумена.

БОРЬБА С ОБНОВЛЕНЦАМИ ПЕРВЫЙ АРЕСТ

45

БОРЬБА С ОБНОВЛЕНЦАМИ, ПЕРВЫЙ АРЕСТ

В этот период, кроме внешних гонений от богоборческой власти, испытываемых чадами церковными, в лоне Русской Православной Церкви появились предатели и отщепенцы, которые, создавая расколы, изнутри раздирали хитон Христов. «...Кровь лилась везде и всюду непрерывно. Расстреливались крестные ходы. Таких случаев насчитывалось более тысячи. Русь покрывалась могилами священномучеников и исповедников. Ужас объял Русскую землю. Люди стали колебаться и отходить от своих устоев. Пошатнулась и Церковь... Живоцерковники, поддерживаемые властями, захватили во многих городах абсолютно все храмы. Тихоновцы остались без храмов и кое-где совершали лишь тайные богослужения.

Святейший Патриарх был арестован и находился под стражей в одной из башен Донского монастыря. Печальна участь и многих архиереев, которые не подчинились живоцерковному Высшему церковному управлению. В провинции шли судебные процессы над архиереями и духовенством. Ярким примером этого был процесс епископа Ростовского и Таганрогского Арсения1. Он, как и Святейший Тихон, просил


1 С 1920 по 1922 г. епископ Арсений возглавлял Ростовскую епархию.

46

считать во всем виноватым только его и не осуждать духовенство, которое выполняло его указы. На суде обвинитель кричал: «Тихон в Москве, а Арсений на Дону» — и требовал расстрела. Суд вынес решение: епископа Арсения расстрелять. Но поднялся такой страшный крик и в суде, и в огромной толпе возле суда, что за ним последовало: «Но принимая во внимание и т. д. — заменить пятью годами лагеря в Соловках». Так описывает события того страшного периода А. Н. Стрижев.

«По возвращении из Москвы, — вспоминает он далее, — побывал я в тюрьме и у владыки нашего Арсения. В Ростове у нас было полное смятение, никто ничего не понимал. Во главе епархии стоял прежний епископ Феофилакт1, и многим казалось это вполне нормальным. Но то, что в это же время в тюрьме сидел владыка Арсений, смущало далеко не всех. Не смущало это и прозорливого старца Иоанна Домовского, строителя и настоятеля великолепного Александро-Невского собора2. Владыка Арсений во время моего посещения сказал мне: «Пойдите к отцу Иоанну и скажите ему от моего имени, что он не


1 Имеется в виду епископ Феофилакт (Клементьев), уклонившийся в 1922 году в обновленческий раскол и возглавивший движение обновленцев в Ростовской епархии.

2 Протоиерей Иоанн Домовский в смутное послереволюционное время оставил должность настоятеля Александро-Невского собора и ушел за штат. Служил в Ростове-на-Дону в домовой церкви и почитался в Донской области как прозорливый старец. К о. Иоанну шло в эти годы множество людей за советом и руководством. О. Иоанн был большим почитателем св. прав. Иоанна Кронштадтского и подражателем его жития. Об о. Иоанне среди Ростовской паствы высказывалось мнение: «Он — копия, отпечатанная Богом для утешения людей с о. Иоанна Кронштадтского: тот же дух, та же сила, тот же магнит, притягивающий к себе покоренные им сердца». Умер о. Иоанн в конце 20-х годов, после продолжительной болезни.

47

может так поступать. Живоцерковники — не православные».

Страшно было идти к отцу Иоанну с таким поручением, так как он был не только прозорливец, но и целитель многих. Войдя в келью отца Иоанна, я остановился и сказал: «Отец Иоанн, я пришел сказать вам то, что поручил владыка Арсений». Когда я передал ему буквально слова Владыки, отец Иоанн начал плакать и рыдать. «Передайте Владыке, что я не знал всего, я хочу умереть православным», — сказал он в ответ. Вот какие страшные времена тогда были». Владыка Арсений, получив пять лет, был сослан на Соловки»1.

В Таганроге игумену Иосифу приходилось вести борьбу против обновленцев, которые захватили все городские храмы, кроме одного Никольского собора, где служил и проповедовал отец Иосиф с преданным Православию духовенством. Таганрогская паства, так же как и ростовская, поначалу не разобравшись в ложном направлении, взятом обновленцами, поддерживала их. Но впоследствии, когда народ понял и осознал, что имеет дело с раскольниками и предателями Православия, обновленческие храмы опустели, Никольский же собор не мог вместить всех молящихся. По навету живоцерковников это и стало причиной ареста отца Иосифа органами ГПУ г. Таганрога в 1925 году. Игумен Иосиф был осужден на два года лишения свободы2. Свой первый срок он отбывал в Коль-Ёле, в Коми области. Об этом периоде остались лишь краткие записи в одной из книг, принадлежавших митрополиту Иосифу:

«В 1926 году на Иверскую икону Божией Матери в Коль-Ёле была торжественная служба, за Всенощ-


1 «Дивеевские предания». М., 1996, с. 275-277.

2 Архив УФСБ по Ростовской обл. Д. 1472.

48

ной читался акафист. Служил прот. Волков, и пели две монахини: одна — местная зырянка мать Александра, а другая — карповская, из Петрограда, монахиня Эмилия. Погода была настоящая зимняя. Игумен Иосиф, 13 октября, Коль-Ель».

«15 октября в 2 (?) дня я исцелился перед иконой Иверской Божией Матери, страдавший крепко с 5 октября и особенно сегодня, 15-го. Помни, Иосиф! 15 октября 1926 год. Коль-Ель. Слава Тебе, Милосердная Владычице!»

САН АРХИМАНДРИТА

48

САН АРХИМАНДРИТА

По освобождении из лагеря в 1927 году игумен Иосиф на Благовещение был возведен в сан архимандрита, и на главу его была возложена царская митра, та самая, которую подарил ему епископ Арсений в 1918 году.

«Прошли большие года, — вспоминал он, — в 27-м году меня посвящают в Твери в архимандриты. Я только освободился тогда из заключения и приехал в Тверь1. И вот посвящает меня владыка на Благовещение в архимандриты и надевает ту самую царскую митру (ее туда привезли), которую дал мне на Сретение в 18-м году. Вот такая вот вещь. Потом Владыка написал бумагу, что отец архимандрит Иосиф возвращается к своему первому месту службы — благочинному и экономом архиерейского дома в городе Таганроге. И ровно пять лет, как один денечек, пробыл я архимандритом».

Надо отметить, что «все акты, — писал в дальнейшем сам владыка Иосиф, — от иподиаконства до архимандритства включительно, совершены Ростовским архиепископом Арсением. Я же почти весь этот период состоял экономом Таганрогского архиерейского дома».

В то же время архимандрит Иосиф продолжает нести свое служение в Никольском соборе и вновь ведет активную борьбу с живоцерковниками.


1 В Твери с 30 августа 1927 года проживал управляющий Ростовской епархией епископ Арсений (Смоленец). 1 ноября 1927 года назначен на Ставропольскую кафедру с возведением в сан Архиепископа.

АРХИЕРЕЙСКАЯ ХИРОТОНИЯ

49

АРХИЕРЕЙСКАЯ ХИРОТОНИЯ

Митрополит Иосиф — о себе:

«1932 год. Наступили предархиерейские мои дни, а денег — ни копья. А так как матушка Мария была в приходе Никольском, где я часто служил, кроме архиерейской церкви, то мне посоветовали к матушке сходить и денег немножко попросить на хиротонию. (Архиерейская хиротония — это же не шутка: надо же и здесь принимать, и в Ростове.) И я пошел к матушке за благословением на архиерейство. Это было в 32-м году. Матушка лежала уже лет восемь. Но меня она хорошо знала, я бывал у нее с молитвой. Она:

—     Девочки, девочки, — послушницам говорит, — дайте торбу с гроши.

Ей подали мешочек такой, и там что-то звенит. Ну, мое ухо схватило: «Вот это я понимаю, столько золота иметь!» Но оказывается, у нее там были деньги старые, царские. Она там рылась, рылась, копалась, копалась.

—     Вот тебе. И поедешь, и приедешь, и останутся. Вижу — одна монетка и что-то такая легкая, а я удельный вес золота все-таки знал уже. «И печален я бысть», когда стал уходить из ее кельи.

А тут меня сейчас же встретили ее послушницы, которых было около нее человек десять, вероятно, не

50

меньше (как и в Михайловке было)1. И они стали мне золото давать: десять рублей, пять рублей, десять рублей, пять рублей. Я уже горсть набрал, да не держится, я — в подрясник. Покуда до калитки дошли, что-то 300 рублей золотом в подряснике было. И они меня проводили, калитку открыли. Все совершилось так, как совершилось.

Потом блаженный Сергий посвящает меня во епископа Таганрогского в 32-м году, 27 ноября в Ростове2.

Вечером во время всенощной было наречение, и я речь говорил. Речь была оригинальная и красивая. Конечно, не подумайте, что это мой талант. Я сам написал, ну а шлифовку делали за меня другие. И я должен был две ночи зубрить.

Во время всенощной в огромнейшем Ростовском соборе вышло пять архиереев, а потом два митрофорных протоиерея меня вывели — в мантии, в клобуке, с крестом. Я сразу начинаю слово3:

«Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Высокопреосвященнейшие Владыки, честные отцы и вы, народ Божий! Вы сегодня будете меня избирать и Вы, святители, будете свои апостольские руки возлагать на мое чело, чтобы дать достоинство архиерейства и послушания. Народ избирает, Архиерей


1 Имеется в виду православная община в г. Караганде, в районе Большой Михайловки, основанная преподобным старцем Севастианом Карагандинским.

2 Хиротония архимандрита Иосифа во епископа Таганрогского, викария Ростовской епархии была совершена по указу митрополита Нижегородского Сергия 14/27 ноября 1932 г. архиепископом Дмитровским Питиримом (Крыловым), архиепископом Ростовским Николаем (Амасийским), архиепископом Назарием (Блиновым), управляющим Челябинской епархией, и епископом Барнаульским Александром (Белозером).

3 Слово дается в сокращении в связи с некачественной магнитофонной записью.

51

посвящает каждого священнослужителя». (Тогда немножко выборность культивировалась, или, как сейчас, — вся власть советам церковным, так и тогда выборное право было. Народом избирается, архиереем посвящается.)

«Я, Ваше Высокопреподобие, Ваше Высокопреосвященство и честный народ, меньше всего мог думать об архиерействе, как внезапно приходит распоряжение: быть Архиереем. В наши времена не отказываются и не говорят: «Аз на него не готов». Так приходится. И скоро возгласят служители: «Повелите! Прикажите!» И к народу обратятся, который выбрал его: «Повелите вести к посвящению!»

И я кратко рассказываю историю Николая Чудотворца, как рано утром спешит он в храм Пресвятой Троицы, спешит приложиться к святыне, а потом спуститься на базар, купить ветку винограда и поспешить на корабль. Но тут из дверей церковных выходят фигуры — и непосредственно к Николаю:

— Как ваше имя?

— Имя мое Николай.

— Пожалуйста, в обитель, вас ждут. Сказано свыше: быть вам архиереем.

Да нет, я не тот! Мой дядя епископ Николай в Патарах. Я спешил помолиться, это ошибка, и я не тот!

— Ты, и не ошибка.

И тогда силой забрали его, привели к епископам, и те прямо и спокойно объяснили:

— У нас в городе непорядок. Прихожане никак не могут избрать себе архиерея, раскололись на несколько частей, и у каждого есть свой любимчик — кандидат. Поэтому Господу было угодно даровать единого и дарует нам. Сегодня видение мы видели во сне. Смирись и получи благодать архиерейства.

Тогда он понял и смирился. Он святой уже был.

52

И кратко рассказываю историю Александра Команского, как шел он по городу весь черный, как негр, от угольной пыли, нес на плече кошелку и кричал:

Уголья! Уголья! Свежевыжженные уголья! Тише, тише, умываться пойдем, пойдем на собрание. Тебе повелевает Бог быть архиереем города Коман.

Самый красивый момент был — Александр Команский. И у святителя Николая красивый момент был. Люди, которые не ожидали, — и стали. Я не ожидал — и призываюсь. Они чудесным образом призваны к архиерейству, и я осмелюсь сказать, что я права на это имею меньше их, но, по-видимому, призываюсь той же силой, той же Божественной благодатью. Те готовы были бежать, а я возвещаю — готовый к послушанию.

Надо молить Господа, и я молился, я просил праведного Иосифа: «Иосиф, красоту целомудрия, святой мой покровитель, моли Бога о мне, особенно ныне! Святитель Николай, архиепископ Мир Ликийских, моли Бога о мне! Святитель Александр Команский, моли Бога о мне!»

Вот в таком духе слово было. Хоть и плакали немного прихожане, но красиво вышло. Меня немножко знали. Я часто в Ростовском соборе служил и проповеди говорил, будучи архимандритом. Все мне родные были.

Это было на наречении перед всенощной. А перед обедней архиереи облачились, встретили старшего, как обычно, архиереи сели на клиросе, меня вывели в облачении архимандритском, кроме набедренника.

— Чесо пришел еси, брате?

— Архиерейския чести приемлять.

— Добре, а како веруеши?

— Верую во единаго Бога Отца Вседержителя...

53

Символ веры сказал и говорил о личности Господа Иисуса Христа. Потому что в то время, когда писался чин посвящения в архиереи, бушевало арианство и нужно было архиерею, как носившему образ Патриаршего Первонебесного Архиерея Иисуса Христа, сформулировать это в противовес арианам.

Потом третье: не буду свариться с соседними архиереями, не буду задирать чужие епархии без благословения — чисто административная часть церковного режима.

Потом у всех архиереев благословение нужно брать, и я пошел — пошел — пошел — по чину. И каждый раз, когда спросят: «Чесо пришел?», говорю: «то-то, то-то, то-то». И протодиакон возглашает: «Приводится! Боголюбезнейший архимандрит, Иосиф! Хиротонисатися! Во епископа! Богоспасаемого! Града Таганрога!»

В ТАГАНРОГЕ, 1932—1935 ГОДЫ. ВТОРОЙ АРЕСТ

53

В ТАГАНРОГЕ, 1932—1935 ГОДЫ. ВТОРОЙ АРЕСТ

Так совершилась епископская хиротония архимандрита Иосифа. В это время обновленцы продолжали свою раскольническую деятельность в захваченных ими храмах.

3 февраля 1933 года епископ Иосиф был назначен временно управляющим Донской и Новочеркасской епархией. Он был тогда единственным православным епископом в Ростовской области, удерживающим свою паству от живоцерковного соблазна.

О бытности епископа Иосифа в Таганроге рассказала Алевтина Федоровна Дикарева (Хабарова), хористка кафедрального собора, г. Ростов-на-Дону:

«Мы жили в Таганроге, недалеко от Никольской церкви, где служил владыка Иосиф. Мне было восемь лет, когда в 1934 году мама впервые привела

54

меня к нему. Владыка жил тоже недалеко от Никольской церкви в расположенном во дворе небольшого частного дома маленьком флигелечке вроде времянки, где была одна маленькая комнатка с земляным полом. В святом углу, где Владыка молился, стоял аналойчик и маленький половичок лежал на полу, а под ним в земле углубление — от долгих молитв и многочисленных поклонов Владыки просела земля. В комнате у него стояли лишь стол, кровать и два стула. Но все чисто, даже белоснежно. Была у Владыки старенькая прислужница Матрона, которая часто забывала, что нужно сделать. Помню, Владыка хотел меня прихорошить — вывести веснушки, и где-то достал для этого специальную мазь. А Мотя той мазью самовар начистила.

Мама показала мне дорогу к дому Владыки, и я носила ему от мамы то крыночку топленого молока, то его любимое блюдо — маринованные баклажаны со сладким томатом. Владыка встречает: «А-а-а! Тиночка — вишенна корзиночка!» Он был хлебосольным и всех, приходящих к нему, угощал, отдавая все, что у него было, стол в его флигеле всегда был накрытый.

Владыка пешком ходил на службы в Никольский собор, шел с посохом, в рясе. Иногда ехал на линейке или на фаэтоне. А бывало, мы вместе с Владыкой шли в церковь. Пока идем, все нищие вдоль дороги выстраиваются, и он всем им давал бумажные деньги. И пока всех нищих не оделит, он в храм не зайдет.

Помню, на Пасхальной неделе 1935 года мы прибежали к Владыке с моей младшей сестрой Лидочкой. Владыка нас благословил, дал Лидочке красное яйцо и сказал: «Как разобьешь, так и умрешь». А мне Владыка ничего не дал. Лидочка радуется: «Яйцо! Яйцо!» А мне обидно: Лидочка в первый раз пришла и яйцо получила, а я сколько хожу к Владыке — и

55

ничего не получила! Но Лидочка играла-играла и разбила яичко. И полгода не прошло, как Лидочка заболела и умерла.

Однажды после службы Владыка сказал мне: «Тиночка, будешь идти со службы, зайди ко мне чай пить». Я пришла, и следом пришли два его иподиакона Андрей и Анатолий. Мотя накрыла на стол, а Владыка усадил меня между иподиаконами и говорит: «Тиночка, выбирай себе иподиакона. Какого иподиакона выберешь? Старшего или младшего? Выбирай старшего!» Я смутилась тогда и покраснела.

Это пророчество Владыки сбылось через 17 лет. Моим мужем стал старший иподиакон Ростовского кафедрального собора Владимир Дикарев.

Помню, в 1935 году у владыки Иосифа жил вернувшийся из лагерей его духовный отец архиепископ Арсений1. Однажды, придя к Владыке, я увидела его — седого, изможденного старца в очках. Владыка Иосиф сразу: «Владыка Арсений, — говорит, — благословите Тиночку нашу, благословите!» Владыка Арсений благословил меня и поцеловал в голову. У него было прекрасное лицо святого старца. Потом я была только на похоронах архиепископа Арсения в 1937 году в Таганроге2.

В конце Рождественского поста 1935 года владыку Иосифа арестовали. Его увезли из дома ночью на черной машине».


1 Архиепископ Арсений (Смоленец) с 1932 по 1930 г. находился в концлагере. 17 сентября 1935 года назначен Архиепископом Семипалатинским, но на епархию не поехал по болезни.

2 Скончался 6/19 декабря на покое в г. Таганроге. Погребен на городском кладбище. Митрополит Иосиф говорил о нем: «Всю жизнь в дороге, а умер в Таганроге». На одном из портретов архиепископа Арсения Владыка написал своей рукой: «(Судьба) — Промысел подарил мне встречу на моем жизненном пути с этим человеком, которого жизнь была — почти легенда, но — рнальность».

56

Епископ Иосиф был осужден на пять лет концлагерей «за антисоветскую агитацию и связь с архиепископом Арсением (Смоленцом), который явился в Таганрог после отбытия им ссылки».

Для отбытия срока наказания Владыка был направлен в Ухто-Ижемские лагеря Коми АССР1, куда был этапирован осенью 1936 года.


1 Архив УФСБ по Ростовской обл. Д. 1472.

ЭТАП ЗАКЛЮЧЕНИЕ. 1936—1940 ГОДЫ

56

ЭТАП, ЗАКЛЮЧЕНИЕ. 1936—1940 ГОДЫ

Борис Филиппов, сам переживший ужасы пересылки, вспоминает следующее:

«Осень 1936 года. В Котласе нас, этап заключенных, направляемых в Ухтпечлаг, перегружают из забитых до отказа теплушек в трюмы огромных грузовых барж. Мы должны плыть до Усть-Выма, чтобы оттуда почти двести километров топать пешком — под конвоем уголовников и «бытовиков». Плыть нужно не один день, так как утлый, тщедушный параходишко через силу тянет две гигантские баржи.

В трюме нельзя протянуть ноги: забитый людьми и их немудреными вещами, удушливо-зловонный трюм — один из сквернейших кругов Дантова ада. Сидим впритык друг к другу, обливающиеся грязным потом, обовшивевшие, изнуренные. И мечтаем только об одном: хотя бы на полчаса прилечь, вытянуть ноги, как-то расслабиться. Только небольшое пространство в трюме не затолкано до отказа: это место, где расположилось духовенство с большими сроками, направляемое в лагерь. Русские монахи и священники — католические пасторы, менонитский пастор — и местечковые раввины, лютеранские пасторы — и старичок мулла. И среди них стройный, худощавый,

57

в аккуратно подштопанном подряснике и черной скуфейке епископ Таганрогский Иосиф (Чернов). Любопытно, что к этой группе духовенства не пристают даже завзятые уголовники, не только их не «курочат» (грабят), но даже, как видно, освободили им лучшее и наиболее просторное место в трюме.

И вдруг владыка Иосиф подходит ко мне и сидящему впритык со мною профессору-геологу Яковлеву, брюзге и чудаку, никак не могущему примириться с условиями этапа. Это он в теплушке требовал, чтобы молодой грабитель и убийца уступил ему, пожилому ученому, место у узкого полузабитого окна. Это он, обращаясь к отпетым уркам, увещевал их, напоминал о своих научных заслугах...

Владыка Иосиф ведет нас к своей группе и предлагает часок-другой полежать, отдохнуть, а он, Владыка, и менонитский пастор Греберт посидят в это время: они, мол, уже належались вдосталь. И так же, после нас, были позваны еще и еще другие замученные вконец заключенные, а владыка Иосиф все сидел и сидел, и с ним вместе уступали место то раввин, то католический пастор, то старый мулла.

Трудно тому, кто не испытывал прелестей советского этапирования заключенных, понять как следует, какое значение имел для нас этот двухчасовой отдых, эта возможность вытянуть ноги во всю длину тела, эта возможность хотя бы немного побыть не в скорченном, сплюснутом другими грязными и потными телами состоянии!

По прибытии в Чибью (на Ухту) мы расстались. Владыку Иосифа направили на строительство тракта Чибью-Крутая, где он вскоре устроился поваром к начальнику строительства. И опять, стоило ему за чем-нибудь появиться в Чибью, он забегал к нам и всегда приносил что-нибудь со стола своего «хозяина»: то несколько сдобных булочек, то кусочек сала,

58

то горстку сахару. И нам, вечно голодным, это было не только материальной поддержкой, но и какой-то весточкой из другого мира.

А Владыка, всегда веселый, жизнерадостный, приговаривал, частенько повторяя слова старца Амвросия Оптинского: «От ласки загораются глазки», — и хорошо улыбался.

И в тюрьме, и в лагере Владыка избегал разговоров о религии, о Боге. Он старался только деятельно помочь, а когда, скажем, тот же Яковлев затевал разговоры о высоких материях, видимо, стеснялся и нехотя отговаривался:

— Ну, что-то мы, бедолаги, о Боге рассуждать будем. Ведь нам Его все равно не понять, не охватить нашей куцей мыслью. А вы вот лучше потихоньку молитесь о самом насущном, сегодняшнем...

И хорошо, ласково улыбался.

Был он несомненно умен — русским умом, открытым, чуть с лукавинкой, был по-хорошему простонародно остроумен и, главное, никогда не унывал. И соприкасающиеся с ним заражались его русским радостным умом сердца»1.

Сам владыка Иосиф рассказывал, что некоторое время он работал в лагере пекарем и выпекал булочки. При этом он экономил немного муки. В том же лагере в числе вольнонаемных работала женщина, которая одна воспитывала троих детей. Владыка решил ей помогать — отдавал сэкономленную муку. Но вскоре от женщины пошли искушения. «И мне, — говорил Владыка, — пришлось проситься на другую работу. Бежать, как Иосифу Прекрасному».

Его перевели в лагерную туберкулезную больницу. Надо было 90 коек обслужить, ночью вымыть 90 пле-


1 Газета «Новое Русское слово». Нью-Йорк, февраль, 1976.

59

вательниц, чтобы к утру они были чистенькие. Пока больные уголовники спали, он ползал под нарами и мыл плевательницы. Иногда нечаянно задевал кого-нибудь из уголовников, за что его спросонья пинали ногами. Плевательницы были деревянными и впитывали в себя всякие мокроты. Другие заключенные скоблили их щетками, но Владыка выскабливать щеткой не успевал, ему не хватало времени. И однажды он заплакал и сказал: «Господи, неужели Тебе приятно, что Твой архиерей возится в плевательницах? Но если Тебе это угодно, то я буду мыть их руками». И стал мыть архиерейскими руками и скоблить ногтями эти плевательницы. «Но для меня было лучше мыть плевательницы, — говорил Владыка, — чем терпеть искушения от "египтянки"».

В Коми, на Севере, Владыка работал на лесоповале, и тогда ему приходилось очень много страдать. У него были обморожены пальцы на руках и на ногах.

Еще рассказывал, что приходилось работать медбратом в лагерном лазарете. Там была изба — покойницкая, где стояли стеллажи, на которые клали покойников. Однажды ему поручили анатомировать покойников. Врач ушел, а ему дал задание вскрывать брюшную полость. «Я, — рассказывал Владыка, — вскрывал, а после зашивал мертвецким швом, обмывал покойников и одевал их».

Начальство лагеря доверяло Владыке, и поэтому в его обязанности входило вывозить покойников за пределы зоны и хоронить их в заранее вырытых ямах. Владыка опускал покойников в ямы, закапывал и возвращался в зону. Ездил он на лошаденке, такой же дохленькой, как и все зеки, потому что она тоже недоедала. Но Владыка говорил, что это его занятие было промыслительным, потому что он тут же, пока вез умерших, совершал по чину отпевание, так как

60

имена их были ему известны. Если же Владыка не знал чьего-то имени, он отпевал с такой формулой: «...упокой, Господи, душу раба Твоего, имя которого Ты Сам веси...»

Работая в лазарете, Владыка часто недосыпал, потому что работы было очень много. И однажды зимой, когда стояли жестокие морозы, он в очередной раз вез девять покойников за пределы зоны и немного вздремнул. В это время лошадь, везя телегу под косогор, оступилась и скатилась по снегу вместе с санями в глубокий овраг. «Когда я очнулся, пришел в себя, — вспоминал Владыка, — то увидел, что сижу в глубоком снегу, а рядом со мной сидит один из покойников, которого я вез на захоронение». И всю эту ночь Владыка вытаскивал покойников из оврага.

Другой эпизод из лагерной жизни. Однажды в числе других заключенных Владыку гнали по этапу. Был длительный переход, заключенные долгое время не имели возможности отдохнуть. Когда конвой менялся, производилась пофамильная выкличка, заключенные должны были стоять в строю. И лишь тогда, когда конвоиры закуривали, у заключенных было несколько минут для отдыха, и они в изнеможении просто валились на землю. Но и таких перекуров на этапе было очень мало. И вот после такого долгого этапа группу зеков привели в лагерь назначения. «Этап пришел, — рассказывал Владыка, — днем. Нас завели в барак, и я, не помня себя от усталости, упал на какие-то нары и заснул. Проснулся я оттого, что пришедшие с работы зеки-уголовники стащили меня с нар на пол. Оказалось, что я лег на чужие нары, что по зековским законом считалось преступлением. Они стали пинать меня ногами, запинали под нары и обмочили. В эту ночь я спал под нарами. И только надежда на Бога и

61

упование на Божие милосердие помогли мне вынести и пережить такую ситуацию. Потому что даже в этих нечеловеческих условиях я ощущал присутствие Божие и Его покров. Но если человек оставался здесь один на один с самим собой, то нередко это заканчивалось трагически. Бывало, что заключенные, дойдя до отчаяния, просто накладывали на себя руки, потому что одними только человеческими силами выдержать все это было невозможно».

Жить в бараке с уголовниками первое время было очень трудно. Но сила Божия в немощи совершается. И, изнуренные телом, силой духа совершали преображение тех, кто находился рядом с ними. Некоторые из уголовников, сидевших вместе с Владыкой, выходили из тюрьмы преображенными, верующими людьми. И впоследствии уже на свободе они находили Владыку, списывались с ним, приезжали к нему как к большому другу и благодарили за то, что он помог им переосмыслить свою жизнь, духовно возродиться.

Владыка рассказывал, что в лагерях он был дневальным у инженера-геодезиста, посудомойкой на кухне, был в пекарне, и в прачечной, и у него работа спорилась. Он имел дар общения с людьми, и люди ему помогали. Он умел быть обаятельным, мог пошутить. И с начальством он как-то ладил, получал поощрения и благодарности. Был трудолюбив, и его за это в лагере уважали. Но самое удивительное, что в этих условиях человеку можно озлобиться, замкнуться, а он из лагерей вышел совершенно светлым человеком, с открытым сердцем, вмещающим в себя чужие страдания.

Архимандрит Наум Свято-Троицкой Сергиевой Лавры при своем посещении митрополита Иосифа в Алма-Ате слышал от него следующее повествование:

62

«Был в республике Коми главный чекист, который ведал ссыльными. Тетя этого генерала упрашивала племянника не стеснять осужденного епископа. «Ну ладно, — соглашался тот, — можно молиться ему, сколько он хочет, но чтобы собиралось не больше трех-четырех человек. И посылки, и письма пусть получает, и еще что потребуется — разрешим».

Владыка говорит ему однажды в его приезд, полушутя, прикрывая свою прозорливость:

— А что, если тебя, генерала, на высокую должность в Москву вызовут?

— Да как это меня из провинции в центр возьмут? Там много ученых.

— Ну, если тебя переведут на эту должность, то дай обещание, что освободишь меня и моего соседа ксёндза (и еще одного заключенного назвал).

Уехал. Через несколько дней — приказ: сдать дела и ехать на руководящую должность в Москву.

Генерал приехал к Владыке, долго ходил вокруг него и удивлялся и думал: человек, который как пророк.

— Да, Иван Михайлович, Вы действительно непростой человек, Вы связаны с Богом.

Через несколько месяцев пришли бумаги об освобождении владыки Иосифа и тех людей, за которых он просил».

ОСВОБОЖДЕНИЕ. ЖИЗНЬ В “БЕЛОМ ДОМЕ”

62

ОСВОБОЖДЕНИЕ. ЖИЗНЬ В «БЕЛОМ ДОМЕ»

В декабре 1940 года Владыка был освобожден из лагеря и направлен на старое место жительства в Таганрог. По пути следования заехал в Москву к митрополиту Сергию, у которого пробыл одни сутки. Он рассказал ему о своей жизни в лагерях, о том, что возвращается в Таганрог. Но назначения управлять Таганрогской епархией владыка Иосиф не по-

63

лучил да и не мог получить, так как все церкви в Таганроге к тому времени были закрыты. Владыка решил устроиться на работу в госучреждение. «Но любимые мои власти, — вспоминал Владыка, — велели мне в течение суток из Таганрога выехать. И мне пришлось уехать в Азов».

В Азове Владыке надо было искать для себя жилье и работу. Директором одних из детских яслей Азова была духовная дочь Владыки. Он нашел ее и попросил: «Помоги, мне надо существовать». И она устроила его сторожем и истопником в эти ясли1.

Впоследствии Владыка всегда очень умилительно вспоминал детские горшочки, которые стояли в яслях целой стопочкой, и ополаскивать которые тоже входило в его обязанности. Он рассказывал, как ночью, бывало, просыпались дети и он их, полусонных, приносил на руках или подводил за руку и сажал на горшочки. «Меня дети любили, — вспоминал Владыка, — и это меня очень радовало».

Вскоре в Азове Владыка вошел в контакт с общиной почитателей святого праведного Иоанна Кронштадтского, по месту своего нахождения называемой «Белый дом».

Из следственных показаний епископа Иосифа:

«В начале 1941 года после отбытия срока наказания я прибыл в Азов и осел там на постоянное место жительства. Проживая в Азове на квартире знакомых мне православных верующих, я устроился на работу в качестве сторожа в детские ясли при Азовском холодильнике. Однако с течением времени обо мне как епископе стали знать многие верующие,


1 В яслях владыка Иосиф работал с марта 1941 года по январь 1942 года.

64

проживающие в Азове. Примерно в конце июня меня посетил гражданин, назвавшийся Шахматьевым Петром Михайловичем. В беседе, которая состоялась у меня на квартире, Шахматьев рассказал, что он является глубоко верующим человеком, признает Церковь Патриаршей ориентации, но принадлежит к группе верующих, так называемых последователей Иоанна Кронштадтского. При одной из наших очередных встреч он обратился ко мне с просьбой посвятить его в сан священника. Не отказав в просьбе Шахматьева, 16 августа я посвятил его сначала в диакона, а затем 18 августа — в иеромонаха. К этому же времени относится мое знакомство и с другими участниками группы Шахматьева».

Вспоминает бывший член общины «Белый дом» архимандрит Иоанн (Петр Алексеенко):

«В Азове в 1930 году священником Феодором Легаловым была образована община последователей и почитателей святого праведного Иоанна Кронштадтского. Община называлась «Белый дом» по месту своего расположения в белом, т. е. выбеленном белой известью, доме. В общине насчитывалось около 30 человек. Все члены общины были женатыми или замужними, но только по документам, фиктивно. На самом деле все жили по-монашески. Это был как бы тайный монастырь. Женщины располагались в одном помещении «Белого дома», мужчины — в другом. А служили и молились все вместе в зале. У нас антиминс был, богослужебные книги, ризница. Отец Феодор Легалов служил Литургию, мы причащались каждое воскресенье. А в будние дни все работали на Рыбкомбинате.

Нас троих братьев — Петра, Павла, Степана и сестру Варвару в общину привела и благословила наша мать. Я имел послушание от общины: был поставщик хлеба — получал по карточкам хлеб на

65

всю общину — и работал в типографии вместе с моим братом Павлом.

Церкви, где возносилось имя митрополита Сергия, члены общины не посещали. Но позднее, при владыке Иосифе, мы уже стали поминать на Литургии митрополита Сергия.

Отец Феодор Легалов старался узнавать адреса осужденных священников, и всем, кто из духовных лиц находился в лагерях, от общины посылались посылки. Монахини шили для заключенных одежду и собирали эти посылки. И когда владыка Иосиф находился еще в лагере, мы из Азова тоже ему посылки высылали, а самого его не знали и не видали.

В 1940 году Владыка из лагеря освободился, в 1941 году приехал в г. Азов, устроился работать в детские ясли сторожем и там же жил. Но мы об этом еще не знали.

Однажды он пошел на базар молоко покупать, матушка Питирима его там увидела, присмотрелась к нему, к его одежде и говорит: «Рубашку эту я шила. Что это за человек? Личность его я не знаю, но личность особая». Пришла и отцу Феодору рассказала.

Так вот в Азове через рубашку угадали, что он епископ Иосиф, которому в лагерь высылали посылки.

Мы его из детских яслей забрали в «Белый дом». Нас было уже 38 человек. Владыка стал у нас служить. Часто Литургию служили ночью. Жезлоносцем был маленький мальчик. Во время богослужения он укладывался у ног Владыки и засыпал. Жил Владыка в том зале, где молились. А от посторонних мы его «хоронили» в подвале.

Потом Владыка постриг нас с братом Павлом в монашество. Вскоре умер отец Феодор, и владыка Иосиф для общины рукоположил в сан иеромонаха

66

Петра Шахматьева (Щербаков его настоящая фамилия), а в 1946 году, когда мы находились уже в тюрьме, Владыка возвел его в сан архимандрита. А брат мой, отец Павел, шутливо говорил отцу Петру: «Ты еще за иеромонаха срок отбудь!»

Вскоре началась Великая Отечественная война».

ОБРАЩЕНИЕ К ИСТОРИИ

66

ОБРАЩЕНИЕ К ИСТОРИИ

«Вследствие нападения фашистской Германии на Советский Союз в июне 1941 года в течение нескольких месяцев огромная территория от Карелии на севере до предгорий Кавказа на юге оказалась отрезанной. От нескольких недель и месяцев до двух с половиной — трех лет оказались в зоне фашистской оккупации Белоруссия, Украина, Прибалтика, многие западные, центральные и южные области России. Период оккупации ознаменовался сильным религиозным подъемом на оккупированных территориях. «Религиозное пробуждение было массовым и стихийным. Народ, как в городах, так и в сельской местности... сам шел на открытие храмов, на их временный ремонт и украшение»1. «Верующий народ, голодный, нищий, разоренный войной, самоотверженно трудился над восстановлением храмов Божиих, украшал их уцелевшими в домах и пожертвованными иконами, приносил тайно укрывавшиеся богослужебные книги. Богослужения совершалось в храмах, переполненных народом»2.

Православную Церковь вследствие ее важной роли в Русской истории фашисты решили использовать в своих целях. В системе Главного управления им-


1 «Записки миссионера о жизни в Советской России». Вестник РХД, 1956, №40, с. 35.

2 Протоиерей Владислав Цыпин. История Русской Церкви. М., 1997, т. 9, с. 273.

67

перской безопасности (СД) имелся специальный «церковный отдел». В его задачи входили контроль и наблюдение за деятельностью религиозных организаций... изучение настроения духовенства и активных прихожан, внедрение агентуры в церковные административно-управленческие структуры и вербовка агентов из среды священнослужителей.

При этом основной линией в решении «религиозного вопроса» была ориентация на разрушение (внутреннее и внешнее) сложившихся традиционных устойчивых церковных структур, «атомизацию» конфессий и церквей. Там, где это признавалось неэффективным или не отвечающим целям рейха, ставилась задача, не останавливаясь ни перед какими средствами и методами воздействия, достижения полного контроля над деятельностью Церквей.

Следует отметить, что религиозными проблемами вплотную занимался и считал их одними из важнейших в деле «управления покоренными народами» А. Гитлер. 11 апреля 1942 года в кругу своих приближенных он изложил свое видение религиозной политики: насильственное дробление Церквей, принудительное изменение характера верований населения оккупированных районов, запрещение «устройства единых церквей для сколько-нибудь значительных русских территорий». Чтобы не допустить возрождения сильной и единой Русской Церкви, были поддержаны некоторые раскольничьи юрисдикции на Украине, в Прибалтике и Белоруссии, которые выступали против Московской Патриархии и объявили о своем намерении образовать автокефальные (независимые)… церковные организации. ...Существуют архивные документы, свидетельствующие, что осенью 1942 года разрабатывались планы проведения Поместного Собора в Ростове-на-Дону или Ставрополе с избранием Патриархом митрополита Берлинского Серафима

68

(Лядэ) — немца по национальности, находившегося в юрисдикции карловчан1.

Большое внимание со стороны оккупационных властей уделялось использованию религиозной темы в своей идеологической работе. В прессе всячески подчеркивалось, что новый режим несет религиозную свободу. Настойчиво «рекомендовалось» в проповедях и во время церковных церемоний выражать верноподданнические чувства к А. Гитлеру и Третьему рейху. Духовенство заставляли участвовать в «праздновании» годовщины начала войны и тому подобных дат.

Но расчеты на поддержку «нового порядка» со стороны угнетаемых в СССР религиозных организаций не оправдались. Русская Православная Церковь заняла видное место в патриотическом движении в Советском Союзе. Открывшиеся храмы стали центрами русского национального самосознания, проявления патриотических чувств. Однако, нельзя приписывать непосредственно немецкой армии заслугу духовного возрождения России. Для человека верующего вообще политические причины отступают на задний план там, где ясно видна воля Божия. События Великой Отечественой войны показали безрезультатность компромиссов прошлых лет. В считанные месяцы Церкви стало возвращаться то, что было отнято у нее в 20-30-е годы и что не удалось отстоять никакими уступками и заявлениями о лояльности.

В августе 1942 года после оккупации Таганрога немецкими войсками епископ Иосиф вышел из «подполья» и стал служить в качестве епископа в Таганроге. Он старался вести очень осторожную политику, подчеркивая при этом свою верность Московской Патриархии.


1 М. В. Шкаровский. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. М., 1999, с. 138, 141.

69

В этот период Владыкой составлены акафисты прп. Пелагии, свт. Павлу Исповеднику, архиепископу Константинопольскому, вмч. Иакову Персиянину, прав. Иосифу Прекрасному. Десятый кондак святителю Павлу Исповеднику читается так: «Спасение пастве твоей промышляти не преставая, отче Павле; во дни изгнания твоего в Риме пребывавый и святейшего Юлия, идеже сретил еси поборника себе в скорби, гонении и клевете от злоречивых...» К этому слову имеется примечание Владыки: «1942 г. Отселе началась бомбежка, все засыпало стеклом и глиной 23 июля с. г.».

ЖИЗНЬ В ОККУПАЦИИ. ТАГАНРОГ

69

ЖИЗНЬ В ОККУПАЦИИ. ТАГАНРОГ

Архимандрит Иоанн (Алексеенко):

«Летом 1942 года на Азов наступали немцы. Владыке как подвергавшемуся репрессиям прислали карточку, чтобы он из города выселялся. Но Владыка пришел до нас, и мы его в подвал захоронили. Подвал был отдельно во дворе. Как только кто в калитку застучит, мы доску открывали и Владыку в подвал опускали, потом доску прикладывали и песочком сверху щелей посыпали. А он оттуда говорил: «Матушка Гавриила, что ты меня заживо погребаешь?» Приходили комиссии, все осматривали, но Владыку не находили.

Когда немцы забрали Азов, Владыка ушел в Таганрог. Он был епископом Таганрогским и служил сначала в Крестовой церкви архиерейского дома. Я тоже ушел вместе с ним и служил там же. Во время немцев мы начали восстанавливать Никольский собор в Таганроге1. Мы этот собор отстроили и в нем служили. Но после ухода немцев русские сбросили на собор зажигательную бомбу, и он сгорел.


1 Никольский собор в Таганроге был закрыт в 1938 году.

70

Однажды меня на улице забрали немцы и заставили мостить мостовую. Но Владыка меня выручил, он объявил: «Это мой диакон», и меня немцы отпустили. А мне сказал: «Если тебя кто задержит, ты отвечай: «Я бишов кирики дьякон». (Бишов — епископ.) В Таганроге он рукоположил меня во иеромонаха.

Когда немцы уходили из Таганрога, Владыке пришлось эвакуироваться в Умань. Владыка ушел, я его проводил. Я оставался еще в Таганроге, в архиерейском доме и по его благословению управлял епархией»1.

Алевтина Федоровна Дикарева (Хабарова):

«Мы встретились с владыкой Иосифом через шесть лет в 1942 году в оккупированном немцами Таганроге. Он служил в Крестовой церкви архиерейского дома. Я пела там в хоре. Остальные церкви в Таганроге были еще закрыты. Владыка увидел меня и, как прежде, спросил шутливо: «Как дела, Тиноч-ка, вишенна корзиночка?»

В Таганроге немцы перенесли памятник Петру I с берега моря в центр города на Ленинскую улицу, а памятник Ленину оттуда убрали. И Владыку заставили служить благодарственный молебен на улице при открытии памятника Петру I. Два хора пело, народа было множество. И Владыке речь пришлось говорить. А когда наша армия зашла в Таганрог, опять Ленина в центре поставили, а Петра I перенесли к морю».


1 Сохранились собственноручно написанные владыкой Иосифом документы:

справка.

О. Иеромонах Иоанн Алексеенко действительно мною пострижен в монашество, рукоположен во иеродиакона и во иеромонаха в гор. Таганроге.

Епископ Иосиф, б. Таганрогский.

26 июня 55 г. Кокчетав.

Иеромонаху Иоанну Алексеенко.

Вы настоящим назначаетесь настоятелем Крестовоздвиж. церкви при Таганрогском Архиерейском доме с правом приглашения к себе в помощь лиц по Вашему усмотрению. Епископ Иосиф.

18 февр. 43 г. №128

ОБРАЩЕНИЕ К ИСТОРИИ

71

ОБРАЩЕНИЕ К ИСТОРИИ

«В оккупированных южных областях религиозную жизнь на первых порах возглавили два уцелевших к 1941 году и живших на покое архиерея — архиепископ Ростовский Николай (Амасийский) и епископ Таганрогский Иосиф (Чернов). ... В Ростове-на-Дону, где к началу войны оставалась одна действующая церковь, вскоре после его взятия в июле 1942 года немецкими войсками открыто восемь храмов. ... Всего в Ростовской области в период оккупации открылось 243 храма. ... Вскоре в Ростов переехал живший в Ейске архиепископ Николай. ... Епископ Таганрогский Иосиф также вновь возглавил епархию и даже въехал в свой прежний архиерейский дом. К концу 1942 года оба архиерея вошли в состав Украинской автономной Церкви Московской Патриархии, в храмах их епархий возносили имя митрополита Сергия (Страгородского). Однако особым посланием Патриаршего Местоблюстителя от 20 марта 1943 года архиепископ Николай (Амасийский) был осужден за связь с гитлеровцами. На Ростовскую область стремился распространить свое влияние и Патриарх Румынской Православной Церкви Никодим, вступивший в переписку с архиепископом Николаем»1.

Когда в сентябре 1943 года митрополит Сергий (Страгородский) был избран Патриархом Московским и всея Руси, оккупанты запретили возносить его имя за богослужением.


1 М. В. Шкаровский. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве, с. 166-167.

72

Итак, владыка Иосиф вновь стал открыто служить в Таганроге. Но с немцами у него сразу возникли трудности. Они не могли простить ему его верности Московской Патриархии и поминовении им имени Патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия на богослужениях. Он безбоязненно поминал его даже тогда, когда тот стал Патриархом и осудил всех епископов-коллаборационистов. В дальнейшем на допросах и беседах, проводимых в Ростове, Таганроге, Николаеве и Умани, немецкое командование неоднократно предлагало владыке Иосифу сотрудничество в целях фашистской пропаганды, грозя арестом и расстрелом. Епископ Иосиф отвечал отказом1.

В материалах следственного дела имеются следующие показания епископа Иосифа, относящиеся ко времени оккупации немецко-фашистской армией юга России:

«Через 7 дней [оккупации г. Азова] я получил в комендатуре [г. Азова] пропуск и 4 или 5 августа ушел в Таганрог. Прибыл в Таганрог 8-9 августа. По прибытии в Таганрог я был вызван к зам. бургомистра г. Таганрога Акимцеву, которого я знал более 20 лет как соседа по жительству в Таганроге, человека верующего, церковного. Через несколько дней Акимцев вручил мне документы на право служения в городе и повел к бургомистру города для знакомства.

В августе 1942 года в Таганроге я был вызван в отдел немецкой пропаганды, где начальник пропаганды предложил мне выступить в церкви с антисоветской профашистской речью перед гражданами, по случаю освящения Никольского храма. Задание было


1 Архиепископ Василий. Некролог «Памяти епископа-исповедника» // Вестник русского студенческого христианского движения. 1975. №119, с. 225-229. Архив УФСБ по Ростовской обл. Д. 1472.

73

отпечатано на листе бумаги, и он дал мне этот лист прочитать, чтобы я увидел его содержание. В этом документе излагалась клевета на Православную Русскую Церковь и на митрополита Сергия. Восхвалялись немецко-фашистские войска и их командование. В заключении граждане Таганрога призывались к повиновению, послушанию и преданности оккупирующим властям.

28 августа было [мною было] совершено освящение [открытого немцами Никольского] собора. Освящая Никольский храм, я с этой речью не выступил.

Во время службы после освящения храма кто-то из священнослужителей сообщил, что мне немедленно надо явиться в комендатуру. Не окончив службы, я поехал в комендатуру, где был принят комендантами городов Таганрога и Ростова. Ростовский комендант предложил мне через 10 дней прибыть в Ростов для проведения в церкви богослужений, после чего вместе с ним поехать в Новочеркасск.

Через 10 дней я на попутной машине выехал в Ростов. В Ростове я пошел в комендатуру. Комендант г. Ростова принял меня и допрашивал по вопросам, касающимся моего выезда из Таганрога в Ростов. Мне предложили принять участие в материальной и духовной поддержке пленных красноармейцев, которые сдались немцам в плен. Я отказался. После допроса я был задержан.

На третий день я был вызван комендантом на допрос, где последний объявил мне, что я якобы прислан митрополитом Сергием и одним из руководителей советского правительства для работы на оккупированной территории в пользу СССР. Я дал отрицательный ответ. Тогда комендант заявил мне, что он располагает данными, изобличающими меня в работе на СССР, но свои слова ничем не подкрепил. Я доводы коменданта опроверг. В ходе дальнейшей

74

беседы комендант спросил меня, чем я могу помочь немецкой армии. Я ему ответил, что могу быть поваром, могу белье стирать и дрова рубить, чему меня научили при советский власти за время моего пребывания в лагерях. На это комендант мне сказал, что они в этом не нуждаются, что им нужно помогать в области пропаганды. Пропаганда, по его мнению, дороже золота и сильнее оружия. В проведении фашистской пропаганды я отказался. Комендант сообщил, что они запрашивали командующего Южным фронтом генерала Клейста — что со мной сделать. Он распорядился меня из-под стражи освободить и поселить в г. Таганроге без права выезда из Ростовской области. В это время вошли два конвоира, комендант показал рукой, что я освобожден, конвоиры вывели меня из здания, посадили в автомашину и повезли на вокзал, где я сел в поезд в сопровождении фельдфебеля и поехал в Таганрог.

В феврале 1943 года [в Таганроге] Акимцев вручил мне направление и пропуск на проезд из Таганрога в Мелитополь, при этом объяснил, что это есть распоряжение комендатуры, которое я обязан выполнить. На третий день я на легковой автомашине, принадлежащей одной из немецких войсковых частей, выехал в Мелитополь. Пробыв несколько дней в Мелитополе, я без пропуска и разрешения поехал в Каховку. Выехал в Каховку потому, что [в Мелитополе] не было возможности служить в церкви. Кроме того, я опасался, что меня втянут в работу гестапо. В Каховке пробыл с марта по июнь 1943 года. В Каховке по приглашению священника я по воскресеньям проводил в церкви богослужения1. В июне 1943 г. по вызову Акимцева я из Каховки


1 Владыка Иосиф рассказывал, что, находясь в Каховке, он спас от отправки в Германию будущего Одесского митрополита Сергия (Петрова, † 1990 г.). Тот был уже занесен в списки отправляемых, но Владыка объявил властям, что этот человек уже пострижен им в монахи и рукоположен во иеродиакона. И его не тронули, раз он имел священный сан. А он был тогда еще иподиаконом у владыки Иосифа. В «Каталоге русских православных архиереев» сообщается о том, что будущий митрополит Сергий (Петров) «16 апреля 1943 года пострижен в монашество и рукоположен во иеродиакона епископом Таганрогским Иосифом». Т. VI, с. 154.

75

выехал обратно в Таганрог. И в Таганроге пробыл с июля 1943 года по 27 августа того же года. В августе 1943 года Красная Армия готовилась взять Таганрог».

Митрополит Иосиф — о себе:

«Когда немцы отступали, я к матушке Марии пришел: «Что делать?» Она говорит:

— Деточка, немцы уйдут, русские победят.

— А мне что делать?

— Коли останешься с русскими, то изобьют — прямо вот так в рай. Коли немцы останутся — забьют. В рай! А когда немцы уйдут и большевики придут и не забьют — це Мария уже нэ знаэ, Мариянэ брэша, но будешь большевицкий митрополит, коли не забьют. Иди, деточка, я уже устала.

Вот такие вещи.

Потом я ее хоронил в последние дни оккупации. Из собора Никольского нес ее до самого кладбища. На кладбище речь говорил матушке Марии. Она умерла 16 июня 1943 года в день святителя Тихона Амафунтского».

То, что владыка Иосиф сам будет хоронить старицу Марию, она предсказывала ему заранее. И еще говорила: «Будешь митрополитом, но выше не поднимайся». И, подтверждая слова Российского старца, в пустыньку к которому вместе с Ваней Черновым ездил владыка Арсений, матушка Мария говорила, что смерть владыки Иосифа наступит от ножа.

МЕЖДУ ДВУХ ОГНЕЙ

76

МЕЖДУ ДВУХ ОГНЕЙ

Продолжение следственных показаний владыки Иосифа:

«В августе 1943 года ко мне на квартиру пришел Акимцев и сообщил, чтобы я был готов к отъезду из г. Таганрога в г. Мариуполь. Поеду я вместе с его семьей. Почему я должен был выезжать из Таганрога в Мариуполь, Акимцев мне не объяснил. С семьей Акимцева мне выехать не удалось. На другой день при содействии жены Акимцева я сел на грузовой немецкий автомобиль с мальчиком Галушкой Иваном, выехал из Таганрога и через несколько часов был в Мариуполе.

В Мариуполе я имел две встречи с архиепископом Николаем (Амасийским), во время которых были беседы о церковных делах. Архиепископ Николай сообщил мне о своей церковной службе и о том, как его два раза вызывали в гестапо по случаю его высказываний, направленных против немцев.

Части Красной Армии наступали на Мариуполь. В Мариуполе была паника. Жандармерия предупреждала всех граждан о том, чтобы быстрее из Мариуполя эвакуировались. Кто не эвакуируется и не выполнит их распоряжения, будет расстрелян. Предупреждали, что Мариуполь будет сожжен. Пробыв в Мариуполе двое суток, я выехал в Умань.

Из Мариуполя я выехал в Умань на подводе с семьей Акимцева и Галушкой Иваном. Следовал через города: Бердянск, Ногайск, Мелитополь, Каховку, Херсон, Николаев и Первомайск. В Мелитополе я пробыл трое суток. В Николаеве трое суток. В Каховке я пробыл только одну ночь. В Херсоне я

77

также пробыл одну ночь. В Первомайске я пробыл шесть суток.

В Мелитополе я имел одну встречу с епископом Серафимом1, к которому я пришел на квартиру с визитом. Во время встречи у меня была беседа, касающаяся его церковных дел. Кроме того, епископ Серафим сообщил мне, что его вызывали в гестапо и допрашивали обо мне. Ругали его в гестапо за то, что епископ Серафим предоставил мне право служить в Каховке.

В Николаев в сентябре 1943 года я прибыл пешком. По прибытии в Николаев я остановился на окраине города в квартире неизвестного мне крестьянина. Примерно через полчаса после моего появления в Николаеве ко мне пришел неизвестный человек, русский, в темном костюме, и сказал, что меня просят немедленно явиться в геббельскомиссариат к политическому комиссару барону Крушелю. Я немедленно пошел к барону Крушелю, который принял меня в кабинете. Он поставил мне ряд вопросов, касающихся моего пути следования в г. Умань. Кроме того, Крушель доказывал мне, что я якобы имею связь с митрополитом Сергием (Страгородским) и работаю в пользу СССР. Я дал отрицательный ответ. Он проверил мои документы и сказал, что в Умань я не поеду, так как мне там делать нечего, а останусь в Николаеве, где у них намечается проведение немецко-фашистской пропаганды, и я буду для них полезным человеком. Находящийся в Николаеве архиепископ Антоний с возложенной на него работой не справляется. Я отказал, объясняя, что епископов назначать может только высшая церковная власть. После этого Крушель предложил мне остановиться в


1 Вероятно, Серафим Кушнерук, «епископ Николаевский» в 1942-1944 гг., принадлежащий к украинским автокефалитам.

78

Первомайске и по его требованию приехать в Николаев. На это я Крушелю дал согласие.

В Первомайске я имел две встречи с архиепископом Антонием у него на квартире.

Через шесть суток после моего приезда в Первомайск я из Первомайска уехал в Умань. Уехал потому, что не желал иметь дело с Крушелем».

УМАНЬ. ГЕСТАПОВСКАЯ ТЮРЬМА. ОСВОБОЖДЕНИЕ

78

УМАНЬ. ГЕСТАПОВСКАЯ ТЮРЬМА. ОСВОБОЖДЕНИЕ

Продолжение следственных показаний владыки Иосифа:

«В Умань я прибыл в октябре 1943 года и пробыл там по июнь 1944 года, т. е. до дня своего ареста.

По прибытии в Умань я по ходатайству благочинного Буйникло Константина получил разрешение у комиссара СД проводить службу в церкви.

Примерно через 20 дней я был вызван в гебит-комиссариат, где мне предлагали также заняться профашистской пропагандой, причем на сей раз, когда меня вызывали, мне прямо сказали, что большевики сейчас решили пойти походом до Атлантики, что в связи с этим всем нужно вооружиться кто чем может и вести борьбу против большевиков. Что мне, как священнику, нужно написать статью антисоветского характера, направленную против Патриарха Сергия и той игры в церковь, которую якобы ведет советская власть. Воспеть новые порядки немцев, которые якобы создали хорошую жизнь на Украине. Дав свое согласие написать статью в фашистскую газету «Голос Умани», я был отпущен домой. К назначенному времени я представил свою статью гебиткомиссару. Моя статья была забракована, и гебиткомиссар сказал мне, что я мог бы и не

79

писать своей статьи. Забракована потому, что я не написал того, чего желал гебиткомиссариат. Через два дня я и Галушко были арестованы на улице и доставлен в СД»1.

Раиса Семеновна Таборанская вспоминает о событиях этого времени:

«Опишу, как мой отец, протоиерей Симеон Табаранский, впервые встретился с владыкой Иосифом.

Во время оккупации мы жили на Украине в г. Умань Киевской области. Когда немцы заняли Умань, они разрешили открыть храмы, и в предместье Умани отец получил храм Святой Троицы. И вот первый раз, в канун праздника преподобной матери Пелагии (8/21 октября), он служил в притворе храма. Вдруг видит — в конце притвора стоит духовное лицо с панагией. Отец обрадовался, а Владыка вдруг зашел вперед, как бы в алтарь, благословил отца и говорит: «Я завтра буду здесь служить. Я привез икону преподобной Пелагии, где есть частица ее мощей».

Утром на другой день служение было радостное, а после службы отец пригласил Владыку домой на чашку чая. Владыка согласился и как вошел в дом — сразу стал напротив трюмо, посмотрел и говорит:


1 В архивном уголовном деле... имеются следующие документы:

«Перехват радиограммы на Чернова И. М. 16.11.1943. Из Бухареста в «БРМ».

«Разыщите и арестуйте Таганрогского епископа Иосифа Чернова. Указанный должен быть передан ближайшему органу генштаба без объявления причины ареста. Об аресте радируйте.

Ворческу».

17.11.1943 г. Из Одессы в Винницу №8547.

«Таганрогский епископ Чернов Иосиф между 10 и 20 октября находился в Первомайске. ... Вместе со своей свитой, состоящей из 7 человек, уехал в Каменец-Подольск, где был арестован немецкими властями.

Пержу».

80

«Что же это за угодничек Божий, имени которого я не знаю?» Я не помню Владыку хмурым, он всегда улыбался, любил юмор.

В Умани Владыка служил в кладбищенской церкви на Мещанском кладбище и жил в холодной кладбищенской сторожке вместе с двумя иподиаконами, с которыми он приехал в Умань. Также приехал с Владыкой и протодиакон с молодой женой. Иподиаконов звали Иванами; один был блондин — его Владыка называл Вакун беленький, второй — брюнет — Вакун черненький1. Все часто бывали у нас. Владыка беседовал с моим отцом о духовном, справедливом и ценном. В разговоре с отцом Владыка высказывал опасение, что немецкие власти будут насаждать унию и что в этом случае придется молиться дома, но не изменить Христу.

В Умани было открыто в то время семь храмов. Владыка ходил в эти храмы пешком. Духовенство отнеслось к нему недоверчиво, но миряне его очень полюбили. Чаще архиерейские службы проходили в кладбищенской церкви. У Владыки был только один орлец. Отец попросил мою сестру Валентину сделать второй. Она на черном сатине вышила стеганым швом орла, и это восполнило недостаток. Когда немцы заняли Умань, Владыку сразу арестовали, сказали: "Это советский разведчик"».

Продолжение следственных показаний владыки Иосифа:

«В гестаповской тюрьме я находился с 6 ноября 1943 года по 12 января 1944 года. Меня допрашивал следователь Винницкой СД на русском языке, вначале по вопросам автобиографии, а затем о моей,


1 Иподиаконы Иван Скляров и Иван Галушко. Последний утонул в 1966 году.

81

якобы, проводимой работе через Патриарха Сергия в пользу СССР. Также меня подозревали в принадлежности к Английской разведке. Я давал отрицательные ответы.

Меня допрашивали три раза, пугали тем, что применят ко мне меры физического воздействия.

Примерно через семь дней, до ухода немецко-фашистских войск из Умани, мне Иван Скляров через старшего надзирателя тюрьмы Кучера Ивана передал письмо, в котором сообщал, что он делает все возможное для моего освобождения из тюрьмы. Сблизившись с Кучером, я дал ему пять золотых рублей, чтобы он помог мне освободиться из тюрьмы, а Скляров подарил ему золотые часы. Через два дня после этого в мою камеру арестованные тюрьмы стали носить койки из других камер. Заставили камеру койками, оставив только проход. В это время немецко-фашистские войска подготавливались к эвакуации из города. Кучер приказал мне, чтобы я сидел в камере тихо. 7 января 1944 года в тюрьме г. Умани расстреляно 120 человек. 11 января немцы оставили г. Умань, а 12 января Скляров с соседкой по квартире открыли мою камеру и освободили меня из тюрьмы».

Митрополит Иосиф — о себе:

 «1943 год, Умань, гестаповская тюрьма. Я сижу в кладовой, заставленной кроватями, ведрами и всякой всячиной. Туда перевел меня на рассвете из камеры №7, что на шестом этаже, помощник начальника гестапо, немец по национальности, но немец русский, фольксдойч1 из города Энгельса. Забил меня в угол


1 Volksdeutsh (нем.) - немецкая народность.

82

и заставил чем мог: «Я Вас спасу. Я буду у Вас бывать».

И вот под Рождество до трех часов ночи вызывали заключенных на расстрел. Возили все время в Красный яр, и там «черный ворон» сваливал людей по принципу самосвала. Затем их обсыпали каким-то химическим порошком, в это время строчили и после неглубоко закапывали. Так приезжали три раза до трех часов ночи. Раскрывали большую книгу и по ней выкрикивали: «Иии-ванов». — «Есть». — «С вещами!»

В три часа все смолкло. Приходит ко мне фольксдойч и говорит: «Вы уже расстреляны». Говорит по-немецки: «Вы в большой книге уже помечены как расстрелянный». Он меня обнял и поцеловал. «Послезавтра мы уходим, а завтра вы посидите спокойно здесь». Вот так я сидел и переживал там первую ночь.

На второй день Рождества он ко мне раненько приходит и приносит Святые Дары от протоиерея Симеона Таборанского.

Вторая ночь — такая же самая выкличка. Но Чернова не было, и я поверил фольксдойчу. Он пришел поздно вечером, поцеловал меня и сказал: «На рассвете мы уходим. К Вам придут, и Вас возьмут отсюда». Рано утром ушли немецкие войска и с ними позавчерашняя комиссия, решавшая, кого расстрелять, кого отпустить, кого с собой забрать. Часть заключенных была взята отступавшими немцами в Каменец-Подольск, часть отпущена в город. В гроссбухе против таких фамилий стояла птичка. Часть фамилий помечена крестом — тех расстреляли вчера ночью. Таких было 500 или 600 человек. Это была гестаповская тюрьма.

В восемь часов тюрьма была уже пуста, и обыватель растаскивал, что только мог: запечатанные бочки с капустой катили, дрова несли, кровати, уголь

83

и одеяла несли. Все несли, что могли, что толпа могла грабить в оставленном городе. В это время я уже не боялся, вставал и смотрел в окно. Уже рассветало. Там, где я сидел, окна были без рам.

И ровно в восемь часов за мной пришли мои. Пришел Ваня черненький, пришел Ваня беленький — пришли мои иподиаконы и меня повели, и я пошел, и все по-хорошему. Я был хорошо подготовлен к смерти. Поэтому, где мне грозила смерть, я уже не боялся, я уже был героем, пережив все страхи встречи со смертью. Надо страхи пережить, надо быть безразличным, хладнокровным к смерти. А когда меня наши арестовали, я в Москве на Лубянке рассказывал чекистам: «Так вы думаете, я расстрела боялся? Я был подготовлен. Я одного боялся, что они, паскуды, плохо расстреливают заключенных. А вы — герои. Вы умеете хорошо расстреливать». — "...Как, Иван Михайлович?"»

Раиса Семеновна Таборанская:

«Это было в 1943 году, накануне Рождества Христова. Владыка просидел 66 суток в гестаповской тюрьме. Окна в камере были без рам и без стекол. На улице стояли морозы. Владыка был в легкой одежде. Мама сшила из ветоши на вате теплые брюки, и через дежурных немцев мы передали их Владыке. Передали также одеяло, чтобы закрыть от ветра выбитое окно. Владыка был очень благодарен. Нам с сестрой удавалось через дежурных немцев передавать передачи. Окно тюрьмы было со стороны улицы, и после получения передачи Владыка выглядывал в окно и нас благословлял. Передачи носили Владыке и его иподиаконы. Святые Дары по просьбе Владыки передал отец в маленькой баночке — сахарной торбочке.

В Рождественскую ночь заключенных три раза выводили на расстрел. Владыка ждал, когда и его вы-

84

зовут. Он причастился Святых Даров, которые передал ему отец. Владыка просил папу передать молитвы на исход души1. Папа передал, но не те молитвы, а после Владыка сказал: «Хорошо, что вы эти молитвы прислали, я всем расстрелянным их прочел».

В день Рождества Христова мы пошли к тюрьме. В окне камеры показался Владыка, благословил нас, и мы ушли.

Вскоре наши войска стали приближаться к Умани, и немцы готовились к отступлению. Мы с сестрой Валентиной и двумя иподиаконами каждый день дежурили на краю города возле тюрьмы и следили, как немцы эвакуировали оставшихся в живых заключенных. Но Владыки среди них не было, и мы не знали, где он.

А Владыка оставался закрытым в последней камере наверху тюрьмы. Он умирал от голода и холода, но сильнее всего страдал от жажды. В коридоре капала вода, но дверь была закрыта, и никто не заходил к нему. Он молился Богу: «Питоньки, питоньки пошли, Боже!» И Господь однажды чудесно посетил его. Невидимая рука открыла камеру, Владыка вышел, попил воды, и дверь снова закрылась невидимой силой.

В тот день, когда немцы уходили из города, я с передачей пошла к тюрьме, но из окна никто не показывался. Я пошла на кладбище, где жили иподиаконы, и говорю им: «Владыки, очевидно, нет». Они мне ответили: «Мы подкупили дежурного немца, он открыл камеру и Владыку выпустил».

Владыка, когда его выпустили, сразу пошел на кладбище, а с кладбища пошел к нам домой. Это


1 Вероятно, владыка Иосиф, ожидая своей смерти, имел в виду молитвы при отпевании архиерея, желая сам себе их прочитать.

85

было 30 декабря (по ст. ст.), в день Ангела нашей мамы (мученицы Анисий). Зашел и говорит: «Питоньки!» Мама его напоила. Я прибежала с кладбища домой, увидела живого Владыку, и нашей радости не было границ.

Потом Владыка попросил лист бумаги и написал о награждении моего отца митрой за его заслуги1. (Митру мы сшили из сатина и украсили ее иконками и простыми брошками.) И Владыка дал папе напрестольный крест с накладным распятием, а с обратной стороны его открывается стеночка, где хранятся мощи. В крест вложены часть древа Господня и святые мощи: мученика Меркурия, мученика Мардария, мученика Ореста, священномученика архидиакона Евпла, апостола и евангелиста Матфея, великомученика Пантелеймона, преподобной матери Пелагии и преподобного Сергия Радонежского. Эту святыню Владыка велел хранить и святых угодников прославлять. А как этот крест попал к Владыке и от кого — я не знаю».

Продолжение следственных показаний владыки Иосифа:

«Умань была вторично оккупирована немцами буквально через пять дней, т.е. примерно 15 января 1944 года. После этого я дважды служил в церкви и проживал у протоиерея Симеона Таборанского. Я проживал нелегально, и до 10 марта 1944 года — до второго изгнания немцев из Умани — мною никто не интересовался».


1 Когда владыка Иосиф освободился из лагерей и ссылок и получил назначение на кафедру г. Петропавловска, он прислал протоиерею Симеону Таборанскому прекрасную белую митру, в которой в 1974 году протоиерей Симеон был похоронен.

86

Раиса Семеновна Таборанская:

«Немцы отступили, но вскоре вновь заняли Умань. Они угоняли в Германию всех, кто мог работать1. Надо было прятаться, чтобы не угнали или не убили немцы. Наша семья на это время переселилась в оставленный хозяевами домик в овраге. Подход к домику был очень тяжелый — крутой, обледеневший спуск, покрытый колючей дерезой. В этой дерезе был проход в пещеру, откуда брали желтую глину. Вот в эту пещеру перебрались мой отец и Владыка. Вдали рвались снаряды. У входа в пещеру мы выливали помои, чтобы прикрыть вход, а в спокойные минуты подавали в пещеру пищу. Так они пересидели тяжелые дни.

Когда немцы под натиском Красной Армии вновь ушли из города, в Умань явились представители из Англии. Для них был устроен прием местными властями. И владыка Иосиф был приглашен на эту встречу».

Писатель Борис Полевой в своей книге «Большое наступление» описывает встречу уманской интеллигенции с английским журналистом Александром Вертом, на которой присутствовал епископ Иосиф. Несмотря на некоторую шаржированную окраску, в


1 Сестры Таборанские спаслись от германского плена. Старшая, Валентина Семеновна, благодаря тому обстоятельству, что работала в инфекционном отделении местной больницы, куда немцы не заходили, боясь заразиться. А младшая, Раиса Семеновна, была предупреждена о том, в какую ночь будет проходить облава. (Немцы ночью устраивали облавы на трудоспособных молодых людей.) Раисе дали одноконную коляску с лошадью, и она всю ночь провела в поле за городом. Трудно представить, что пережила молодая девушка одна в поле этой ночью. Тогда-то она дала обет Богу, что если останется жива и спасется от германского плена, то не будет выходить замуж. Господь сохранил ее, и Раиса Семеновна исполнила свой обет пред Богом. Работая впоследствии операционной сестрой, она всю свою жизнь посвятила служению Богу и ближним.

87

которой писателем-атеистом изображен Владыка, он все же не мог не отдать должного его стойкости и патриотизму: «Не знаю, что там пишет Александр Верт о развеселом этом Архиерее... но при всем при том, по свидетельству подпольщиков, сей... пастырь вел себя при немцах вполне прилично, помогал, чем мог, партизанам, а местному гебиткомиссару, в бывшем жилье которого и происходила эта встреча, так и не удалось ни кнутом, ни пряником уломать его служить молебен за победу германского воинства и признать какого-то там Берлинского Серафима, что несомненно было с его стороны проявлением гражданского мужества...»1.

В апреле 1944 года, сразу же после вступления советских войск в Умань, владыка Иосиф обратился с воззванием к жителям города: «Дорогие братия и сестры богоспасаемого града Умани! Поздравляю вас с освобождением от иноверцев, немецких оккупантов. Еще недавно наши сердца содрогались от зверств немецких палачей, недавно лилась кровь мирных наших жителей. Весь украинский народ рыдает от зверств оккупантов. Тысячи наших пленных умирали и были убиты, гибли с голода, тысячи наших детей стонут в Германии. Жители, выгнанные из селений, умирают, их расстреливают по дорогам, зверски издеваются. В некоторых городах колодцы переполнены юношами, дети прибиты к заборам, валяются трупы матерей с прижавшимися детьми. Кто слыхал о таких зверствах и когда? Украина пережила зверства диких немецких орд. Наш город Господь спас в лице воинов русской победоносной армии. Для нас уже были [вырыты] рвы за городом, и лишь несколько часов не хватило оккупантам для осуществления диких замыслов. Что было бы с нами? Кто остался


1 Б. Полевой. Большое наступление. М., 1970, с. 296.

88

бы [в живых]? Наверное, никто. Но в тот момент, когда наши сердца разрывались от переживаний, когда нам готовилась лютая пытка, о нас заботилась вся Россия, заботились бойцы Красной Армии. Они спешили нас спасти, и они нас спасли. Что же мы пожалеем для них? ... Русский народ ничего не пожалеет для Родины. Русская Церковь молится о спасении Родины от иноверцев-извергов. Церковь помогает и материально. По примеру Святейшего Патриарха Сергия, который, призывая Церковь к помощи на нужды освобождения страны, снял бриллиантовый крест с клобука и наперсный крест с груди своей, по примеру Высокопреосвященнейшего митрополита Николая, Экзарха всея Украины и других епископов страны мы призываем Вас, боголюбивых жителей Умани, помочь вашими пожертвованиями через Церковь или банк в Фонд обороны страны. ... Лучшая помощь — не стоны и слезы, а молитвы и реальная поддержка. Женщины и девушки! Не пожалейте своих колец и серег, своих ценностей, шейных крестиков, они пойдут на помощь вашим мужьям и братьям, помогите стране. Боголюбивые старушки! Не пожалейте для ваших сыновей ничего, ваша лепта будет принята самим Господом. Вы помогаете спасти Церковь от ереси и раскола, людей православных от гибели. ... Помогите стране, помогите мужьям, братьям, сыновьям. За это да вознаградит вас Господь здесь и в загробной жизни. Благословение Господне да пребудет с вами.

Епископ Иосиф с духовенством града Умани»1.

В этот период владыка Иосиф был членом комиссии по расследованию зверств, совершенных немцами.


1 М. В. Шкаровский. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве, с. 134.

89

Продолжение следственных показаний владыки Иосифа:

«В первые дни прихода частей Красной Армии в марте месяце в Умань я познакомился с военными. От них я узнал, что в марте месяце они, как партизаны, будут заброшены в тыл к немцам в Карпатские горы. Узнав о том, что они будут в тылу у немцев, я решил написать немцам проклятие. Написав его, я передал с одним майором и попросил, чтобы мое письмо они сбросили с самолета. Письмо было озаглавлено: «В дьявольскую кухню СД». Дальше я их заклинал и указал, что они меня трижды пытались сделать своим работником, т. е. агентом, — это в Таганроге, Ростове и Умани, но я на это не пошел».

ПРОЩАНИЕ С УМАНЬЮ. ВНОВЬ АРЕСТ

89

ПРОЩАНИЕ С УМАНЬЮ. ВНОВЬ АРЕСТ

В апреле 1944 года Владыка получил вызов в Патриархию от Святейшего Патриарха Сергия. 15/28 мая в Свято-Иоанновской церкви г. Умани происходило прощание Владыки с духовенством и паствой города1. Владыке говорились слова благодарности, растворенные печалью расставания с ним. Вот одно из этих слов, дошедшее до наших дней:

«Ваше Преосвященство! В годину наших тяжких переживаний, когда Церковь Православная на Уманщине находилась как бы осиротелой, Вас Милосердный Господь прислал к нам. Сентябрь прошлого, 1943 года стал для нас счастливейшим месяцем. Дальность расстояния до Киева, где проживал епис-


1 Патриарх Московский и всея Руси Сергий скончался 2/15.05.1944 года, но ни владыка Иосиф, ни духовенство Умани об этом еще не знали.

90

коп Пантелеймон, окормлявший уманские церкви, не давала возможности иметь нормальную связь со своим Владыкой, а потребность в этом возрастала все более и более. Самосвятческий епископ Игорь Губа проживал тогда в Умани и служил в центральном городском храме-соборе. С лисьей хитростью он подходил в своих проповедях к посетителям и громил нашу Святую Православную Церковь. <...> Во всем он имел сочувствие и поддержку со стороны местных органов власти. Наш же авторитет все падал и падал. В этот исключительно критический момент по всемилосердию Божию совершилось Ваше, Владыко, к нам прибытие. Своим чудным, стройным служением в храмах Умани и зажигательностью редкостных проповедей Вы, Преосвященнейший Владыко, подняли наш дух, укрепили нас, уже совсем ослабевших. Небезызвестно это было СД, епископу Игорю и его компании. Сразу Вас они сняли со сцены и заключили за крепкие стены гестапо. Мучились там Вы, а мы без Вас здесь страдали, ибо без архипастырской поддержки тяжело себя чувствовать Церкви и служащим в ней в годину терзаний. Крепко все молились Богу за Вас, крепко просили Господа быстрее к нам возвратить нашу радость, нашего Владыку. Молитва усердная была Богом услышана. Русские орлы, русская непобедимая армия еще далеко с востока нажала, а отсюда дойчи, как метеор, удирали. И чудесно Вы, Владыко, остались в живых, снова пришли к нам, в нашу духовную семью. А теперь... часто служа по храмам города, Вы везде развевали целительный бальзам, везде всех зажигали к молитве, к духовным подвигам. ... Теперь мы все как одна семья, связанная любовью мудрого отца, которым были Вы. Но по Божьему соизволению Вам должно уехать от нас. Но да будет воля Божия с Вами и нами. Прощаясь,

91

молим великого Господа склонить свое милосердие перед Вами, послать своего Ангела-хранителя в путь благой Ваш, чтобы он Вас, Владыко, безвредно привел в святой град Москву, где бы помог приобрести неизглаголанную радость за Ваши сильные страдания, за Ваше редкое терпение, чтобы помог воспринять высокий скипетр архипастырского служения во славу Божию. А за Ваши страдания в казематах гестапо, за Ваши 66 суток в ужасе и страхе, да наградит Вас Бог... в обителях своих, когда придет пора, чудным венцом роз ароматных из прекрасного вечного рая».

Но не сразу суждено было сбыться всем пожеланиям, высказанным благодарным духовенством Умани. Доехав до Киева на автомашине, 4 июня 1944 года Владыка был арестован на улице органами НКВД и доставлен не в Московскую Патриархию, а в тюрьму г. Москвы. Ему предложили объяснить, почему он остался в живых, тогда как в документах, доставленных из Умани, он числится расстрелянным гестаповцами.

Раиса Семеновна Таборанская:

«В конце мая 1944 года Владыка поехал в Москву на встречу с Патриархом Сергием. Мы стали паковать его вещи в дорогу, а он говорит: «Меня в тюрьму посадят». Доехал до Киева с иподиаконами, двумя Иванами, и в Киеве, по дороге из Андреевского собора в епархиальное управление, его задержали наши русские и сказали: «Это немецкий разведчик».

Иподиаконов вскоре отпустили, а Владыку из Киева направили в Москву, затем в Ростов, где он просидел под следствием до 1946 года. Мы не знали о нем ничего, пока от Владыки нам не передали открытку, весточку из двух слов: «Еп. Иосиф», — мы увидели, что это его почерк, и обрадовались, что наша радость жива».

НОВЫЙ ПРИГОВОР

92

НОВЫЙ ПРИГОВОР

Итак, 8 июня 1944 года епископ Иосиф был направлен из Киева в Москву со следующей служебной запиской: «Примите этапированного из г. Киева в г. Москву временно задержанного Чернова И. М. Прибыл в Киев без соответствующего разрешения на въезд в город, не имеет при себе паспорта и других документов. Задержать на 48 часов для выяснения личности»1.

13 июня Владыка был доставлен во Внутреннюю тюрьму НКГБ СССР, откуда 20 сентября 1944 года переведен в Лефортовскую тюрьму, где содержался в камере №69, затем, 4 ноября 1944 года, переведен в Бутырскую тюрьму. В этот период Владыка подвергался многочисленным допросам, которые проводились в основном в ночное время. Во внутренней тюрьме владыка Иосиф находился в одной камере вместе с епископом Мануилом (Лемешевским, впоследствии митрополит Куйбышевский). «С М[итро-политом] Куйбышевским, — писал уже в 1974 году в Алма-Ате владыка Иосиф, — были вдвоем в камере 4 мес. на Лубянке. Потом он — на свободу, а я в Челябинск на 5 л[ет]. Читали два правила монашеские — это я. А он читал прекрасно, легко и скоро светскую литературу, которую нам давали. Под Преображение и Успение я обе службы (бдение) читал, что помнил и знал. Это — я в Челябинск, а он на кафедру, отбыв пять лет заключе-


1 Центр Правовой Статистики и Информации при Прокуратуре Карагандинской области. Д. 17403.

93

ния...1 Его Бог наградил воспитанником, который и занял его Куйбышевскую кафедру — моляся у могилы в притворе собора с богомольцами... Епископ Иоанн имя ему»1.

Из Москвы 13 ноября 1944 года епископ Иосиф был препровожден на доследование в тюрьму г. Ростова-на-Дону, где также подвергался многочисленным ночным допросам. При этапировании Владыке выдавались продукты: 650 граммов хлеба и 20 граммов сахара в день.

Архимандрит Иоанн (Алексеенко):

«Летом 1944 года мне, как благочинному г. Таганрога, вдруг привезли Владыкин чемодан и сказали: «Владыка утонул, вот его вещи». В чемодане действительно были его вещи: серебряный напрестольный крест, облачение — саккос (у меня долгое время был его саккос, а потом я передал его в Пантелеимоновский монастырь на Афоне, когда ездил туда), омофор, все облачение, кроме митры. Жезл раскручивающийся был в чемодане. Но я не мог поверить, что Владыка утонул, и стал его искать.

Потом я услышал, что Владыку в Киеве арестовали, повезли в Москву и из Москвы отправили в Ростов. Я сразу поехал в ростовскую тюрьму, повез ему передачу. Но в тюрьме для Чернова передачи не приняли, сказали, что он лишен передачи. Но мне было этого достаточно. Я убедился, что он жив и в Ростове.


1 14. 02. 1945 г. епископ Мануил назначен на Чкаловсую и Вузулукскую кафедру. С 22. 03. 1960 г. — Архиепископ Куйбышевский и Сызранский, с 25. 02. 1962 г. — в сане Митрополита. С 25. 11. 1965 г. на покое. Т 12. 08. 1968 г. Погребен в Куйбышеве, в притворе Покровского кафедрального собора.

1 Епископ Иоанн (Снычев) хиротонисан 12. 12. 1965 г. с назначением на Куйбышевскую и Сызранскую кафедру. Впоследствии Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский. † 2. 11. 1995 г.

94

19 августа 1945 года в Азове арестовали всех обитателей «Белого дома». Я продолжал служить в это время в Таганроге, но тоже готовился к аресту. Меня арестовали позднее, в день Усекновения главы Иоанна Предтечи сразу после Литургии. В 2 часа ночи отправили в Ростов и там посадили в тюрьму. Матушка Нина ростовская носила нам передачи1. В период следствия, на первой неделе Великого поста 1945 года, в тюрьме умер от голода иеромонах Тихон (Хилько Трофим Павлович).

А предала нас Грушенька Фараонова. Она жила у нас в «Белом доме» и продавала свечи. (Мы сами делали свечи и крестики.) И она донесла на нас. Всех арестовали, а ее — нет, потому что она была ихняя. Она спала на одной койке с матерью Варсонофией (Варварой Алексеенко, моей родной сестрой), и Грушенька ее пожалела и не предала, не записала в список членов общины. А когда приехали общину арестовывать, всех назвали пофамильно, а матушку Варсонофию нет. Тогда она сама говорит: «Подождите, вы меня забыли». Грушенька ее сдерживает: «Тебя я не записала!» А она ответила: «Меня там запишут». И вместе со всеми была осуждена. (Ей присудили восемь лет и после еще четыре года добавили.)

В тюрьме нас содержали всех отдельно. И когда водили на допрос — лицом к стеночке ставили, если случится кому идти навстречу. Допрашивали нас каждый день, ночью допрашивали, когда спать надо: «Ну, расскажите, какими вы антисоветскими делами занимались, расскажите». Я говорил, что мы только


1 Монахиня Нина (Мисенева) ежедневно рано утром ходила на убранный поля, подбирала колоски, перемалывала, пекла из этой муки лепешки и, управившись к вечеру, относила их в тюрьму для находящихся там обитателей «Белого дома».

95

служили и молились. А следователь протокол пишет и что-нибудь вставит, от себя добавит, что мы, мол, против власти шли. Он зачитает, а я не подписываю это. Тогда он рвет протокол и уже другой пишет.

Еще у нас допытывались: «Вот вы все здесь записаны как мужья и жены. И уже много лет живете вместе, а детей ни у кого нет. Как это так получается? »

А потом Владыке устроили очную ставку с моим братом отцом Стефаном. Отца Стефана спрашивают: «Старика этого знаешь?» А он, не желая выдавать Владыку, говорит: «Ну что вы, в первый раз вижу». А Владыка подумал, что он ото всего отрекся, и потом отцу Стефану следователь сказал: «Эх ты, Владыка плакал, что ты от него отказался». Но из общины от Бога не отрекся никто, все подтвердили, что веруют в Бога. А владыка Иосиф был для нас духовным отцом, мы укреплялись его примером.

Потом был суд. На суде Владыка сидел на первой скамейке, а за ним другие. Владыка молчал, он скорбный был, все мы были замучены этими допросами. Суд проходил так: нас вызвали и приговор зачитали. Потом всех нас вывели, посадили в машину и повезли на Ростовский вокзал. Там в арестантские вагоны посадили и всех сослали кого куда. Мы с Владыкой ехали в одном вагоне от Ростова до реки Оки. Там нас разлучили. Меня отправили в Тайшет-строй, а Владыку в Челяблаг».

11-19 февраля 1946 года Военный трибунал войск НКВД Северо-Кавказского округа в закрытом судебном заседании в г. Ростове-на-Дону в составе трех человек без участия обвинения и защиты рассматривал дело по обвинению Чернова И. М. и прочих обвиняемых в количестве 43-х человек.

96

На владыку Иосифа было возведено ложное обвинение в том, что он «...после освобождения из мест заключения по отбытии наказания в январе 1941 года прибыл к месту жительства в г. Азов, где переселился на жительство в нелегальный монастырь «Белый Дом» и проживал там на нелегальном положении до момента оккупации г. Азова немецкими войсками, т. е. до 1942 года. <...> В период пребывания в указанном монастыре он наряду с религиозными обрядами проводил монархические идеи среди участников монастыря и воспитывал их в духе неизбежности изменения в СССР политического строя, восхвалял царский режим. <...> После занятия гг. Азова и Таганрога немецкими войсками Чернов в августе 1942 года прибыл в Таганрог, где немецкими властями был поставлен во главе Таганрогской епархии»1.

Военный Трибунал В/НКВД Северо-Кавказского округа приговорил:

Чернова Ивана Михайловича по совокупности совершенных им преступлений на основании ст. 58-10, ч. 2 УК, с санкцией ст. 58-2 УК подвергнуть лишению свободы в ИТЛ сроком на 10 лет с поражением в правах сроком на 5 лет с конфискацией имущества. Как особо опасного государственного преступника, как организатора, направить в особый лагерь МВД. Зачесть срок с 4 июня 1944 года»2.

Впоследствии сам владыка Иосиф писал: «Никаких речей (клянусь!) в пользу фашистов я не говорил в храме, кроме одной, и той исторически отвлеченной, в день восстановления на старое место в Таганроге памятника Петра I. Немецкие власти


1 Справка Коллегии Верховного Суда Российской Федерации.

2 Чернов Иван Михайлович реабилитирован Прокуратурой Ростовской области 14 мая 1992 года.

97

меня дважды сажали под арест: В Ростове — 3 суток, в Умани — 66 суток, требуя от меня, как старожила Дона, выдавать им евреев, комсомольцев и др., чего я не мог сделать и готов был за это в Умани смерть принять. Ей-ей, истина моих слов, как гражданина, хотящего быть чистым перед Матерью-Родиной. Что касается евреев, то я некоторым помог спастись от фашистов, а партизанам давал белье, деньги и завтраком кормил, ибо приходили рано-рано утром, и сам своими руками мыл им голову в своем кабинете и ноги. Клянусь, что это правда, как перед самим Богом!»

Еще Владыка рассказывал, что на следствии ему задавали такой вопрос: «Как Вы рукополагали неграмотных простых мужиков во священники?» Он отвечал: «На безрыбье и рак рыба». И еще говорил: «Лучше нет и не будет. Они, как и апостолы, малограмотные, но зато страдальцы и верные служители Богу».

ЧЕЛЯБИНСКИЙ ЛАГЕРЬ

97

ЧЕЛЯБИНСКИЙ ЛАГЕРЬ

Владыка был направлен в Челябинский лагерь особого назначения. Из Челяблага Владыка вел переписку со своим младшим братом Яковом Черновым и с другими близкими ему людьми. Но письма писал осторожно, кратко, умно — догадайтесь. «...Да у меня машина «ОСО» — две ручки и колесо». Это значит — на тачке возил землю или камни. Еще брату говорил: «От беса духовного отмолишься и открестишься, но от видимого врага — чекистов не отмолишься, не открестишься».

Снова был в заключении поваром. Готовил в огромном котле на 200 человек и к семи утра уже подавал завтрак. Вспоминал потом: «...Заключенные, пользуясь моей простотой и жалостью, подходили

98

похлебку получать по второму разу». Ростовская и таганрогская паства помогала ему пережить годы заключения, посылая в лагеря посылки с продуктами и теплой одеждой. Однажды Владыка пишет: «Валенки украли». Решили, чтобы больше не крали, послать валенки разные — один черный, один белый. Так он и носил их.

В лагерь по просьбе Владыки всегда присылали табак, так как это — самое ценное для заключенных. За табак можно было достать все, что хочешь, и всегда тебе во всем за него помогут. Раз украли у владыки Иосифа топоры и пилы. Горсточка табака — и сразу нашлась пропажа; зеки и дрова помогли расколоть и напилить. Поэтому даже игумен Пимен (Извеков, впоследствии Патриарх Московский и всея Руси) высылал ему в заключение табак.

О своем пребывании в Челяблаге и встрече там с владыкой Иосифом вспоминает Алексей Самуилович Сапожников:

«В 1940 году мне было 22 года, я пас коров в родной деревне. Меня арестовали и осудили по ст. 58, пункты 1-й, 10-й и 11-й. Я спросил на суде:

— За что вы меня судите? Я не понимаю.

Мне отвечают:

— Как за что? Ты не в колхозе?

— Нет.

— Не в комсомоле?

— Нет.

— Ну вот, кто не с нами, тот против нас.

И дали мне 10 лет тюрьмы. Сначала я попал в Северные лагеря под Воркутой, потом в Саратове был на военном заводе, а в 1946 году меня перевели в Челябинскую тюрьму.

Зона была на 5 тысяч человек. 50 бараков, оцепление, пулеметы, часовые. Это был настоящий ад... Когда много людей и все голодные, обозленные и,

99

как львы, готовы тебя растерзать — не дай Бог быть между ними.

И вот среди этой публики заходит к нам однажды в барак человек. При виде его все зашевелились, все знали, что это — Архиерей, хотя он был, как и все заключенные, острижен и побрит. Я тогда в первый раз увидел владыку Иосифа.

Кроме основной работы (мы строили Челябинский металлургический завод), я работал в бане. То есть, когда все после смены шли получать ужин и спать, я шел и до 12 часов ночи убирал баню за добавочный черпак бедного супа и каши.

Заключенные мылись раз в десять дней. Все 5 тысяч человек поочередно проходили баню. И я должен был ежедневно убирать после всех.

В выходной день меня послали мыть ванну. В ванной мылось только начальство. Я помыл ванну, сижу. Вдруг заходит владыка Иосиф и говорит: «Мне разрешил Капустин». Капустин — еврей одесский, был зав. баней. «Если разрешил, — говорю, — пожалуйста, проходите». Он прошел, помылся, поблагодарил меня.

Потом слышу, в людях чуть не споры. Каждый хочет его, такого «крупного гуся» (так называли), в свою бригаду. Его уважали. Он хоть и зек, но не равнялся с нами. У него отношение к людям особое было. К нему тянулись, потому что, когда стоишь около огня, он тебя греет. Так и около такого человека.

Ну, а если идем в строю — пять человек в ряд, — он тоже идет на работу на стройку. Котелки гремят, а Маковский (был такой заключенный из Белой Церкви) орет что есть мочи: «Во це вам коммунизм! Во це вам коммунизм!». Потому что все в одном строю, и никаких.

Я был в 13-й бригаде, владыка Иосиф — в 40-й. Мы работали по соседству. Владыка работал дне-

100

вальным, охранял в бригаде вещи — котелки и все прочее. Это было нетрудно. Бригадир ему покровительствовал еще потому, что Владыка отовсюду получал посылки и со всеми делился. А вообще за свою бытность в Челябинской тюрьме Владыка работал и поваром на кухне (это считалось самым престижным), работал в больнице — ухаживал за больными.

Один раз я из-за болезни был освобожден от работы. Я не мог лежать целый день голодным и пошел шариться по зоне. Захожу в прачечную, а там Владыка в резиновых сапогах, в фартуке, с тазом. Он белье стирал! Стирал грязное белье, которое носили зеки. Их там более двадцати человек белье стирали, и он в этой куче. Почему? Чтобы не выходить на общие работы — это губительно. Там 35-40 градусов мороза, там места не найдешь от холода, от страданий, от муки. А здесь он стирает, потому что тепло и питания больше может перепасть.

Были у нас еще такие проверки: выгонят всех на мороз, а в это время конвой всю твою постель перевернет. Тебе велят раздеться. Ты стоишь на снегу голый, а солдаты все твои вещи проверяют и одежду в снег кидают.

Ну, а в воскресенье все по кучкам собирались. Кто там только не сидел! Были профессора, духовенства было много, помню, Архимандрит был из Ельца. Генералов я там, правда, не встречал, но полковники были. Так что в выходной день можно было найти любую компанию и на любую тему собеседников. Если жулики — они находили себе занятие по душе: кто-то в карты играл, кто-то танцевал, кто-то воровал. А вокруг Владыки, как и вокруг этого Архимандрита, кучка людей собиралась, которые по 58-й статье шли. И, значит, беседовали они. О чем Владыка говорил? О Церкви, о спасении души, о терпении. Как он утешал! Кто-то с обидой жаловался,

101

как ребенок, что ему невыносимо то, да то, да то... Ну ни за что же нас осудили! А он добавлял к этому, что и святые люди тоже ничего плохого не сделали, а всякие муки терпели. Их и наказывали, и на кострах жгли и резали, и все что хотите. Было это? Было. Мы не первые, не последние. Он говорил это сравнительно с тем, что нам тоже доля досталась терпеть эту казнь. Это не шутка — 10 лет без вины».

Ландыши

Посвящается честнейшему

о. иг. Пимену с любовью

Чтобы свет любви и радости

В нашем сердце не угас,

Целомудренные ландыши

По весне цветут у нас.

У весенней тихой зореньки

Нету краше той красы —

На стебле его, на тоненьком,

Две-три капельки росы.

Мудрость ветхая, далекая

Различала и цвета:

Скрыта в ландыше глубокая,

Неземная красота.

И не нами это сказано:

Белый цвет издревле свят...

Из букета, как от ладана,

Льется нежный аромат.

И не зря народы древние

От сердечных ран и мук

Обрели в нем средство верное,

Исцеляя злой недуг.

102

Из лесов весною раннею,

В тихом шепоте берез,

В мир печали и страдания

Ландыш нам принес Христос.

Это стихотворение было написано епископом Иосифом в годы заключения. Оно посвящено игумену Пимену (Извекову), служившему в то время ключарем в кафедральном соборе г. Ростова-на-Дону.

В Челябинском лагере произошел такой случай. Вызывает однажды владыку Иосифа начальник лагеря и говорит: «Иван Михайлович. Я Вас вызвал для того, чтобы Вы помогли моей жене родить. Первый наш ребенок умер при родах, когда жене делали кесарево сечение. Сейчас снова приближается время ей родить, и врачи говорят, что по состоянию здоровья моей жены роды могут быть только с помощью кесарева сечения. Но она этого очень боится. А нам так хочется иметь ребенка! Я хоть и не верю в Бога, но Вы, говорят, чудеса творите! Иван Михайлович, сделайте доброе дело, помогите моей жене родить как положено».

«Я стал отказываться, — вспоминал Владыка, — но начальник настаивает уже в приказном порядке. Прихожу в свой барак и рассказываю эту историю одному своему другу-академику, с которым я всегда всем делился и которому доверял. Это был человек с большой буквы. И он дал мне совет — изготовить для женщины два порошка из хлебной соды и соли, что я и сделал. Вскоре снова вызывает меня начальник лагеря, и мы идем к его жене, которая встречает нас со слезами. Я прочитал молитву, дал ей эти порошки, она приняла их и в ближайшее время родила, как положено здорового ребенка. Сколько радости было, трудно описать! В этом лагере я пробыл

103

несколько лет, и мне изредка приходилось этого младенца».

Владыка очень вкусно готовил и поэтому какое-то время работал поваром в офицерской столовой. «И часто, — говорил Владыка, — я тайно крестил детей офицеров по просьбе их жен. Пойдем гулять в лес, мать берет для ребенка водичку, у меня всегда было миро, молитвы я на память знал. И вот, гуляем, я прочитаю молитвы, водой ребенка окроплю, миром помажу. Это было неоднократно». Еще Владыка рассказывал, как в бане однажды он возводил одного священника в сан протоиерея. Там он прочитал молитву на возведение в сан протоиерея.

25 апреля 1948 года владыка Иосиф из Челяблага был направлен в особый лагерь МВД — Карлаг1.


1 Архив Департамента КНБ по Акмолинской области. 3378.

ЯБЛОКО ОТ ПРЕПОДОБНОЙ ПЕЛАГИИ

103

ЯБЛОКО ОТ ПРЕПОДОБНОЙ ПЕЛАГИИ

Раиса Семеновна Таборанская:

«Находясь в лагерях Челяблага и Карлага, владыка Иосиф вел с нами переписку. Наша семья с помощью добрых людей на протяжении 12 лет его заключения ежемесячно посылала ему посылки с продуктами. Одна из посылок пришла к Владыке накануне праздника преподобной Пелагии (8/21 октября). В лагере ее уворовали арестанты. Но один заключенный увидел это, отнял посылку и принес Владыке.

Я паковала эту посылку сама, у меня оставалось свободное местечко, и я по Божиему промыслу уложила яблочко. И когда Владыка обнаружил яблоко, он в радости и восторге души написал:

104

Дорогая и родная внучка

Раиса Семеновна!

Раньше всего мой тебе поклон и спасибо за красивое яблочко, которое было прислано мне тобою в ящичке, ко дню святой Пелагии. Эту посылку я получил вечером под день преп. Пелагии. Конечно, эта посылка если не тобою самой так назначена и приурочена к 8/Х, то не случайное дело, а промыслителъное. Ей-ей, дорогая. Особенно яблоко, ей-ей, дело Божие. Если тя эти слова о яблоке заинтересовали или ставят в недоумение и оно было послано только как случайно попавшееся в твои руки и любовь твоя его послала деду — то вот что: когда писался акафист в Азове в начале 1942 года и был летом в июне окончен, то тот муж-юноша, инок, писавший его и окончивший в день его канонизации, то есть когда бы его впервые за Богослужением прочесть и благословить, — очень смущался, будут ли приняты преподобной эти малые его труды, не отвергнет ли Господь эту похвалу Его подвижнице как недостаточную и недостойную.

Он, юноша, тот инок, очень томился духом и молил Господа дать указание. Молил преподобную принять или отвергнуть. Накануне того дня, когда был прочитан за Богослужением акафист, под утро, этот скромный автор и недостойный творец акафиста видел сон такой. Ей-ей, это правда, пишу эти строки по совести своего звания!

Он видит себя в очень большом красивом, красивом саду (красивее красивой и волшебной Софиевки)1, там было много павильонов разных форм и стилей. Этот автор, как бы еще мальчик в штанишках и рубашечке только, поражен красотой сада и павильонов. Он волнуется, боится, и никого из


1 Дендропарк в предместье Умани.

105

людей там нет; сад — отблеск райской красоты на земле, и павильоны величественно стоят. Он вбегает в один из павильонов, состоящий из цветного металла и толстого стекла. Там чудные вокруг прилавки и полки, а на полках до потолка ряда в четыре стоят разные красивые, красивые корзинки с разными фруктами, ему незнакомыми, невиданными красивыми фруктами.

Мальчик-юноша, автор этот, с расширенными зрачками и бьющимся сердцем смотрит на всю эту безмолвную красоту, и вдруг влетает белая, белая голубка с красным гребешком на голове и, облетев несколько раз вокруг единственного этого человека, села наверх полки на край плетенной из золотых прутьев корзинки, которая была полная красивейших золотисто-красных яблок, и, ранив одно яблочко клювом, сбросила, и мальчик-автор на лету подхватил то яблоко и от восторга вскрикнул: «За одну копейку такое чудесное яблоко!» И проснулся с полными слез глазами и биением сердца.

Автор, конечно, понял, что его хотя и копеечный труд, но принят преподобной и сам он еще малый, малый человек...

Тот святитель, Нонн святый, обративший в христианство Маргариту (Пелагию), видел во сне, что он литургисал и черная, смрадная голубка летала вокруг престола, а после Литургии, когда он выходил из храма, она опять летала вокруг его головы, и, когда он приблизился к выходу, направо был баптистерий, где крестили людей взрослых, он схватил ту голубку и трижды окунул в купели, она мгновенно стала белая, белая, и ароматом залило весь храм, и она скрылась в небесной голубой выси...

В Антиохии, куда он, Нонн, ехал, пришлось ему крестить Маргариту в Пелагию. Вот почему Пелагия преподобная и называется «голубицей», и в са-

106

мом припеве так называется...1 И сегодня неслучайное яблочко! Такого красивого и вкусного я еще не ел в жизни своей, хотя и бывал в Крыму, жил на Кавказе и ел другие яблоки, вот как! Слава, слава Богу.

Дед.

Рука болит немножко и дрожит. Да скоро, может быть, увидимся. Дай Бог. Вам поклон и спасибо.

Жуя, с удовольствием вкушаю».

Вот так Господь обрадовал Владыку в заключении и, утешая, вознаградил его райским яблочком из сада преподобной Пелагии. Тогда в Умани Владыка подарил моему отцу икону преп. Пелагии и сказал: "Оставляю я эту икону в Вашем храме, ибо там есть частица святых мощей преподобной, храните, празднуйте этот день всегда, молитесь преподобной Пелагии"».


1 Припев икоса преподобной Пелагии читается так: «Радуйся, Пелагие, голубица Христова предивная».

КАРАГАНДИНСКИЙ ЛАГЕРЬ

106

КАРАГАНДИНСКИЙ ЛАГЕРЬ

С 1948 по 1954 год владыка Иосиф находился в Карагандинском лагере МВД, в Песчаном отделении лагеря и в отделении Актас. Там он работал на строительстве кирпичного завода и некоторое время был санитаром в санчасти отделения.

Архимандрит Наум Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, при своем посещении митрополита Иосифа в Алма-Ате, слышал от него следующий рассказ:

«Медсестра Евгения Иосифовна ушла из лазарета, где лежала беременная женщина, на прогулку с инженером. По графику женщина должна родить через

107

восемь дней. И вдруг — родовые схватки, начались роды. Санитарки — бежать от страха, кричат:

— Иван Михайлович, Владыка, помогите!

—Да что же, я ведь не женщина, а я мужчина, и мне не положено. Вы сделайте, что можете, сами помогите ей.

— Ой, мы боимся, помогите!

Пришлось Владыке идти принимать роды. И Владыка рассказывал, как он пришел, и как женщина эта мучилась — у нее были сильные схватки, потом стала рожать, а Владыка помогал младенцу выйти на свет. Родился мальчик. Владыка отрезал пуповину, потом младенец закричал. И когда младенец закричал, Владыка отдал его матери, чтобы он взял грудь, и младенец начал грудь сосать.

Прибежала медсестра:

—Ой, Владыка, прикройте меня, ведь я с дежурства уходила!

— Ничего, не плачь, все уладится, тебя не будут ругать...

Этот младенец, когда подрос, навещал Владыку в Алма-Ате».

Сохранилось письмо, написанное Владыкой в последний год своего заключения. Оно было адресовано в Таганрог, хорошей знакомой владыки Иосифа монахине Нине, которая вместе с другими почитателями поддерживала его в период заключения:

2 мая. Воскр[есенъе]. Дождь. Снег. Холод.

Преподобнейшая М. Нина!

Спасибо за поздравления. Спасибо за память, спасибо за хлопоты, труды и расход — посылка хорошо доехала, и в пяток на святой ее мне вручили. Воскресное благословение и целование Дому, где обитаете, и техническим исполнителям посылки и писем, и открытки! Слава Богу, что Вы здравствуете еще и Бога

108

славите. Мир мног Вам от Бога и рай Христов на небе! Передайте мой поклон и Христово лобызание тем, чья душа еще благоволит к моему смирению. Да воздаст им Господь, теперь и тогда, здесь и там...

Я, Слава Богу, здравствую и все еще работаю, хотя и 4 июня не за горами. А числа 25 мая куда-то перееду, а куда — Бог знает: я еще ничего не знаю. За все слава Богу. За все-все и за всех-всех!

Так мало, мало чего-либо знаю обо всех вас и вообще за Церковь. Но скоро многое и мне будет известно. На могилках послезавтра Вы будете, и полагаю, там и мя вспомните и метнете свой взор одесную могилки Ар[хиепископа] Ар[сения], где бы. я хотел лечь отдохнуть до общего Воскресения мертвых. Будете и у дорогих старичков1. Ах, как дорог был момент моего прощания с во гробе лежащей 17 июня в 6 ч. вечера на кладбище у могилы. Помните ли?2

Всего доброго! Еще раз Спасибо за пос[ылку].

До свидания!

Е[пископ] Иосиф.


1 Владыка имеет в виду могилы Таганрогского старца Павла Стожкова и других почитаемых в Таганроге подвижников.

2 Подразумевается погребение на кладбище г. Таганрога 17 июня старицы Марии Таганрогской, почившей 16 июня 1943 года.

ГОДЫ ССЫЛКИ

108

ГОДЫ ССЫЛКИ

4 июня 1954 года исполнилось 10 лет с момента ареста владыки Иосифа в г. Киеве. В этот день он был освобожден из Карлага и этапирован в ссылку на поселение в Кокчетавскую область, Алабатинский совхоз, поселок Ак-Кудук Чкаловского района. На поселении Владыка 10-го, 20-го и 30-го числа каждого месяца должен был являться в местные органы

109

милиции на отметку. Кроме того, от Владыки потребовали подписать следующий документ:

«Я, спецпереселенец Чернов И. М., даю настоящую расписку в том, что Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 ноября 1948 года о том, что я выслан навечно и за самовольный выезд (побег) из места обязательного поселения подлежу привлечению к уголовной ответственности и осуждению к 20-ти годам каторжных работ»1.

Владыка рассказывал, что ссыльных в алфавитном порядке заставляли расписываться под этим документом. Некоторые не соглашались, отчаивались, теряли сознание. Фамилия Владыки стояла по списку в числе последних, но он, видя, какое потрясение испытывают люди, вышел, расписался первым и спокойно сказал: «Нет ничего вечного под луной. Братья, подписывайтесь, это не на всю жизнь».

10 апреля 1956 года постановлением Генерального прокурора приказ о вечном поселении был отменен.


1 Архив Департамента КНБ по Акмолинской области. Д. 3378.

АК-КУДУК

109

АК-КУДУК1

Рассказывает протоиерей Валерий Захаров, настоятель Свято-Никольского собора, г. Алма-Аты:

«Вспоминается один случай из того периода жизни Владыки, когда он после освобождения из Карлага был направлен в ссылку на вечное поселение в Кокчетавскую область. Он проживал в глухом селении Ак-Кудук и был лишен права священнодействовать. Однажды под вечер Владыка услышал тревожный стук в окно. Подойдя к окну и отдернув занавеску, он


1 В переводе с казахского «ак кудук» означает «белый колодец».

110

увидел, что у окна стоит женщина. Владыка открыл дверь и вышел к ней. Но не успел он еще задать ей вопроса, как женщина, отчаянно плача, стала умолять Владыку окрестить ее ребенка, который недавно у нее родился, а вот сейчас на ее глазах умирает. А она, как человек верующий, знает, что, если ребенок умрет некрещеным, он не будет наследовать Царства Небесного, и просто требовала от Владыки, чтобы он пошел и совершил таинство Крещения.

И Владыка рассказывал: «Передо мной встала дилемма: что делать? С одной стороны — пастырский долг повелевает мне совершить это таинство, так как ребенок умирает и его мать пришла ко мне с последней надеждой, поскольку другого священнослужителя здесь нет на многие десятки километров. И я не имею ни духовного, ни архипастырского права ей в этом отказать. А с другой стороны — ведь я здесь на виду, и, если совершу крещение, завтра же об этом станет известно в НКВД, и на меня заведут новое политическое дело. Ведь меня предупреждали, что совершать богослужебные действия мне запрещено, и я давал расписку, что в случае нарушения этих правил мне грозит новый срок — минимум пять лет. Что делать?» И тогда Владыка принял, как он выразился, «соломоново решение». Он сказал: «Хорошо, успокойтесь и не вопите. Запеленайте своего ребеночка, возьмите ведро и идите к колодцу, как будто за водой. И я тоже возьму ведро, и вот давайте через такое-то время встретимся у колодца». А у Владыки вместе с запасными Дарами хранилось и святое Миро. Один палец Владыка помазал елеем, другой — святым Миром, взял ведро и пошел к колодцу, где его уже ждала женщина со своим ребенком. И дальше для внешнего наблюдателя показалось бы, что у колодца происходит такая игра - дедушка забавляется с младенцем. Но на самом же деле происходило таинство Крещения. «Я как бы

111

немножко склонился над младенцем, — рассказывал Владыка, — а сам в это время быстренько-быстренько прочитал положенные молитвы, помазал елеем, окропил его колодезной водой, помазал святым Миром. А утром пришло известие, что этот ребенок умер. Но я был счастлив, — говорил Владыка, — что выполнил свой пастырский долг, и душа ушла в жизнь будущего века не погибшей». В дальнейшем, когда Владыка жил уже в Кокчетаве, эта женщина неоднократно приезжала к нему и в знак благодарности за спасенную душу своего ребенка привозила для Владыки свои домашние пироги».

В 50-е годы в Казахстане началось освоение целинных земель. Владыке Иосифу было уже за шестьдесят, но его все еще вынуждали физически работать: в совхозе Алабатинском возил на быках воду для освоителей целины. Но здесь, как и все предыдущие годы заключения, он был лишен самого главного — возможности посещать Церковь. Владыка истосковался по церковным Богослужениям и в июле 1954 года обратился в Кокчетавское Областное МВД со следующим прошением:

«Прошу Кокчетавское областное МВД перевести меня на дальнейшее жительство в г. Кокчетав. Просьба моя исходит из следующего: звание мое, преклонность лет (62 года) и религиозные потребности требуют, чтобы я жил там, где есть церковь, где я мог бы, как верующий христианин, удовлетворять свои религиозные потребности. Убедительнейше прошу удовлетворить мою просьбу.

Чернов И. М. (Епископ Иосиф) 19/VII.1954 г. Селение Ак-Кудук»1.

Ходатайство Владыки было удовлетворено, и ему разрешили проживать в г. Кокчетаве.


1 Архив Департамента КНБ по Акмолинской области, г. Кокшетау. Д.3378.

КОКЧЕТАВ

112

КОКЧЕТАВ

Владыка Иосиф приехал в Кокчетав — совершенно незнакомый ему город, где он никого не знал и его не знал никто. Владыка не имел средств для пропитания и нигде не мог найти для себя приюта. Но Господь не оставил его своим попечением. Владыку в свой маленький саманный дом, расположенный на улице Советский (бывшей Копинской), на берегу озера Копа, приняла казахская семья.

Сапаргали Мухамедвалиевич Кенжегарин (г. Кокчетав) вспоминает о митрополите Иосифе:

«Владыка Иосиф пришел в нашу семью в 1954 году, когда целина началась. Отец наш до войны учителем был, начальником школы. Потом Финская война началась, в 39-м его в армию забрали, затем — Отечественная. В 42-м отца контузило, он инвалидность получил, с войны вернулся, женился. Мы родились, и в 1952 году умерла наша мать. Нас после матери осталось четверо детей — Кульмайрам, 1943 года рождения, я с 1945 года, Майра с 1950-го и маленький Молдагали с 1952 года. После смерти матери отец женился. Незадолго до прихода к нам Владыки, в 1954 году, у нас умер дедушка, и, когда Владыка пришел в нашу семью, мы, дети, стали называть его «Ата», что по-русски означает «дедушка». Как дедушка он нам был.

Отец рассказывал, что Ата до приезда в Кокчетав работал в совхозе Алабатинском Чкаловского района, что в ста двадцати км от города, в бригаде, целину поднимал. Он возил на быках воду по бригадам. Быки от жары бежали и прятались в болото, стояли там целый день и не хотели выходить. А он скотину не

113

бил, не трогал. Из совхоза наш родственник по материнской линии привез его в город и завез к нам: «Так и так, — говорит, — ссыльный он, будет здесь сидеть и отмечаться». И так у нас остался в доме. Дом наш был старый, маленький, саманный — кибитка из двух комнат. Он жил в одной комнате вместе с нами, детьми. В церковь сходит, помолится. Молился он всегда. Обед приготовит, воды принесет чистой из родника, дрова напилит. Молдагали тогда в пеленках был, он с ним нянчился. Выйдет на улицу, с соседскими детьми пошутит. Он заботился о нас. Ата Иван Михайлович был золотой человек. Он никогда никого не обижал, он уважал людей, простой был человек. Он добрый был, всех любил, ничего злого не делал, слава Богу! Отец рассказывал — Ата знал, если какой человек сидит и плохое думает, хочет кому-то плохо сделать — он уже знает.

Он нигде не работал — старый человек. Посылки ему присылали. Я как помощник при нем был, ходил вместе с ним на почту посылки, письма получать. На озеро ходили с ним гулять — озеро возле нашего дома называется Копа, в фотографию с ним сходили, сфотографировались1.

Потом он уехал в Петропавловск, мы со старшей сестрой приезжали к нему в Петропавловск. Он хорошо нас принимал. А он из Петропавловска в Кокчетав приезжал, служил здесь в церкви. Виктор2 пришел к нам, сказал: «Ата приехал в церковь». Мы пошли с Молдагали в церковь Ата посмотреть. При-


1 В записной книжке владыки Иосифа есть такая запись: «По дороге в храм Божий меня сегодня сопровождал Сапай-магометанин. «Ата кета урска мучеть» — дедушка идет в русскую церковь. 55-й год. Кокчетав».

2 Виктор Иванов — иподиакон владыки Иосифа.

114

шли, посмотрели, повидались с ним. А уже после армии я приезжал к нему в Алма-Ату. Почему приезжал? Потому что я хотел с ним повидаться. Он нам как родной отец был, даже лучше, и мы любили его, когда были маленькими детьми».

Надежда Григорьевна Казулина, г. Ташкент:

«В 1954 году мой отец Григорий Тимофеевич Казулин по нашим семейным делам находился в Кокчетаве. Проходя по улице города, он увидел нищенски одетого человека. Отец понял, что это ссыльный и что он — духовное лицо. Отец подошел к нему и заговорил. Поскольку по виду моего отца тоже можно было определить, что он верующий человек, то ссыльный сказал отцу, что он епископ Иосиф. Тогда папа снял с себя теплую одежду, одел на Владыку. Владыка повел отца в маленький саманный дом, где его приютила многодетная казахская семья. Там они побеседовали.

Владыку, как ссыльного, никто не хотел принимать в свой дом. И Владыка был рад жить в этом доме, хотя там было много вшей. Отец, чем смог, помог ему и поехал домой в Ташкент.

В Ташкенте он сразу пошел к епископу Ермогену и рассказал ему о своей встрече с владыкой Иосифом. И из Ташкента в Кокчетав Владыке послали посылки с одеждой, обувью и служебными книгами. Все время, пока он находился в Кокчетаве, ему присылали из Ташкента посылки, что очень его поддерживало.

И отец мой, когда владыка Иосиф уже служил на Алма-Атинской кафедре, каждый год ездил к нему в Алма-Ату. Владыка с любовью его встречал, уделял много внимания, возил с собой на машине и говорил: «Это тебе за КОК-ЧЕ-ТАВ!».1


1 Григорий Тимофеевич Казулин (при крещении названный в честь Григория Богослова) принял монашеский постриг с тем же именем, но в честь Григория Паламы. В 30-е и 40-е годы, проживая в Киргизии, затем в Ташкенте, много помогал глинскому старцу схиархимандриту Серафиму (Романцову), подвизавшемуся в эти годы в киргизских горах, затем служившему в Ташкентском Кафедральном соборе. После открытия Глинской пустыни в 1947 году о. Серафим возвратился туда. Глинскую пустынь стал часто посещать и подолгу там жить Григорий Казулин. Там он сблизился с другим старцем — схиархиман-дритом Андроником (Лукаш), к которому затем нередко приезжал в г. Тбилиси, где старец жил уже после закрытия Глинской пустыни. Отец Андроник предсказывал о. Григорию их кончину, он говорил: «Ты, Григорий, готовься. Сначала умру я, потом митрополит Иосиф, потом — ты». О. Андроник умер 21 марта 1974 года. Митрополит Иосиф умер 4 сентября 1975 года. Смиренный их послушник, монах Григорий умер в г. Загорске 15 июня 1976 года.

115

Антонина Васильевна Козлова, г. Кокчетав:

«В 1954 году в нашей Михайло-Архангельской церкви появился владыка Иосиф. Он был сослан в Кокчетав. Сначала он жил в одном из аулов Кокчетавской области, в юрте. А в Кокчетаве его приняла казахская семья, и он жил у них в доме. Русские взять его на квартиру побоялись, потому что исполком запрещал принимать ссыльное духовенство. За Владыкой строго следили местные власти. И первое время люди боялись даже под благословение к нему подходить, потому что это тоже запрещали. Также не разрешали подпускать к нему детей.

По воскресным и праздничным дням Владыка приходил в церковь на богослужения. Служить ему было запрещено. Разрешили только в алтарь заходить причащаться. Ему не разрешали даже петь и читать на клиросе. Поэтому Владыка становился за печкой-контрамаркой, стоявшей в правом крыле крестообразно построенного храма, и там возносил Богу свои молитвы1. Женщины, зная, что за печкой


1 После освобождения из ссылки владыка Иосиф писал в Новочеркасск к ушедшему за штат протоиерею Симеону Табо райскому: «Напокойникам святителям (т. е. архиереям, находящимся на покое. — В. К.), протоиереям и иереям — идеальнее келейно вздохи к небу посылать. Привычка и самый образ служения иерея — вне алтаря — всегда сердечко неисцельно ранить будет и ранит... Тогда — келейно, тише будет на берегах бурного моря — сердца иерея — молитвы Богу воссылать... Но я у печки в Кокчетаве более двух лет прекрасно простоял во время служб церковных!»

116

молится Архиерей, стали стелить там для него круглый домотканый половичок. А Владыка стоял за печкой и плакал. Особенно плакал он во время Литургии. У меня был хороший голос, я пела на клиросе и часто солировала, когда хор пел «Херувимскую песнь», «Милость мира...», «Царскую» ектенью. Владыке нравилось мое пение, и, бывало, он так уплачется, что старушки подходили ко мне и просили: «Ты хоть не пой, он ведь плачет стоит, Владыка наш». Я выхожу с клироса, Владыка подойдет ко мне, по голове погладит и тихонько пропоет: «Многая лета! Многая лета!»

Со временем люди полюбили его, стали подходить к нему под благословение. Народа много приходило в то время в церковь, и к Владыке за благословением, бывало, целая очередь выстраивалась. В ворота только заходит, а к нему уже бегут под благословение. Помню, он благословляет, а я смотрю на его руки — нежные, как у младенца. Потом разрешили давать ему пищу, и люди стали приносить ему хлеб, продукты. А он все, что подадут ему, все раздаст. Нам на клирос принесет, но особенно старался нищих, детей и стариков наделить. Многих людей кормил Владыка, Царство ему Небесное! Часто он приходил задолго до начала службы, садился в церковной оградке на скамеечку, его окружал народ, и он подолгу с народом разговаривал.

117

Через два года Владыку перевели в Петропавловск, и, когда он уезжал, все на коленях стояли и плакали. И приезжал он к нам из Петропавловска уже как правящий архиерей, на престольный праздник Архистратига Михаила. Мы встречали его с радостью. Он служил, пел хор, и снова говорил мне Владыка «Многая лета!» за мое пение. Вот так и намолил он мне многая лета — 90 лет мне уже, а я все живу!»

Сохранились письма, написанные епископом Иосифом из Кокчетава в Таганрог.

17 сен[тября] [19]54.

Варвара Никитишна, Юрина мама, маленькая Ниночка и все-все родные!

Радость от Господа, мир сердцу вашему да будет с вами во все дни ваши.

Спасибо, спасибо за <нрзб.>. Получил сегодня, 17 сект. Да воздаст Вам Сама Матерь Божия за вашу милость ко мне — Ея смиренному служителю. На много, много лет я, по грехам моим, лишен этого счастья — служить и бубенцами звенеть... Но у Бога, как говорится, добра много... Надеюсь, и мы паки воскадим кадилом фимиам пред Его св. Алтарем! На все время и преподобное терпение... без нервности и нетерпеливости...

Теперь здесь я по праздничным дням бываю в церкви и среди народа Божия — молюсь. Хожу по-мирскому и в бушлате еще из лагеря. Не хочется мне добывать мирского платья, когда мне подобает носить положенное... Да устроит сие Сам Господь Ему ведомыми судьбами и тогда, когда придет мой час. А час этот может быть в любой день... ждать и терпеть... Надо иметь наготове рясу, подряс[ник] и остальное... Пусть лежит.

118

Ах, все мое пропало, и как же? А? А? Вероятно, так Богу угодно. Но любят люди в беду павшаго человека, тянут его вещи, как с пожара... Аминь, аминь, довольно — успокойся, сердце, вспомни, что ты — монах! Архистратиг Михаил да молит Бога о нас! А Александр Невский да хранит нашу страну!

Е[пископ] Иосиф.

(Здесь есть базар, шапочку теплую надо.)

 

23 окт[ября] [1954]

Спасибо за все-все всем. Да воздаст Господь и Вам, и всем добрым людям! У нас уже холода со снегом и морозами до 10 гр[адусов]. Спасибо за обещанное. Будет ряса и клобук — снимусь и пришлю в Таганрог фото — посмотрите Старичка. Что есть возможно из теплой одежды — пришлите. Ой, здесь зима не так люта морозами, как ветрами — буранами.

Всего веем-веем доброго!

Озеро Копа бурлит, гора1, как заброшенная могила, молчит, казахи беспрестанно чай пьют... как утки...

 

18 дек[абря] [19]54

Мир Вам и привет, М. Нина!

Спасибо за посылку и особенно подрясник. Точь-в-точь. В нем можно ходить, в нем можно и спать. Мир Вам и еще раз за всю посылку. Спасибо. Да, Ваня Петрович мне прислал рясу, подрясник, клобук и белья пару. Мир ему и Спасение за труды и решение сие, мне сделать!

1955 г.

Я живу пока как на станции, без стола, без икон, без лампадки, но кровать есть. Все жду, обещают. А


1 Улица Копинская (ныне Советская), на которой жил Владыка, берет начало от большой горы.

119

может, в августе и комнату, и святый угол, и аналои буду иметь у самой церкви. Все от Бога! Будем этому верить!

Мир храмам и городу и Св. Алтарям во граде.

Е[пископ] Иосиф.

 

14 дек[абря][19]55 г.

Мир душе и привет М. Нине!

Спасибо за вчерашнюю открыточку. Спасибо за будущий, может быть, пояс кожаный монашеский! А Ваш, тот, алый бархат[ный], пояс я подарил одному иерею, вышедшему недавно на волю, и тот Ваш подрясник. Так чрез нашу совесть — Бог велит!

Спасибо за будущ[ую] пос[ылку] — с гостинцами — ястями и сахаром, и, может быть, вложите кофе? Я и живу тем, кто что пришлет по почте — и все! Так рад, рад, что Вы заботитесь о мне... Мир Вам!

Я жду от Святейшего ответ на мой вопрос и просьбу... Тогда напишу! Рано еще! Но я на старом месте и при старом юридическом положении... А почему — мне неизвестно!1


1 15 февраля 1956 года владыка Иосиф из г. Кокчетава направил к Генеральному прокурору СССР следующее обращение: «Я, Чернов И. М., в 1944 году был осужден по ст. 58-10 сроком на 10 лет ИТЛ. ... В мае месяце 1954 года я был освобожден с последующим проживанием в ссылке, находясь под гласным надзором. В сентябре 1955 года вышел в свет Указ Президиума Верховного Совета СССР об амнистировании лиц, совершивших преступление в 1941-45 гг., находящихся в заключении или отбывших его. Согласно статье, по которой я осужден, данный указ должен распространиться и на меня. Согласно пунктам данного указа, я так же должен быть амнистирован. Но проходит уже полгода, а я нахожусь еще на ссылке, терзаясь ожиданиями, а чего — и сам не знаю. Прошу Вашего вмешательства, чтобы удовлетворить мою просьбу».

Подобное заявление было сделано владыкой Иосифом и 20 декабря 1955 года на имя председателя Верховного Совета СССР К. Е. Ворошилова, где он, в частности, писал: «...В Челябинском и Карагандинском лагерях все 10 лет, как один день, ежедневно выходил на развод для физических работ. В Челябинске работал в лучшей ударной бригаде и имел честь быть на Красной доске как землекоп... А в Караганде, на Актасе, на постройке нового кирпичного завода, был в известной передовой бригаде Мироненко. А поэтому смею иметь моральное право просить Вас применить ко мне Указ от 17 сентября сего года». 28 января 1956 года на это обращение последовал ответ: «Управление МВД по Кокчетавской области. Прошу объявить ссыльнопоселенцу Чернову И. М., что его заявление, адресованное на имя председателя Верховного Совета СССР, с ходатайством об освобождении из ссылки рассмотрено и в просьбе отказано». [Архив Департамента КНБ по Акмолинской области, г. Кокшетау. Д. 3378.]

120

Так рад и доволен бываю в храме за богослужением. В болъш[ие] праздники здесь я в полной форме и причащаюсь. Люди довольны хотя «немого» архиерея повидать, и любо им полюбоваться на мантию, более чем на самого Святителя! Слава Богу! Но я нигде и ни у кого здесь не бываю в доме. Три дороги: храм, дом священника и еще один дом на берегу озера, где мне стирают белье и раз в неделю моют голову дождевой или из снега водой!

А живу у магометан-казахов по-старому. Там! грязь восточная и дым, но себя там чувствую как дома, лучше, чем в доме добрых священника и его законной, доброй матушки!

Вот так оно и есть, и долго ли оно так будет — знает Бог, а может быть, и Святейший Отец наш Патриарх!

А вот-вот и Чудотворец наш Николай — буду тот день переживать, вспоминать и здесь по своему торжествовать!

Храни Вас Матерь Божия!

Мой поклон Храму, граду и всем добрым людям!

Е[пископ] Иосиф.

121

Четверг на светлой неделе, [19]55 г.

...Вот и весна. Весна так желательна после ветров и буранчиков. Озеро вот-вот вскроется. Это украшение и питание нашего скромного (пока) города. А гора — бабушка, скоро будет переоблачена из белой в зеленую ризу. Буду ходить опять на берег озера и на гору. 10 дней дважды в день.

Ходил в храм Божий. До него 2 километра. Когда сухо — хорошо, а когда грязь — подвиг! На Пасху было в церкви много людей, а вообще здесь плохо посещают церковь. Все суета и лень и отсутствие вкуса к богослужению. Так я полюбил Божию службу с 7-летнего возраста и никем не быв научен. Слава Богу!

Е[пископ] Иосиф.

9 декабря 1955 года владыка Иосиф получил от Святейшего Патриарха Алексия I разрешение на проведение богослужений в церкви г. Кокчетава, о чем управляющий Казахстанской епархией епископ Ташкентский Ермоген сообщил уполномоченному Совета по делам религии. Но уполномоченным не был выдан Владыке разрешающий документ — регистрационная справка, без чего совершать богослужения Владыка не имел права1.


1 Центральный Архив РК. Ф. 1709. Оп. 1. Д. 83.

ОСВОБОЖДЕНИЕ ИЗ ССЫЛКИ. СЛУЖЕНИЕ В ПЕТРОПАВЛОВСКЕ

121

ОСВОБОЖДЕНИЕ ИЗ ССЫЛКИ. СЛУЖЕНИЕ В ПЕТРОПАВЛОВСКЕ

6 апреля 1956 года совершилось радостное, долгожданное событие. Владыка Иосиф был «...освобожден от дальнейшего нахождения в ссылке на основании приказа Генерального Прокурора СССР и КГБ при СМ СССР от 19 марта», о чем сам он расписался в Управлении МВД по Кокчетавской области: «Мне, Чернову, объявлено, что я из ссылки на поселении

122

освобожден без снятия судимости1. Справку получил к сему 6 апреля 1956 года»2. А 1 июня 1956 года владыка Иосиф был назначен настоятелем Михайло-Архангельского храма г. Кокчетава3. Через месяц владыка Иосиф был переведен в г. Петропавловск и назначен почетным настоятелем собора святых апостолов Петра и Павла.

В этот период находившийся на Алма-Атинской кафедре архиепископ Иоанн (Лавриненко) при личном свидании с Патриархом Московским и всея Руси Алексием I имел с ним беседу, при которой Его Святейшество выразил пожелание, чтобы владыка Иосиф был устроен в Казахстанской епархии соответственно его высокому сану, и заверил архиепископа Иоанна, что в скором времени владыке Иосифу можно будет выделить часть Казахстанской епархии для управления. Но до своего назначения викарным епископом владыка Иосиф имел право служить только как простой священник4.

Нина Федоровна Ярофеева, г. Петропавловск: «Владыка Иосиф приехал в Петропавловск в 1956 году накануне праздника Петра и Павла. И первая его служба была в день престольного праздника Петропавловского собора (собор этот называют еще подгорным, потому что стоит под горой). На Литургии он говорил проповедь на Евангельскую тему о Первоверховных апостолах и сам при этом плакал. Первое время он служил в Петропавловске как простой священник, иерейским чином или, приходя в храм, молился в алтаре. И служить ему было разрешено


1 Митрополит Иосиф реабилитирован, т. е. признан невиновным, 14 мая 1992 года Прокуратурой Ростовской области.

2 Архив Департамента КНВ по Акмолинской области. Д. 3378.

3 Центральный Архив РК. Ф. 1709. Оп. 1. Д. 83. Там же.

4 Там же.

123

первое время только под горой, в Петропавловском соборе.

В Петропавловск в 20-е и 30-е годы было сослано много духовенства и монашествующих. Особенно много здесь проживало матушек из разоренного в 1925 году Верхотурского женского монастыря. Они старались селиться возле Всехсвятского храма, и поэтому домики вокруг храма были монашеские и Всехсвятская церковь называлась монастырской. Хоронили матушек на старом кладбище у ТЭЦ. Там была целая аллейка, где похоронены ссыльные монахини. И среди них был погребен игумен Николай (Римша), который умер здесь, тоже находясь в ссылке. На Радо-ницу владыка Иосиф вместе с монахинями пошел на кладбище, и они рассказали ему об игумене Николае из Таганрога, которого здесь похоронили, и показали его могилу. «Так это он!» — воскликнул Владыка. Он был близко знаком с ним по Таганрогу и очень его почитал. И Владыка поставил на могиле игумена Николая хороший деревянный крест и часто посещал его могилу1.

Я помню игумена Николая: худенький, в рясе и скуфеечке, жил он у кого-то из монахинь и всегда на богослужениях во Всехсвятской церкви сидел (потому что был очень болен и не мог стоять) под образом Казанской Божией Матери».

После праздника апостолов Петра и Павла владыка Иосиф поехал в Москву к Патриарху Алексию I. Затем посетил в Могилеве свою мать и брата. Из Могилева Владыка писал своим близким:


1 Игумен Николай (Римша) — тот самый иеродиакон Николай, вместе с которым в 1918 году в Таганроге Ваня Чернов хоронил на городском кладбище 105 юнкеров, убитых при столкновении с рабочими.

124

«30 июля

1956 год.

Могилев.

Привет м. Нине из Могилева! Уже вторая неделя, как гощу у Матери и родных. В субботу и Воскресение служил в местном храме. Весь город пришел посмотреть и помолиться... Море голов и множество цветов!

Митрополит Минский Питирим на мои службы прислал из Минска протодиакона, иподиаконов и ризницу. Да воздаст ему сам Господь миром, здравием и многолетием!

На днях еду в Ростов и Таганрог на несколько дней, так как к Преображению Петропавловск ждет.

Там ведь место моего служения.

На Петра и Павла отслужил в Петропавловске.

День Преп. Сергия три службы совершил в Лавре Преп. Сергия.

Был в Москве у Святейшего. Так все хорошо и: слава Богу за все!

Е[пископ] Иосиф.

Затем Владыка побывал в Ростове и в своем любимом городе Таганроге. Он увидел его боголюбивых жителей, которые в тяжелые времена поддерживали его и ждали его возвращения. Владыка не любил вспоминать прошедшие тяжелые годы, а благодарил Господа за то, что еще раз посетил эти края и встретился с теми, кто был дорог его сердцу.

Алевтина Федоровна Дикарева (Хабарова), г. Ростов-на-Дону:

«В 1956 году летом Владыку освободили. Сначала он поехал в Москву к Патриарху Алексию, а оттуда приехал в Ростов. Мы жили уже в Ростове, в комнате на подворье Всехсвятской церкви, и Владыка у нас остановился. Он приехал 29 июля, в день моего Ангела, и три дня у нас погостил. О приезде Владыки узнали верующие ростовчане, которые хорошо его

125

помнили, и потянулись к нему. Кто общался с Владыкой, тот чувствовал благодать, исходившую от него, и было желание всегда его слушать. Целыми днями он с людьми во дворе разговаривал, а ночами почти не спал, молился и клал земные поклоны.

Он пришел на службу в Ростовский кафедральный собор и стоял среди народа в подрясничке своем простеньком и в плаще. Муж мой, о. Владимир, его в алтарь приглашал. Владыка отказался: «Нет, — говорит, — я в народе постою». Потом к владыке Флавиану в гости ездили, он машину прислал за владыкой Иосифом, о церковных делах говорили.

Из Ростова Владыка поехал в Таганрог и в Азов, навещал своих знакомых и вернулся в Петропавловск к Преображению».

22 ноября 1956 года Указом Священного Синода владыка Иосиф был назначен епископом Петропавловским, викарием Алма-Атинской епархии1.

Своей радостью Владыка поделился с близкими ему таганрогцами:

«6 дек[абря] [19]56.

Добрая М. Нина! Еще раз за «ризу светлую» спасибо. Имена записал на палице... Вас молодежь любит заочно — карточку Вашу стащили... Мой поклон о. Владимиру и всей, всей, всей во Христе братии. Как поживаете? Икону пришлите — ибо я остаюсь здесь навеки — вчера Москва прислала Указ о бытии [мне] Петропавловским, викарием Казахстанским. Архиепископ — в Алма-Ате. Я — Петропавловск. Он — на Юге. Я — в Северной части епархии. Я весьма хотел этот город, этот Собор и получил. Здесь так тихо, и молитвенно, и хорошо! Я человек скромный — мне везде хорошо! Спасибо за все. Пишите!

Иосиф. Епископ Петропавловский.


1 Центральный Архив РК. Ф. 1709. Оп. 1. Д. 84.

126

Погода сносная. В Соборе тепло.

Это Николай Римша хлопотал за меня — сюда на -кафедру... Его здесь Могила.

Поклон богоспасаемому Таганрогу.

Мир ему и покой и благодати море!»

Нина Федоровна Ярофеева, г. Петропавловск:

«В Петропавловске, неподалеку от Всехсвятской церкви, располагались покои убиенного в 1918 году епископа Петропавловского и Акмолинского Мефодия. Владыка Иосиф потратил много времени и сил, чтобы найти могилу епископа Мефодия, но она до сего дня так и остается неизвестной. Но в подвале Всехсвятской церкви были найдены дикири-трикири и прочие атрибуты для архиерейского богослужения, принадлежавшие епископу Мефодию. Владыка Иосиф использовал их, совершая свои первые архиерейские службы.

Когда же он первый раз шел в собор совершать архиерейское богослужение, весь народ встречал его с зажженными свечами. Владыка зашел в церковь — и расплакался. Ему надо слово говорить, а он расплакался оттого, что его так торжественно встретили. Он привез с собой икону Божией Матери — благословение Патриарха Алексия. Она хранится в алтаре Петропавловского собора.

Первый год Владыка в церковь 'ходил пешком. Потом приобрели машину. Когда Владыка служил, постилали простые домотканые половички. У него не было даже своих покоев. На жительство его сперва», разместили в церковном доме по улице Коминтерна. Там жил псаломщик со своей семьей, и на веранде жил протодиакон. Владыке была отведена небольшая дальняя келья.

Через некоторое время купили дом в центре города на улице Мира, отремонтировали его, посадили у

127

крыльца деревья, разбили клумбы, цветы рассадили. Этот дом стал Епархиальным Управлением, и здесь же Владыка стал жить. Рядом располагался дом благочинного протоиерея Сергия Ногачевского. Часто Владыка уходил молиться на берег реки Ишим. Там около камня было у него излюбленное уединенное место.

Игумения Верхотурского женского монастыря в честь Покрова Божией Матери София (Любых):

«В 1956 году я стояла в Петропавловском соборе на ранней Литургии, которая шла в правом приделе в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Ко мне подходят и говорят: «Нина (мое мирское имя), какой-то Архиерей приехал». Я пошла в центральный придел апостолов Петра и Павла и увидела стоявшего у иконы Владыку, с короткой бородкой, одетого в такой невидный подрясничек. Служба закончилась, люди стали подходить к нему, и я подошла тоже взять у него благословение.

Первую Литургию он совершал в день памяти святых апостолов Петра и Павла в 1956 году. Владыку переполняло чувство радости, он был очень воодушевлен. На проповеди Владыка сказал: «Я не думал, что буду еще стоять у Престола Божия и воздевать руки в молитве к Богу».

Также, вспоминая однажды на проповеди сорок мучеников Севастийских, мучимых холодом, Владыка говорил: «Я знаю одного Архиерея, который муки холода на себе перенес. Его забрали из дома зимой в одном подряснике и посадили в холодную камеру, в которой продержали 66 суток. И вот в какой-то момент он понял, что замерзает. Встал на коленочки и так молился, что почувствовал теплоту. Он согрелся и остался жив».

Владыка очень почитал преподобную Пелагию и великомученицу Анастасию Узорешительницу. Бывало, в проповеди он говорил о том, что ему знакомо,

128

что значит сидеть в тюрьме и ждать, когда тебе принесут кусочек хлеба и глоток воды. При этом у Владыки всегда выступали на глазах слезы. Он очень горячо молился великомученице Анастасии. В дальнейшем, когда он был назначен на Алма-Атинскую кафедру, в своей домашней церкви Владыка всегда служил в день памяти этих святых.

Еще он рассказывал один сон, который видел в заключении: «Я нахожусь в каком-то незнакомом городе. Сажусь на автобус, он спускается под гору. Под горой стоит белый высокий собор. Я захожу в него и начинаю богослужение». И когда Владыка получил назначение в Петропавловск, он, приехав сюда, сел в автобус, поехал по городу и, когда спустился в подгорную часть, увидел тот самый собор! Это был собор апостолов Петра и Павла, который впоследствии стал Кафедральным собором.

Наша семья помогала Владыке, поддерживала его. Мы делали уборку, мама готовила для Владыки пищу. Корова у нас была, молоко ему всегда приносили. Папа рыбачил и свеженькую рыбку ему приносил.

Когда Владыка приехал в Петропавловск, у него не было ни панагии, ни креста. Муж моей сестры был ювелиром и сделал для него крест и панагию. Облачение для него мы здесь новое пошили, у него после заключения ничего не было. Владыка приехал из Кокчетава в единственной ряске. Было у него только старое льняное облачение (это было первое его облачение, которое ему в 1932 году в Таганроге сшили. Его я храню сейчас как святыню). И по его образцу мы сшили для Владыки новое».

18 марта 1957 года была образована самостоятельная Петропавловская епархия и владыка Иосиф поставлен управляющим ею с титулом Петропавловский и Кустанайский. В новообразованную епархию

129

вошли пять областей: Петропавловская, Акмолинская, Карагандинская, Кокчетавская и Кустанайская. Кафедра была в Петропавловске. Патриарх Алексий I, благословляя владыку Иосифа на Петропавловскую кафедру, дал ему в дар образ Иверской Божией Матери, молитвенно призывая Пречистую Владычицу быть Покровительницей новообразуемой епархии и простирать Свою благодатную помощь над ее первосвятителем. Эту икону владыка Иосиф поставил в алтаре Петропавловского собора, где она находится и до сего времени.

25 февраля 1958 года епископ Иосиф возведен в сан Архиепископа.

В сентябре 1957 года в Петропавловск на праздник святого праведного Симеона Верхотурского к Владыке приезжали в гости архиепископ Куйбышевский Мануил и его келейник — молодой иеромонах Иоанн (Снычев). Вечером они вместе служили во Всехсвятской церкви, отец Иоанн читал канон. А утром служили Литургию в соборе Петра и Павла. Погода в тот день была прескверная, шел дождь, народа в храме собралось мало. Но очень красиво пел хор — служили в провинциальном Петропавловске два Архиерея. А проповедь сказал отец Иоанн.

Игумения София (Любых):

«Владыка Иосиф очень почитал святого праведного Симеона Верхотурского и в сложных ситуациях всегда молитвенно обращался к нему за помощью.

Такой случай произошел однажды. Когда Владыка начал свое служение в Петропавловске, к нему стали приезжать старые почитатели из Ростова. И просят: «Владыка, у нас есть священник молодой. Примите его в свою епархию». Владыка не отказал, принял. Но оказалось, что священник ведет безнравственную жизнь и к тому же склонен к католицизму. С прихода, куда он был назначен служить, Владыке

130

сыпятся письма, целая стопка: «Владыка, примите меры». Владыка в затруднении: «Что делать? Обижать ростовских старушек не хочу, а надо как-то с этим священником разделываться». Он взял все эти бумаги, положил на свой письменный стол, поставил на эту писанину икону праведного Симеона Верхотурского, помолился и сказал: «Отче Симеоне, сам разреши это дело, я не в силах».

И что же? Через некоторое время прошел проливной дождь, и у этого священника с потолка закапало, залило его вещи. Он в возбуждении прибежал к Владыке, пишет прошение: «Я при таких условиях не могу служить, освободите меня!» — «Пожалуйста, я не возражаю, — отвечает ему Владыка, — вы с сегодняшнего дня свободны». Подписал, печать поставил.

Священник вышел от Владыки, опомнился, но было уже поздно. И Владыка нам говорил: «Какой же он, Симеон Верхотурский, простой-простой! А какой же он святой-святой! Я ему всегда молюсь».

Еще Владыка рассказывал, что, когда его направили в ссылку в Кокчетав, запрещали жить у русских. Его приняла казахская семья, где было много детей. Самым младшим был мальчик Малдаш. Владыка нянчил его. Владыка жил в комнате за занавеской. «Как татарской невесте, — говорил он, — за ширмой коечку поставили».

И такой однажды произошел случай. Будучи уже на Петропавловской кафедре, объезжая приходы своей епархии, Владыка приехал в г. Кокчетав. Идет служба, Владыка стоит на кафедре и вдруг вбегает в церковь Малдаш, бросается к Владыке, обхватывает его за ноги и ревет: «Мой Ата! Мой Ата!» Иподиаконы оторвали его от Владыки, успокоили, посадили на скамейку.

131

Эта семья приезжала к Владыке в гости в Петропавловск в 1959 году. Помню, две девочки приезжали, и он попросил меня сходить и купить для них маленькие позолоченные часики и ткань на платье с казахским орнаментом.

У Владыки были святыни: икона Божией Матери «Знамение» и в ней частица мощей великомученика Иакова Персянина. Когда Владыка начал служить в Петропавловске, ему эти святыни привезли из Таганрога.

История их такова. Когда Владыка служил в Таганроге, приехали к нему двое старичков — супруги, привезли икону «Знамение» и говорят: «Вла-дыко святый, примите от нас икону. Это наша семейная реликвия, она досталась нам от родителей. Но наши дети неверующие, они не будут ее хранить, а нам очень важно, чтобы икона была в надежных руках». И Владыка ее принял. Вскоре ему принесли частицу мощей великомученика Иакова Персянина. А так как в один день празднуется память великомученика Иакова Персянина и чествуется икона Божией Матери «Знамение», то Владыка вложил частицу мощей в эту икону. В Петропавловске икона была с ним, он приносил ее 27 ноября на праздник.

Была у Владыки еще икона Пресвятой Троицы, писанная на доске из Мамврийского дуба, был и образ преподобной Пелагии с частицами ее мощей, а сам образ написан карагандинской старицей монахиней Агнией. Впоследствии эту икону он оставил в Петропавловске. Дорожил Владыка также иконой прп. Серафима Саровского с частицей его хитончика».

В своих записях владыка Иосиф упоминает и о других святынях, хранившихся у него. Вот одна из таких записей: «Святый мучениче Трифоне, моли Бога о нас! Частица святых мощей, что прикреплена к малой иконе мученика из Ново-Афонского монас-

132

тыря на Кавказе. Когда иноки расходились по городам и весям, то один из иеромонахов взял эту частицу в Ростов-на-Дону и через некоторое время ее вручил (вместе с частицами св. великомученика Иакова, что 27 ноября, и преп. Пелагии, что 8 октября) архиепископу Арсению. Последний, уходя на покой, передал на хранение мне все три». Также писал: «Имею честь быть хранителем и поклонником честной частицы святых мощей святой великомученицы Анастасии».

Алексей Самуилович Сапожников:

«В 50-м году меня выпустили из Челябинской тюрьмы и отправили в ссылку в Петропавловск. Владыку в 1954 году сослали в Кокчетав. Он жил там два года в казахской семье и не мог никуда выехать. Не имел права, потому что ограничения были, подписал такую декларацию — вот тебе 5—6 километров вокруг, и все. Если где подальше попадешься — 25 лет срока будет.

А в 1956 году кончился срок его ссылки, и он был назначен епископом Петропавловским. Я жил тогда еще в Петропавловске — еще не кончился срок моей ссылки, и два раза в неделю я должен был ходить отмечаться. После лагерей я был как дикарь — слабый, замученный, заморенный. Я работал на мебельной фабрике и каждый день бывал на службе. И вот, когда Владыка в первый раз приехал в собор Петра и Павла, мы встретились, и он меня узнал. И Владыка взял меня охранником в архиерейский дом, и я жил у него. Ко мне он имел звонок и звонил, когда я был нужен.

Зимой надо было печку топить. Приготовил он дрова, ведро, совок. Сам все приготовил и звонит мне. Я прихожу. Он дает мне стул: «Садитесь». Я сел рядом с печкой. Он говорит: «Мы сегодня получили красивый журнал «Огонек» с картинками, почитайте».

133

Я сижу, как болван, читаю. А он подходит к печке, становится на колени и давай выгребать из печки золу. Я говорю: «Владыка, так это я могу сделать». Он: «Потом, в другой раз». А в этот раз он все сделал сам. Очистил печь, положил дрова, керосина брызнул и зажег. Мне сказал: «Ну вот, если сможете, будете эту работу делать». Но первый сделал он и мне не приказывал. А дальше я сам это всегда делал.

И так мы жили до 60-го года».

АЛМА-АТИНСКИЙ ПЕРИОД. ОБРАЩЕНИЕ К ИСТОРИИ ЦЕРКОВНАЯ СМУТА В АЛМА-АТЕ

133

АЛМА-АТИНСКИЙ ПЕРИОД.

ОБРАЩЕНИЕ К ИСТОРИИ. ЦЕРКОВНАЯ СМУТА В АЛМА-АТЕ

 

15 сентября 1960 года Указом Священного Синода владыка Иосиф был назначен архиепископом Алма-Атинским и Казахстанским1.

Это назначение архиепископа Иосифа совпало со временами хрущевской оттепели, обернувшейся для Русской Православной Церкви лютым морозом, и вошедших в историю как трагический период последних попыток руководства СССР радикально, в кратчайшие сроки решить религиозную проблему в стране. По Церкви наносился сильнейший удар, который был рассчитан на ее полное разрушение. Примирительное и спокойное отношение к Церкви с послевоенных лет в конце 50-х и начале 60-х годов воспринималось уже как сталинское наследие, которое следует ликвидировать. У Хрущева все больше крепло желание объявить о начале перехода СССР в период «предкоммунистических отношений», где, по


1 Решением Синода от 15. IX. 1960 года Петропавловская епархия ликвидирована с передачей всех церквей в Алма-Атинскую епархию. (Центральный Архив РК. Ф. 1709. Оп. 1. Д. 99.)

134

его словам, не должно быть места пережиткам капитализма.

Важнейшим побудительным мотивом смены курса государственной церковной политики явилась острая тревога в верхних эшелонах власти в связи с начавшимся Русским религиозным возрождением. Этот постепенный, часто болезненный процесс поиска людьми своих национально-религиозных корней начал вновь разворачиваться в СССР примерно в середине 50-х годов. Связанное с критикой сталинизма частичное развенчивание коммунистических идеалов, подрыв авторитета КПСС породил у определенной части населения страны желание обрести истинные духовные ориентиры, возвратиться к исконной религии своих отцов — к святому Православию. «Когда мыслящие люди в СССР старались обрести и восстановить культуру прошлого в ее чистой, противостоящей идеологическим искажениям форме, они встречались с Православием в любой области — в искусству, архитектуре, музыке, литературе, поэзии»1. Помимо этого, из ГУЛАГа были освобождены сотни тысяч заключенных, отбывавших свой срок за верность Христу и имевших огромное влияние на возвращающийся в лоно Церкви русский народ. Основным подтверждением непреложности христианских истин являлся их исповеднический подвиг.

В Совет по делам РПЦ поступали тысячи ходатайств, приходило множество просителей об открытии храмов. Но власти были убеждены, что в преддверии создания коммунистического общества не должно существовать никакой идейной оппозиции. Поэтому ответ на тяготение народа к Церкви мог быть только один — подавление. В усилении акти-


1 Эллис Д. Русская Православная Церковь. Согласие и инакомыслие. Лондон, 1990, с. 8.

135

визации антицерковной политики внес свою лепту и Комитет государственной безопасности. После объявления «войны» работники его специальных подразделений воспрянули духом, почувствовали свою необходимость в деле усиления антирелигиозного натиска, где действовали своими методами и средствами. Но главное — в стране вновь возобновилось закрытие храмов и сокращение числа духовенства.

Что же происходило в этот период в Алма-Ате? А в Алма-Ате происходило следующее.

После блаженной кончины в 1955 году митрополита Алма-Атинского и Казахстанского Николая (Могилевского) в кафедральном городе был утрачен мир как в среде духовенства, так и среди паствы. За короткий период на Алма-Атинской кафедре сменилось три правящих архиерея: архиепископ Иоанн (Лавриненко, 1956-1957 гг.), архиепископ Алексий (Сергеев, 1957-1958 гг.), архиепископ Иннокентий (Леоферов, 1958-1960 гг.). Можно предположить, что в первое время после кончины митрополита Николая (Могилевского) алма-атинская паства, взращенная в послевоенные годы этим святым архиереем-исповедником и привыкшая к его теплому отеческому попечению и благолепности его богослужений, не могла сразу воспринять другого архиерея, не обладавшего вполне такой силой духа и теми благодатными дарами, которыми как личность изобиловал митрополит Николай. Слишком разительным был контраст между митрополитом Николаем и вновь назначенным архиереем1. И она его не приняла. Однако в дальнейшем,


1 Составитель не имеет намерения унизить архиепископа Иоанна (Леоферова), здесь имеется в виду лишь святость почившего Митрополита, стяжать которую под силу не каждому, любовь к нему его паствы и безмерная скорбь после его кончины.

136

воспользовавшись народным недовольством, на этой волне сыграли те, кому был выгоден внутрицерковный раскол и нестроение в епархии. И к моменту назначения владыки Иосифа в Алма-Ату в городе сложилась очень сложная, мятежная, неприятная для Церкви обстановка.

В Свято-Никольском Кафедральном соборе служили два молодых архимандрита1 — один был настоятелем собора, а другой — секретарем Епархиального управления. Оба закончили Академию и были назначены Патриархом Алексием I в Алма-Ату — один на место бывшего настоятеля Кафедрального собора архимандрита Исаакия (Виноградова), другой на место бывшего секретаря Епархиального управления протоиерея Анатолия Синицина. И между ними вспыхнула вражда. Каждый из них имел своих поклонников, почитателей, и в соборе образовались две очень сильные враждующие группы прихожан, одна из которых поддерживала одного архимандрита, другая — другого. Одна из группировок желала видеть своего любимчика архимандрита на Алма-Атинской кафедре в сане епископа. Уполномоченный РПЦ при Совете Министров по Казахской ССР Вохменин С. Р. решил эту ситуацию просто — он снял обоих архимандритов с регистрации, что послужило новым толчком для еще большего обострения обстановки в соборе.

Несколько нецерковных женщин, по-видимому специально направленных в собор соответствующими


1 Составитель не называет имен этих архимандритов, так как впоследствии оба они приобрели прекрасную репутацию. Один из них, пройдя тернистый путь страданий, в конце своих дней подвизался в Киево-Печерской Лавре, где считался старцем и скончался в 1996 году, приняв схиму, а другой был посвящен в сан епископа и многие годы успешно управлял одной из епархий РПЦ. Мирно почил о Господе в 2002 году в сане Архиепископа.

137

органами, чтобы спровоцировать склоку (что во времена хрущевских гонений широко практиковалось)1, стали публично обвинять в лишении архимандритов регистрации управляющего Алма-Атинской и Казахстанской епархией архиепископа Иннокентия (Леоферова) и старосту Никольского собора. Однако владыка Иннокентий, напротив, стараясь избежать такого исхода (лишения регистрации), неоднократно пытался примирить архимандритов, переживал за то, что они идут на поводу нецерковных людей, предупреждал о возможных последствиях их неразумного поведения. Кроме того, он поддерживал ходатайство членов церковной двадцатки Никольского Кафедрального собора о восстановлении в регистрации обоих архимандритов, направив по этому поводу и свое ходатайство уполномоченному. Но народ, соблазненный внешними безбожными силами, стал собираться группами во дворе собора и оказывать сопротивление действиям архиепископа Иннокентия. В основном это были женщины и несколько мужчин, не имеющие твердой веры, смирения, сдержанности, чтобы перенести и разрешить все благоразумно, по-церковному, к тому же одураченные провокаторами. И они не просто словесно выражали свое возмущение против «гонителей» их любимого архимандрита, а стали применять физическую силу против всех, кто служил в то время в соборе. «Досталось тогда, — вспоминают очевидцы, — и регенту Борису Матвеевичу (ему сумкой по шее заехали), и хористов разогнали — бегали за ними по двору, и казначея побили. Дошли до того, что подняли руки на священников и стали не допускать их на служение в собор». Да и к тому


1 Среди них была некая Мария Антоновна, которая, заварив смуту и нашумев в Алма-Ате, была направлена затем еще и в Караганду, где занималась тем же: собрала вокруг себя народ понахальнее, с которым и там натворила много вреда.

138

времени священников-то в соборе осталось только двое из семи, положенных по штату.

Регент из храма Покрова Божией Матери г. Алма-Аты Михаил Васильевич Щекинин был очевидцем того, как обезумевшая толпа сталкивала со ступеней крыльца престарелого протоиерея Димитрия Млодзяновского: «Это был воскресный день, и народу собралось очень много. Погода была пасмурная, а когда ожесточенные бунтовщики набросились на священника с криками: «Уходи из собора!» — и с разными другими оскорблениями, именно в этот момент разразился страшный гром, такой сильный, какого я в жизни своей никогда больше не слышал. Гром гремел прямо над головами бунтовщиков, и я сразу понял тогда, что это было предупреждение Господне за беззаконные действия по отношению к священному лицу. Такое было вразумление, но ожесточенный народ не понял этого и продолжал гнать священника. Сколько лет прошло с того времени, но я до сих пор забыть этого грома не могу»1.

Бунтовщики с утра до вечера группировались около Никольского собора. И три самые активные женщины дошли в своем безумии до того, что решили уже и архиерея не допускать на службу в собор. Они решились на дерзкий и безумный поступок: легли


1 Подтверждает факт изгнания протоиерея Димитрия Млодзяновского из Свято-Никольского собора следующая справка, выданная ему в Епархиальном Управлении в августе 1960 года для предоставления в фин. органы: «Дана сия справка священнослужителю Алма-Атинского Собора Димитрию Млодзяновскому о том, что в связи с ненормальной обстановкой, сложившейся в церковной жизни Собора по причине снятия с регистрации архимандрита [имярек], протоиерей Димитрий Млодзяновский не имел возможности нормально обслуживать выполнением религиозных обрядов верующих с 1 июля 1960 г. (группа людей не допускала его к совершению богослужений и обрядов), а посему доходы его значительно уменьшились.

139

на дорогу у ворот при въезде в собор архиерейской машины. И имели в этом успех: Владыка велел своему водителю, Захару Ивановичу, разворачиваться и ехать в Казанскую церковь, где он в этот вечер уже не служил, а только молился в алтаре. Но этих отчаянных постигла страшная участь: через три дня двоих из ложившихся под колеса архиерейской машины женщин сбил автомобиль недалеко от собора, вследствие чего обе они скончались.

Но и эта явная кара Божия не вразумила и не остановила зачинателей бунта. Напротив, пошли еще дальше: самочинно решили уже и Кафедральный собор закрыть (раз в нем не разрешают служить их любимчику архимандриту) и на двери его повесить замок. Это было, как уже сказано, в хрущевские времена, в период нового расцвета безбожия и гонений на Православную Церковь. И провокаторы, повесив замок, тем самым выполнили бы свою миссию. Власти тогда зацепились бы за этот факт и, публично огласив, что Кафедральный собор не нужен верующим, раз они сами на нем повесили замок, уже официально бы закрыли собор.

Но удержал собор и спас ситуацию священник Павел Милованов. Он, поскольку его тоже не допускали в собор, перелез через ограду, незаметно через окно проник в храм и начал один совершать богослужение. И вот с замком в руках и торжеством в душе мятежники подходят к дверям Никольского храма и вдруг слышат возглас отца Павла: «Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно...» И у бунтарей опустились руки... видимо, это было Божие действие, не допустил Господь осуществиться коварным замыслам врага.

Но тем не менее владыке Иннокентию не удавалось умирить враждующие партии, и он подал про-

140

шение о своем уходе на покой1. В Патриархию в течение этого периода времени поступали бесконечные доклады с предложением упразднить самостоятельную Казахстанскую епархию, раздробить ее по частям (с сохранением самостоятельной Петропавловской и Кустанайской епархии) и присоединить эти части к другим близлежащим епархиям, с учреждением в Алма-Ате кафедры викарного епископа, подчиняющегося Ташкенту2.

К этому времени относится стихотворение-мольба, написанное архимандритом Исаакием (Виноградовым), сподвижником и духовным сыном Митрополита Алма-Атинского Николая (Могилевского), прослужившим восемь лет под его омофором в Свято-Никольском соборе и несправедливо изгнанным из собора еще в 1957 году в результате возникших там распрей. Старец-архимандрит душой переживал за храм, который любил, и за многочисленных своих духовных чад, с которыми ему пришлось расстаться:

Угодник Божий Николай,

Святитель дивный Мирликийский!

Прошу тебя, не забывай

Ты сущих во стране Азийской.

На страже правды встань ты сам

И защити от оскверненья

Твой дорогой для многих храм,

Где все искали утешенья!


1 Прошение его было удовлетворено, а в ноябре того же года владыка Иннокентий был назначен на Калининскую кафедру. В конце 60-х годов из Алма-Аты архиепископа Иннокентия приехал навестить Иоанн Слюсарь (в настоящее время митрофорный протоиерей, благочинный Алма-Атинского округа). Как раз в это же время владыка Иннокентий получил покаянное письмо и посылку от третьей ложившейся под колеса его автомобиля женщины по имени Валентина.

2 Центральный Архив РК. Ф. 1709. Оп. 1. Д. 88 1957 г.

141

Но с той поры, как ты увел

Ко Господу — в Его чертоги

Владыку нашего, ушел

Из храма мир. И страсти многих

Обуревают там людей,

За коих сердцу больно, стыдно!

И там без помощи твоей

Конца смятению не видно.

Твой соименник дорогой

Как бы унес и мир в могилу.

Но мощною своей рукой

Верни его! И правды силу

Заблудшим людям покажи,

Поставь предел ненужным спорам,

Зло распустившихся свяжи

Святительским ты омофором.

И вновь любовью ты спаяй

Всех сущих во стране Азийской,

Угодник Божий Николай,

Святитель дивный Мирликийский.

Арх[имандрит] Исаакий. 26/VIII.1960 г.

 

И вот Патриархом Алексием I была предпринята последняя попытка умирить и сохранить Казахстанскую епархию. 15 сентября 1960 года на заседании Священного Синода на Алма-Атинскую кафедру был назначен архиепископ Иосиф1, и Святейший Патри-


1 Постановлением Святейшего Патриарха Московского и Священного Синода от 15 сентября 1960 г. №20 Преосвященному Иосифу, архиепископу Петропавловскому, определено быть Архиепископом Алма-Атинским и Казахстанским с присоединением Петропавловской епархии к Алма-Ате.

142

арх, посылая в Алма-Ату владыку Иосифа, в личной беседе с ним (это из уст самого Владыки) сказал, что «...если Вы, Владыка, по каким-то причинам не сможете там удержаться, то, наверное, Алма-Атинскую кафедру придется присоединить к Ташкенту». И, благословляя его на новое место служения, дал Иверскую икону Божией Матери в дар Свято-Никольскому Кафедральному собору, тем самым призывая Матерь Божию быть помощницей Владыки в умирении бунтующей епархии.

26 сентября 1960 года архиепископ Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф прибыл в Алма-Ату.

ВСТРЕЧА СВЯТИТЕЛЯ

142

ВСТРЕЧА СВЯТИТЕЛЯ

Захар Иванович Самойленко, шофер владыки Иосифа:

«Когда Владыка был назначен на Алма-Атинскую кафедру и уже вылетал из Петропавловска в Алма-Ату, он дал мне телеграмму-письмо, слов в 50, примерно такого содержания: «...Ты должен встретить меня в аэропорту такого-то числа один, никому не говори, что я назначен, чтобы никто больше не встречал». Раз такая телеграмма, я приехал в аэропорт один, поставил машину, жду Владыку. Мы были знакомы с ним прежде, он приезжал сюда из Петропавловска, и я его подвозил. И вот Владыка вышел из самолета, одетый в рясу, скуфью, в руках он держал круглую коробку с митрой. Я сразу подошел, и он без всяких церемоний благословил меня. «Кто встречает?» — был его первый вопрос. «Никто, я один приехал». — «О, правильно! Ну, сейчас едем в Никольский собор». (По правилам архиерей сразу, по приезде на кафедру, должен прибыть в Кафедральный собор.) Подъехали к собору. У ворот стоят одни нищие. Владыка вышел из машины, зашел в собор,

143

приложился к аналойной иконе Святителя Николая. В алтарь не зашел — он был осторожен. Это было в обеденное время, в храме тоже никого не было. «Ну, поедем на Минина». На улице Минина, дом №10, располагается Епархиальное управление и архиерейские покои1. Там я тоже не предупредил, что Владыка приезжает. Сразу бы сработал беспроволочный телефон.

Приехали. Шура, повариха, открывает, я говорю: «Это наш Архиерей». Обед подала, все спокойно. Но не успел Владыка дух перевести с дороги, как приходит толпа «прихожан» и откровенно заявляют: «Если Вы, Владыка, еще раз появитесь в соборе, мы Вам кишки выпустим! Здесь должен быть архиереем наш настоятель!» А он им сразу: «Ну, ничего, отныне кафедра будет в Казанской церкви!» Этого они не ожидали. И сразу после их посещения приехал на Минина уполномоченный, Степан Романович Вохменин, интересовался — как архиерея встретили. «Вот это да, — говорит, — я не ожидал, что он кафедру в Никольском соборе бросит, а в Казанской церкви назначит!»

И вдруг мгновенно Владыка собирается на службу (всенощная накануне Воздвижения Честнаго и Животворящего Креста Господня): «В Казанскую поедем!» И здесь приходит снова толпа «прихожан» с цветами,


1 Этот ставший знаменитым дом №10 на улице Минина был куплен в 1957 году архиепископом Алма-Атинским и Казахстанским Алексием I (Сергеевым, 1957-1958 гг.). Служивший в то время в Алма-Ате в должности настоятеля Свято-Никольского Кафедрального собора архимандрит Исаакий (Виноградов) предложил в этом доме устроить Крестовую церковь и освятить ее как Иверско-Серафимовскую, в память Верненского Иверско-Серафимовского женского монастыря, закрытого в 1922 году. Дом с церковью до сих пор служат покоями правящего Архиерея и являются для алмаатинцев святыней, так как здесь жил и молился митрополит Иосиф.

144

в ноги падают: «Владыка, простите! Не оставляйте собор!» — «Ну хорошо, будем служить в соборе!»

И всю дорогу от его дома до самого Никольского собора (около километра) устлали розами. И от крыльца собора до трамвайной линии дорожками путь устлали и сами выстроились вдоль дороги, а кто и вперед машины бежал. Я такого никогда не видел, скольких архиереев ни возил. Владыка велел мне ехать медленно, чтобы никого не сбить. Он ехал и чинно всех двумя руками благословлял. А когда приехал, зашел в собор, поднялся на амвон, ноги вытер там, на половичке, на амвоне, повернулся к народу и говорит: «Вот я!» Владыка стал служить, и все пошло хорошо».

«ЕПАРХИАЛЬНАЯ ХРОНИКА.

15 сентября 1960 года на объединенную епархию, Алма-Атинскую и Петропавловскую, Святейший Патриарх Московский и Священный Синод назначили Архиепископа Петропавловского и Кустанайского Иосифа.

Приветливо встречали алма-атинские жители нового Архипастыря, надеясь, что новый Святитель умиротворит возникшую среди прихожан смуту, ибо люди искали мира и успокоения.

Вход Архиепископа в Собор был торжественный. При встрече вся дорога была устлана цветами. Духовенство города встретило Владыку у дверей Собора.

После встречи и молитвы архиепископ Иосиф обратился со словом к собравшемуся народу. Он призывал к согласной, мирной жизни. Весьма красочно, в виде притчи, Архиепископ рассказал, как, подъезжая к городу Алма-Ате, он видел Собор, окруженный стаей черных воронов, не желавших его пускать в Собор, но приехал и увидел, что вороны разлетелись, и их теперь нет. Среди православных

145

христиан должен наступить мир, всем надо пребывать в послушании ко Святой Церкви и ея иерархии во главе со Святейшим Патриархом.

Самым действенным средством умиротворения владыка Иосиф считает молитву. Поэтому, кроме воскресных и праздничных дней, он еженедельно в будничные дни совершает три Божественных Литургии с непременным чтением Акафистов. Для успешного руководства объединенной епархией Высокопреосвященнейший Архиепископ Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф призвал к постоянной работе Епархиальный совет.

Иеромонах Евстафий».

Для того чтобы умирить и сохранить епархию, владыка Иосиф стал ежедневно совершать Божественную Литургию — или в храмах города, или в своей домашней церкви. Он понимал, что не сам человек встречает его с такой недоброжелательностью, а враг рода человеческого — диавол старается сделать здесь свое дело. И Владыка вышел на брань с ним, облачившись, по данному ему великому благодатному дерзновению, во всеоружие терпения и молитвы. Как-то однажды его посетил один архиепископ и в беседе пожаловался, что епархия его неспокойная, как быть? Владыка Иосиф ему ответил: «Надо три года ежедневно совершать Богослужения. У меня тоже так было, и я совершал служения три года».

Группировки в Алма-Ате некоторое время продолжали оставаться, хотя постепенно начинали слабеть. Бунтари еще докучали Владыке и будоражили атмосферу в Никольском соборе, хотя не с такой яростью.

Однажды, рассказывал Владыка, в первые месяцы его служения в Алма-Ате, снова пришла к нему еще одна делегация с какими-то требованиями. Это

146

случилось как раз в тот момент, когда Владыка чистил и потрошил рыбу. И он вышел к этой делегации как был, в фартуке, с окровавленным ножом в руках. В ответ на их заявления Владыка сделал вид, что очень сильно разгневан, поднял нож и возопил: «Вы знаете, как пророк Илия расправился с нечестивыми жрецами?! Так вот и вы здесь беретесь судить о делах церковных!» Делегаты в страхе разбежались. Так он их наглядно обличил.

Но чаще владыка Иосиф старался влиять на людские души не устрашающей грешников пламенной ревностью пророка, а евангельской кротостью и силой Христовой любви. И постепенно нестроения утихли, буря истощилась, прошла. Владыка своим благоразумием, выдержкой, своими праповедями сумел восстановить церковный мир. Он мудро стал руководить епархией, и вскоре церковная жизнь потекла благополучно. А потом все лучше и лучше, и полюбил Владыку народ. По милости Божией все восстановилось — и порядок, и мир. И в 1963 году, можно сказать, была уже тишина.1


1 В архивах уполномоченного по делам РПЦ в Казахстане есть следующая запись о служении владыки Иосифа: «Следует сказать, что почти каждая церковная служба в церквах г. Алма-Аты им сопровождается проповедью. Каких-либо нежелательных высказываний в его проповедях в истекшем году не было. Иногда в проповедях верующие призываются в борьбе за мир, но эта тема им в основном связывается с миром в церкви и урегулированием разных склок, возникающих между духовенством и церковниками». Центральный Государственный Архив РК. Ф. 1709. Оп. 1. Д. 120, 1963 г.

Впрочем, этот церковный мир владыка Иосиф все годы своего служения поддерживал своим старанием, о чем писал он в одном из писем последних лет: «Здесь мир среди нынешнего безмирного духовенства. Вот этот «мир» более чем 13 лет здесь заставляет отчасти себя в жертву приносить! Не каюсь, что трижды от Ростова отказался, хоть и духом и телом родствен ему. 15 августа, 1974 год».

147

Так начал владыка Иосиф свое служение в новом определенном для него Богом уделе — «бархатной Алма-Ате», как называл он этот полюбившийся ему город, где прослужил ровно 15 лет, до дня своей кончины. И все последующее служение митрополита Иосифа проходило в духовном единении с врученной ему Богом паствой. Всего в Казахстане владыка Иосиф прослужил 18 лет.

АРХИПАСТЫРСКОЕ СЛУЖЕНИЕ

147

АРХИПАСТЫРСКОЕ СЛУЖЕНИЕ

Каждое богослужение, которое совершал владыка Иосиф, становилось праздником для тех, кто с ним молился. Богослужения его отличались особой мо-литвенностью, возгревали в душах молящихся высокую духовную настроенность, приобщали к истинной небесной радости.

Владыка всегда очень тщательно готовился к службе. Сильно переживал, когда у него не звучал голос (а это порой случалось, так как Владыка был подвержен частым простудам). Но всегда перед службой он как-то свой голос настраивал, и еще дома, в своей резиденции, он примерно уже знал, на какой высоте звука он будет читать сегодня за Всенощной Евангелие. Владыка любил, чтобы служба была поставлена достойно, на высоком уровне. Он говорил: «В служении не нужна театральность, но фигуральность должна присутствовать обязательно». То есть чтобы не было никаких лишних движений, не было торопливости, чтобы духовенство не суетилось возле Престола или возле кафедры — все должно быть точно, лаконично. Это его характерная черта. Он любил красоту Богослужений, их глубину и старался, чтобы священнослужители с таким же благоговением относились к Богослужению, как и он сам.

В письмах Владыки и в различных записях можно встретить его размышления о Богослужении. К

148

одному новопоставленному пресвитеру он обращался с наставлением: «Богослужение требует красоты и естественности. И великие святители вселенские очень красиво служили. Они не признавали театральности, а служили изящно и естественно. Потому что Богослужение должно выражаться в лучших формах, возможных человеку: в его познании, в его должности, в его желании, в его образовании, в его, в конце концов, самообразовании, его природных качествах. А так служить, чтобы лишь только внутренне углубляться, а на наружные формы наплевать, — это не принимается Церковью, не принимается народом, никем».

Владыка хорошо знал богослужение на греческом языке, который освоил при общении с иноками иерусалимского Александро-Невского монастыря в Таганроге. И часто при посещении приходов своей епархии, где среди прихожан было большое количество греков, Владыка произносил некоторые возгласы на греческом языке, что со стороны греков вызывало восторг и благодарность1.

Но больше других языков владыка Иосиф любил церковно-славянский. Он наделял его такими ласковыми эпитетами, как «нежнейший, бархатный, изящный». «Вы только вникните, — обращался Владыка на проповеди к народу, — «...показавый учеником Твоим славу Твою, якоже можаху...» Якоже можаху!.. Какой дивный тропарь! Бархат, нет, велюр, а не язык! Никакой другой язык не может вместить в себя такого объема и глубины понятий!»

Очень часто Владыка читал проповеди. Митрополит Куйбышевский Мануил сказал по этому поводу: «Проповеди его отличаются образностью, поэтично-


1 Таких приходов особенно много было в Чимкентской и Карагандинской областях.

149

стью и живостью»1. Выходя на проповедь, Владыка, оглядит, какая паства в храме, что сказать. Особенно студенты вузов часто приходили специально его послушать. В зависимости от контингента были тон и содержание проповеди. Говоря проповедь просто и своеобразно, Владыка мог что-то явственно изобразить. Рассказывает, например, как Саломия плясала, угождая Ироду, — и сам показывает, как она это делала, — пройдет по амвону, как танец исполнит. Очень ярко, живо все передавал. Если он рассказывал жития святых, то говорил так проникновенно, что у слушающих на глазах наворачивались слезы. Эпизоды из их жизни он описывал настолько убедительно, что разрушались все временные перегородки, отделявшие алма-атинскую паству от времен первых христианских мучеников. Нередко, говоря проповедь, Владыка, в силу своей прозорливости, отвечал и на тайные, сокровенные помыслы и разрешал наболевшие проблемы прихожан. Так, один постоянный прихожанин Никольского собора, устав от тяготивших его семейных проблем, впал в уныние и, стоя на службе, размышлял: «Брошу их (жену и детей), завербуюсь, уеду на Север, буду им деньги посылать, и все. Хватит, надоело!» И Владыка, выйдя на проповедь, начал свою речь с «эпиграфа»: «Брошу! Завербуюсь! Уеду на Север! Деньги буду посылать! Хватит, надоело... Да? А крест твой кто же за тебя нести будет? А? Вот, дорогие мои, внимание нашего сегодняшнего краткого повествования обращено на тему крестоношения: как мы должны нести свой крест, данный нам от Бога...»

Бывало, говорил притчами, отчего те, кто не сразу мог понять их смысл, высказывали свое недоуме-


1 Митрополит Мануил. Каталог архиереев Русской Православной Церкви, т. 4, с. 36.

150

ние Владыке. Он же на это отвечал: «А если бы я говорил очень хорошо и понятно, то меня бы вот так!» И при этом взял себя за ушко, и потянул: «Во-от та-ак!»

Говоря о высоте проповеднического служения, Владыка с благоговением высказывался о возвышенном месте, с которого произносится слово Божие. Это отношение к священному амвону впитал он еще у себя на родине в Могилеве. «И мы все, служители и проповедники, поставленные на эту опасную и ответственную возвышенность, должны вам говорить и проповедовать, чтобы потом Христу Спасителю сказать: "Да! Мы все дни — говорили, проповедовали; а так как они приняли, то Ты ведь Сердцеведец, Господи, ниспослал им открытое сердце, о котором и они, и Церковь молились: о даровании нам чистого сердца и обновления благодатного во всем нашем организме и разума в нашем интеллекте"».

Всегда с благодарностью вспоминал он своего духовного отца и наставника архиепископа Арсения и клирика Ростовской епархии протоиерея И. Уманского. О каждом из них в свое время Владыка отзывался так: «Ты был один, у кого я взял прекрасный стиль слова, снискавший мне хваленье». И именно их он имел в виду, сказав однажды на проповеди: «Митрополита Филарета я очень рано полюбил, и если я его отшлифованные мысли не понимал, то я имел прекрасных изящных учителей, как Апостолы святые, простяки, которые имели самого изящнейшего в мире Учителя, неповторимого Учителя — Господа Иисуса Христа».

О Церкви владыка Иосиф говорил: «Могут быть разные веяния и разные влияния, и, чтобы сохранить церковность, может быть, даже придется архиереям и поступиться чем-то. Вполне возможно, что нужно чем-то поступиться, чтобы вообще не

151

остаться без ничего. Но сила в простых священниках, вот в таких сельских, служащих в небольших отдаленных храмах. Потому что священник этот сан имеет, антиминс имеет, чашу, хлеб, вино и служит, и молится как положено. В великих соборах может быть иначе».

Владыка Иосиф с особой любовью почитал Пресвятую Богородицу, которой ежедневно воспевал акафист. Он говорил: «Кто читает акафист Божией Матери, тот должен быть почитателем иноческого равноангельского жития. Так здесь оно связано с девством Владычицы». Сохранились его высказывания о Пречистой: «Царица Небесная в мир пришла, как утренняя звездочка, возвещавшая: вот-вот будет восход солнца. Рождение Царицы Небесной — как настоящая утренняя звезда. И в Писании это воспоминается Священном. Она предшествовала вечному Солнцу, пришедшему в мир, — Иисусу Христу, вечному теплу, вечному Свету и вечной Жизни. Как без солнца жизни на планете не могло быть, так и без воплощения Сына Божия все замерзло бы на разуме, и сердце было бы замкнутое на большой замок, и не могло бы быть красоты и лучезарности тепла христианства». В своей жизни Владыка старался никогда не разлучаться с Иверской иконой Богоматери, подаренной ему в день монашеского пострига иноками афонского подворья в Таганроге. И сам он осознавал, что Матерь Божия явственно покровительствует ему с самого раннего его детства, о чем писал в своей записной книжке: «Матерь Божия, пречистая и преблагословенная! Ты милостивно положила на сердце мое быть иноком с ранних моих лет! Недостоин я всех Твоих милостей, излиянных на меня, которые Ты сотворила рабу Твоему, ибо я почти босиком [был] принят в обитель Твою Белыническую, а теперь я имею панагию, жезл и орлец...»

152

Почитая святого, имя которого было дано ему при пострижении в монашество, владыка Иосиф всегда совершал Богослужение в неделю святых Праотцев пред Рождеством Христовым. Заканчивая однажды в этот день свое слово, он обратился к молящимся: «Так помолимся сегодня святым Праотцам, которые очень прекрасно выполняли закон, не написанный на бумаге, но начертанный в совести каждого человека — на сердце его, помолимся им, чтоб они помолились о нас Господу Богу. Попросим же праведного Иосифа, чтобы он молился Господу Богу об укреплении семейных уз, за удержание страстей людей в молодых годах да и в самой старости и чтоб он благословил в каждой стране и в нашем государстве всех тех, которые думают о том, о чем молятся верующие: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь».

Как при Иосифе питался и не оскудевал Египет в хлебе, так за его молитвы и за молитвы святых Праотцев да не оскудеет никогда пшеница, вино и елей в стране нашей благодатной, русской».

Владыка очень любил Никольский Кафедральный собор. Любил и ценил прекрасный хор Никольского собора под управлением регента Бориса Матвеевича Шевченко. И вообще любил церковное пение. Когда в конце 60-х годов были выпущены первые пластинки с записями пения хора Троице-Сергиевой Лавры под управлением архимандрита Матфея (Мормыля), хоровой капеллы под управлением Свешникова, владыка Иосиф всегда с удовольствием прослушивал эти пластинки. Ему очень нравилось церковное пение, хотя сам Владыка признавался, что музыкальным слухом он не наделен. И шутил: «Борису Матвеевичу тяжело служить вместе со мной, потому что мне трудно попасть в их тональность, а они никак не могут попасть в мою».

153

Владыка Иосиф благоговейно почитал своего почившего предшественника митрополита Николая (Могилевского) как одного из ярких и выдающихся иерархов Русской Православной Церкви, как исповедника, подвижника веры и благочестия. Он всегда молился о том, чтобы Господь упокоил его душу в селениях праведных, в день его блаженной кончины совершал панихиды на его могиле и часто сам обращался к нему за молитвенной помощью. И бывало, это почитание выражалось довольно своеобразно, с некоторым свойственным владыке Иосифу юродством. Будучи еще в сане архиепископа, на богослужениях в Кафедральном соборе он иной раз надевал митрополичью мантию покойного владыки Николая.

— Мы здесь далеко-о-о от Москвы, — говорил при этом владыка Иосиф, — похулиганить можно! Дух владыки Николая на мне! Дух владыки Николая на мне! — продолжал фальцетом владыка Иосиф, похлопывая ладонями по скрижалям надетой на его плечи мантии митрополита Николая.

Рукополагая ставленников, владыка Иосиф всегда в конце Литургии обращался к ним со словом назидания и нередко в этом слове, говоря о высоте священнического служения, приводил «Шесть слов о священстве» святителя Иоанна Златоуста: «Правда, он там очень пугает, потому что сам пугался, он сам этого боялся, боялся благодатных полномочий священнослужения. Но во всяком случае Иоанн пошел во пресвитера и в патриарха, а поэтому все за Иоанном Златоустом идем и по нравам, и во обычае, и в осторожности...»

О ставленниках Владыка однажды сказал: «У меня затейники чудес церковных спросили: «А можно ли семинарию обойти?» Я им ответил, что идеально было бы в школу преподобного Сергия попасть, тем более ныне. В Лавре ныне учащий состав, вероятно, во

154

всех видах — неповторим! Но если Промысел иль рок — тогда: читать бегло, Требник, Служебник осилить и всему этому по возможности тактику и этику выработать и приложить неотъемлемо! И возможно стать — Великим купцом!»

Владыка часто замещал ушедших в отпуск священников, сам служил священническим чином. Бывало, вместо требного священника совершал в соборе отпевания, сам исповедовал народ. «Все потихоньку уйдем из жизни, а потому, мои дорогие, не теряйте времени, спешите исповедоваться батюшке Афанасию, который направо и налево грехи прощает», — любил шутить Владыка. И сам он часто исповедовался у отца Афанасия и говорил, бывало: «Готовиться уже к смерти надо, а все лень...»

«...Дорогие мои, — обращался Владыка к народу, — не повторяйте на исповеди свои исповеданные грехи. Если вы, однажды покаявшись, не совершили того же греха, то будьте уверены, что в небесной книге Ангел ластиком стер, ножичком подчистил и выбелил то место, где был вписан ваш грех. Нет больше его, нет и надобности о нем, о раскаянном грехе, многократно говорить».

Об исповеди Владыка как-то написал: «Исповедуйте свои ошибки тем, кому доверите сердце Ваше!

Один грек, иеромонах в Таганроге, 50 лет тому назад перед исповедью мне сказал: «Ты смотри на меня как на глухого и слепого...» А я тогда был еще полу мальчик или полу мужчина и не понял слов его... Но когда я рассказал это Святителю, он рассмеялся и стал продолжать пить свой чай... Но как-то грек — священник из Чимкента был у меня... во время исповеди я вспомнил таганрогского грека-иеромонаха и стал, как Сарра, улыбаться под иерейским епитрахилем, вспомнив, что сказал мне тогда

155

мой же Святитель: «Идеальнее иметь духовника и не глухого, и не слепого!» Мой тот Владыка не имел специального духовника, а исповедовался у всех иеромонахов своего Отроча монастыря. (Так ныне и я.)».

Владыка очень любил молитву. О его молитвенном правиле, наверное, не знал никто, потому что это была внутренняя, закрытая от мира жизнь его души. Но молился Владыка постоянно, и тому были свидетелями многие. Владыка молился подолгу, не только днем, но и ночью, в домашней церкви и в своей келье, где был нарядно украшенный святой угол, или же в кабинете, где на его рабочем столе стоял небольшой аналойчик, на котором лежал епитрахиль, книги и архиерейский чиновник. Часто можно было видеть Владыку стоящим во весь рост или коленопреклоненным перед святыми образами. У него не было установлено для молитвы определенного времени. В дневные часы он молился в промежутках между беседами и встречами с посетителями и в течение дня постепенно вычитывал все положенное монашеское правило. Но главное — он творил Иисусову молитву, которая непрестанно совершалась в алтаре его сердца.

Секретарем Епархиального управления при владыке Иосифе был протоиерей Стефан Теодорович, который приезжал на Минина лишь несколько раз в месяц, в основном на обед. Была машинистка Татьяна Павловна. Но всю текущую канцелярскую работу по большей части выполнял сам Владыка. В его лице сочетались и секретарь, и машинистка, и делопроизводитель. В углу кабинета Владыки стояла старенькая зингеровская пишущая машинка, и днем и поздно вечером можно было слышать, как он одним пальцем стучит по ней, печатая ответы на письма, которых приходило великое множество. Но самое

156

главное, посредством чего осуществлялось управление епархией, — это его молитвенное предстательство пред Богом. Ни один вопрос не решал Владыка не помолившись. Назначение священника на приход, перемещение священника или увольнение за штат все сопровождалось молитвой. Сугубо молился Владыка святому праведному Симеону Верхотурскому. Он называл праведного Симеона «инспектором Алма-Атинского Епархиального управления». Часто Владыка писал ему записочку, в которой задавал святому вопрос или излагал какую-то ситуацию, которая в то непростое время была трудноразрешимой (например, о замещении на приходе священника, когда нет достойного кандидата или если с мнением Владыки были не согласны в Совете по делам религии и оставалось только уповать на помощь Божию и молитвенное заступление святого). И вот Владыка писал записочку, вкладывал ее в икону с мощами праведного Симеона, вставал на молитву и читал акафист этому святому, Спасителю или Царице Небесной. И обычно сложный вопрос вскоре разрешался чудесным образом. Находился достойный кандидат или звонили из Совета по делам религии и сообщали, что согласны с мнением Владыки: «Мы здесь подумали, Иван Михайлович, ладно, давайте делать так, как Вы предлагаете». И именно таким образом происходило решение многих проблем.

В архиерейском доме из прислуги была только Александра Диомидовна, или, как ее называли, тетя Шура, которая являлась и поваром, и уборщицей, и, прачкой. Но бывало, когда в выходной день тетя Шура отсутствовала, то и ее работу выполнял Владыка.

Почему Владыка всю работу старался выполнить сам? Все дело в его характере: он был очень подвижным, живым человеком. Ему было уже около семидесяти лет, но его никогда нельзя было видеть праздно отдыхающим.

ПОЛЕТ КОСМОНАВТОВ

157

ПОЛЕТ КОСМОНАВТОВ

Апрель 1961 года. Впервые в истории человечества совершен полет в космическое пространство.

Захар Иванович Самойленко:

«Владыку вызывает к себе уполномоченный Вохменин Степан Романович и говорит: «Иван Михайлович, надо сказать проповедь в отношении этого "чуда"».

Я везу Владыку домой, он на заднем сиденье сидит, смотрю в зеркало, вижу — Владыка так пальцами крутит (всегда так делает, когда активно думает). «Так вот, — говорит, — Захар Иванович, давай будем готовиться. Проповедь надо сказать о Юрии Гагарине». — «Ох, ох, — отвечаю, — что же Вы будете говорить, Владыка?!» — «Что-то буду».

Приехали домой. Я наблюдаю. Он ходит по комнате. (Обычно если к проповеди готовится, то ходит, с собой разговаривает.)

Наступил день, когда надо произносить проповедь. Владыка вышел, как обычно, и начал примерно так: «Братья и сестры! Вы знаете, в какое время мы живем, какой прогресс совершается в мире! Много ученых изобрели много хорошего! А слышали вы — последнее событие произошло: наш молодой человек — Юра Гагарин — побывал в космосе! И оттуда вернулся! А ему, когда он полетел, Хрущев Никита Сергеевич сказал: "Юрочка, посмотри, есть там Бог или нет?"» И так продолжил Владыка: «Юрий Гагарин Бога не видел... а Бог его видел! И благословил!»

А в 1963 году, уже в частном разговоре, когда Валентина Терешкова полетела в космос, Владыка

158

дальше развил эту тему: «Юра-то один виток сделал — невнимательный, мужчина, еще и напуган был... И Хрущев Вале говорит: «Валя, ты женщина с большим опытом, хорошенько посмотри, есть ли там боги!» Да, — продолжал Владыка, — действительно, Валя один виток сделала, другой виток сделала, смотрела-смотрела, раз наказ самого Хрущева, третий виток сделала — прилетела. И первым долгом: «Ну, как там, в космосе?» — «Да ничего, все хорошо». «Валя, ну, а мое поручение ты выполнила?» — «Да, выполнила, Никита Сергеевич». — «Смотрела?» — «Хорошо смотрела. Никаких богов не видела». А Матерь Божия, — продолжал Владыка, — видела ее! И благословила!» В таком духе говорил Владыка.

Вохменин удивлялся, что же Владыка будет говорить. А он вот что сказал. Я записал проповедь Владыки на бумагу и передал уполномоченному».

ЦЕРКОВНЫЕ РЕФОРМЫ

158

ЦЕРКОВНЫЕ РЕФОРМЫ

Чтобы более понятна была атмосфера 60-х годов, в которые начинал свое служение в Алма-Ате владыка Иосиф, мы вынуждены напомнить о тех реформах, которые проводило Государство по отношению к Церкви.

Не последней по значимости причиной наступления на Церковь были экономические расчеты властей. Тяжелый удар, связанный с неимоверным повышением налога, был нанесен по материальной базе как Патриархии, так и в каждой отдельной епархии. Духовенство буквально разорялось.

Как образец, отражающий положение духовенства в этот период, можно привести письмо к владыке Иосифу клира Болыпе-Михайловской Рождество-Богородицкой церкви г. Караганды:

159

«Его Высокопреосвященству, архиепископу Иосифу Алма-Атинскому и Казахстанскому от священнослужителей Больше-Михайловской общины православных

Прошение

Обращаемся к Вам, Ваше Высокопреосвященство, с покорнейшей просьбой о выдаче на нас троих денежной ссуды в размере 6000 рублей (новыми деньгами) для окончательной расплаты с налогом, наложенным на нас в размере почти 11000 рублей на каждого. Осталось нам еще к уплате по 2000 рублей каждому к 15 ноября сего года.

Для расплаты с налогом нам пришлось взаимообразно занимать у верующих прихожан, а больше уже занимать не у кого, почему мы вынуждены обращаться к Вашему Высокопреосвященству с этой просьбой.

Мы даем обязательство в том, что из зарплаты, приходящей на наши руки, 50 % Церковный Совет ежемесячно будет удерживать с нас для оплаты ссуды, занятой из Епархиальных средств.

Мы выражаем надежду, что Вы, Ваше Высокопреосвященство, не откажете в нашей просьбе.

К сему: настоятель архимандрит Севастиан (Фомин),

Священники: А. Кривоносов, П. Коваленко».

Сам же Владыка не давил на приходы в отношении налогов и не заставлял сдавать государству большие суммы. Кто сколько сможет, по силам. Он понимал нужды Церкви и нужды людей.

На владыку Иосифа тоже был наложен огромный налог. Однако этого Горфинотделу казалось недостаточным, и изыскивались любые поводы, чтобы увеличить этот налог до крайности. Начальник Управления государственных доходов писал в марте 1961 года уполномоченному по делам Русской Православной Церкви С. Р. Вохменину: «...Поскольку Епархи-

160

альный архиерей Чернов И. занимается совершением религиозных обрядов не только в большие годовые религиозные праздники, но и в обычные воскресные и даже в субботние дни, выполняет другие потребности верующих, т. е. занимается выполнением религиозных обрядов и треб постоянно, поэтому он... подлежит обложению подоходным налогом по ставкам, установленным ст. 19 Закона об этом налоге.

21 марта 1961 год»1.

Алексей Самуилович Сапожников:

«В 60-м году Владыку перевели в Алма-Ату, и он меня тоже забрал с собой из Петропавловска. А в 61-м году возникла 19-я статья об уплате налогов. Все налоги за обслуживающий персонал приписали Владыке, и в итоге ему к уплате наложили такую сумму, что от его зарплаты не оставалось абсолютно ничего. Тогда уполномоченный ему диктует: вот у тебя там есть уборщица, у тебя там есть кухарка, у тебя есть парень (на меня указывает), который тебя охраняет, — он на производстве работать может, есть шофер — так ты их сократи.

Когда Владыка приезжал от уполномоченного, он вздыхал: «Отцы, для того чтобы сейчас быть служителем Церкви, нужно быть жертвой».

Дело утряслось тем, что ему оставили уборщицу и шофера. Но нам пришлось расстаться.

Однажды, незадолго до моего увольнения, принесли Владыке почту. Он рассматривает, сортирует все по кучкам. Одно письмо оказалось для меня, и он мне его передал. Это была справка Верховного суда о том, что дело мое, за которое я 10 лет в лагерях отбывал, а затем 6 лет находился в ссылке, пересмотрено и закрыто «за отсутствием состава пре-


1 Центральный Государственный Архив РК. Ф. 1709. Оп. 1. Д. 87.

161

ступления». Я показал письмо Владыке, он прочел и сказал: «Ну вот, с этой справкой на Страшном Суде так пройдете».

Когда стоишь около огня — он тебя греет. Так и около этого человека. И в лагере, и после ссылки я согревался теплом его души, я воскрес рядом с ним, как из мертвых. Он укрепил меня и физически, и духовно. И по сей день я дорожу им и помню его доброту».

СЛУЖЕНИЕ БЛИЖНИМ

161

СЛУЖЕНИЕ БЛИЖНИМ

Однако неимоверные налоги не стали для владыки Иосифа препятствием к тому, чтобы помогать людям. Как-то однажды он выразился: «За что, за что, а за деньги мне не придется держать ответ пред Богом на Страшном Суде, потому что я никогда не имел к ним пристрастия и не копил их. Может быть, поэтому они всегда у меня были».

Владыка щедро благотворил. Многим студентам Владыка покупал костюмы, рубашки, обувь. Высылал в Семинарию одежду для студентов. Многим немощным монахиням, живущим в миру, высылал деньги, посылки. Не обходил монастырей женских и мужских, которым высылал все, что мог. Две сестрички-монахини жили в Херсоне. Они очень помогали Владыке в заключении тем, что присылали ему посылки с продуктами. А когда Владыка служил в Алма-Ате, то уже он их поддерживал — каждый месяц посылал как бы пенсии. Батюшкам давал «на дрова, на уголек». Он старался всем помочь. И жители улицы Минина и близлежащих улиц в трудные моменты всегда приходили в его дом и просили: «Владыка, помогите!» И Владыка всегда, чем мог, каждому помогал. Соседских детей Владыка всегда угощал конфетами, делал им подарки. А девочка

162

Лена, жившая в соседнем доме и особенно любимая Владыкой, каждое утро подбегала к забору и находила на нем кулечек шоколадных конфет, который Владыка оставлял для нее. Он самолично каждый день заворачивал в платок или в бумагу несколько пригоршней конфет и рано утром оставлял их на заборе для этой девочки.

Он никогда не отказывал ни одному приходящему к нему за помощью человеку, кто бы он ни был. Не отказывал, если человек просил помочь купить ему билет, чтобы добраться до дома. Алкоголиков много к нему приходило, но им он денег никогда не давал, а давал что-нибудь покушать. «Водку, — говорил он, — без меня найдете, а закусить чем — я могу дать, чтобы не сильно опьянели».

Однажды Владыка поехал со своим водителем Захаром Ивановичем в детский дом (ул. Калинина — Бегалина). Он набрал много конфет, кукол, игрушек, чтобы передать их детям. Но заведующая детским домом при виде духовного лица напугалась: «Нет, нет, не делайте этого! Вы знаете, что здесь поднимется?! Если хотите помочь — по счету перечислите нам деньги». И Владыка часто на этот счет деньги перечислял.

Любого человека Владыка мог встретить днем и ночью, для него не было преград. Еще не успеет человек нажать на кнопку звонка, а Владыка уже говорит своим домочадцам: «Идите скорее, открывайте калитку!» Он знал, кто к нему идет и зачем. А чаще приходилось Владыке самому бегать открывать калитку, поскольку лишних людей держать не разрешали.

Если, допустим, приехал священник и ему негде остановиться, Владыка накормит и приютит его в своем доме. Даже если священник приезжал на ул. Минина глубокой ночью с вокзала или аэропорта, он знал, что не прогневает Владыку. И наоборот, если

163

Владыка узнает, что священник провел ночь на вокзале и не приехал к нему, это вызовет его недовольство.

Приезжали к Владыке иногда те, с кем он вместе сидел в лагерях, приезжали и военные, охранявшие зону.

Он очень любил людей и, как умудренный жизненным опытом, знал душу человека. Он говорил: «Когда человек перед моими глазами, на лице все написано, я вижу, что за человек, и знаю, что сказать. Я не боюсь никакого вопроса ни от кого. Если б люди знали, как они прекрасны в своей индивидуальности и в своем таланте и талантах». И еще говорил Владыка: «Самая дорогая ценность — все же не золото, деньги и богатство, а человек, его достоинство, его честь, его душевная красота: душевная красота на фоне веры или вера на фоне душевной красоты».

Но однажды к Владыке зашел бандит. Он позвонил, матушка Ольга открыла. На пороге стоял огромный исполин. Он отодвинул ее в сторону, прошел в келью к Владыке, схватил его, стал душить и требовать деньги. Владыка говорит ему: «Милый! Можешь меня обыскать, но у меня денег нет. Я бедный архиерей! У меня ничего нет! Я живу подаянием. Хотя у меня большая епархия и я многим помогаю, но сам я бедный. Если вы мне поверите, то отпустите и не делайте мне вреда!» И Владыка, наверное, помолился. Бандит смягчился: «Ну, ладно, отец». Отпустил его и ушел. Однако с тех пор двери в его доме стали закрывать.

Владыка отдавал все, что у него было. Не только людям. Он всем животным соседским — кошечкам, собачкам и даже птичкам готовил вечерами подарочки и всех прикармливал. Любил животных. В доме у него были котята, которые впоследствии выросли, Ромка и Джулька, — это Ромео и Джульета. Он

164

кушает, а коты (они тоже его любили) кто на колени к нему залезает, кто на плечо, и он с ложечки их прикармливает. Собаку свою любил — Джерри. Иногда он выносил ей рюмочку вина, а потом давал шоколадку. Такая собака была у него — московский водолаз, черная, огромных размеров, тогда еще единственная в Алма-Ате. Джерри привезли из Москвы и подарили Владыке. Каждое утро Владыка гулял с ним у штакетника своего дома или, что реже бывало, выходил на Ботанический бульвар. Тогда сбегались к нему все соседские дети. Владыка говорил о Джерри: «Это моя валерьянка».

Владыка вставал рано и готовил завтраки для своих близких. Сторожу своему, Павлу Никитичу (его Владыка прозвал по-библийски Лаваном), все время готовил кофе, жарил яичницу. Разбудит его (он выпивши все время был), посадит, напоит кофе, даст ему гостинцев и отправит домой. А когда он вечером приходил на ночное дежурство, Владыка всегда сажал его ужинать, наливал ему рюмочку и укладывал спать. «Пусть, — говорил, — поспит немножко». Уложит, ножки его поднимет, положит на постель, укроет одеялом и сам, бывало, всю ночь ходит туда-сюда.

В лагерях Владыка хорошо освоил поварское дело. И уже на Минина он часто сам готовил обеды. Особенно вкусный борщ у него получался. Захар Иванович привозил к обеду капусту, свеклу. У Владыки нож был такой специальный, он все это разделывал им, как артист.

Всегда у него полный стол был, до последнего дня. Любил говорить гостям: «Я — Авраам, вы — ангелы». Столовую в своем доме Владыка шутя назвал «столовая имени 8 марта», потому что там готовили не женщины, а в основном сам Владыка. И все — и сторож, и кухарка, и кого только не было,

165

— все вместе за одним столом сидели, и все для него одинаковы были. Не было дистанции при его общении с подчиненными.

На каникулы к Владыке каждое лето и зиму приезжали ребята из Духовной Семинарии, жили у него. Он любил их принимать, угощать, он говорил: «Где они покушают вкусненько?» Владыка не любил принимать в среду и в пятницу. «Нечем угостить, и на стол подать нечего». Поэтому и не любил.

Владыка был наделен высоким положением, что могло бы позволить ему очень многое. Но в обыденной жизни Владыка был очень нетребовательный и старался все делать сам. Все видели, как скромно он жил, подражая в этом таким Вселенским Святителям и учителям Церкви, как Василий Великий и Иоанн Златоуст. Скромность и простота сопровождали его во всей домашней обстановке. У него была только самая необходимая и уже далеко не новая мебель, и, когда ему говорили, что надо бы мебель заменить, он отказывался: «Старый архиерей и старая мебель». Одевался он в простой подрясник, поверх которого всегда носил, даже летом, по причине частых простуд, ватную безрукавку-телогрейку (как он называл ее — «душегрейку»). Также и автомобиль, возивший Владыку, был уже старенький. «Дедушка ЗИМ» называл он его.

Татьяна Павловна Сосникова, делопроизводитель Алма-Атинского Епархиального управления:

«Однажды в начале десятого утра я шла на Минина на работу. В это время к дому Владыки подъехала машина, из которой вышел уполномоченный Степан Романович Вохменин. С ним были незнакомые мне женщина и мужчина. (Как потом оказалось, последним был прилетевший из Москвы зампред Совета по делам РПЦ В. Г. Фуров). Я зашла в калитку, и они безо всяких церемоний проследовали

166

за мной. И в то время, когда они вошли в дом, Владыка стирал свой подрясник. Одет он был тоже в простой подрясник и ватную телогрейку. У него были мокрые руки и рукава. В первый момент, когда вошли гости, Владыка смутился, но тут же нашелся и сказал какую-то шутку. Пришедшие рассмеялись и прошли сначала в зал, а затем направились в келью Владыки. Он их остановил. «Минуточку, минуточку, — говорит, — здесь женская рука отсутствует», и прикрыл покрывалом свою постель. Пока они разговаривали в келье с Владыкой, я поскорее сделала уборку. А когда они выходили из кельи, Владыка прошел вперед, они чуть сзади, и я слышала, как Фуров сказал Вохменину: «Самый нищий архиерей! В этом можно убедиться». Действительно, у него не было никакой роскоши».

По характеру Владыка был очень мягкий, отзывчивый, сердился редко, а чаще был веселый и никогда не унывал. Очень обходительный был со всеми, старался, чтобы с окружающими все было мирно, все было в любви и понимании. Владыка мог помочь женщине надеть или снять пальто и не смущался этим, наоборот, смущалась женщина, видя, что Архиерей ей помогает.

Любил смирение. Когда ехал на службу, он редко, только в большие Двунадесятые праздники заезжал в Собор с центрального входа, где ему ковры и дорожки , постилали. А чаще заходил с восточной стороны, скромно — сердце-то смиренное не ищет почета. Редко при народе облачался, опять же по своему смирению он этого избегал.

Но более важная его помощь людям состояла в милости духовной. Он молился за всех приходящих к нему людей, помогал им словом утешения, мудрым советом. Он искал и утверждал на земле более правду

167

Божию, нежели правду человеческую. Владыка жил глубокой верой, она была основой его жизни, поддерживала его и давала силу все переносить. Он всегда имел упование на милосердие Божие и знал, что все, что происходит, происходит по воле Божией или по Его попущению. Поэтому и людям, приходившим к нему за советом и наставлением, часто говорил ободряющие слова: «Все будет по-хорошему». Он, конечно, и сам молился о том, чтобы все действительно было по-хорошему, но в то же время верил и знал, что все, что совершается с человеком, совершается не без промыслительного Божия действия. И если человек доверится Богу и положится на Его святую волю, не противореча Ему желанием собственного лжеименного разума, если перенесет с благодарностью все, что Создателем будет попущено, то и Господь не останется безответным к Своему созданию и в завершение искушения пошлет человеку благополучное его завершение и славный венец победителя.

Все поступки Владыки были благоразумные, мудрые. Он не только как администратор управлял Казахстанской епархией, но старчествовал и часто прибегал к юродству. Он никого грубо не обличал, не обижал, если что-то скажет — часто с юродством, и слова его были несколько прикровенные — вот и разумей. Прозорливость свою Владыка часто скрывал и, бывало, говорил собеседнице: «Знаешь, мать, говорят, что Владыка прозорливый! А ведь я же не про-зор-лив! Вот, бывало, придет старушка, сидит и болтает. Да она десять раз про себя все расскажет, перескажет, а потом в заключение решит: «Прозорлив!» А я из ее же слов ей и говорю».

И с утра до вечера шли к нему люди, а он всех принимал, всех, кто нуждался в его совете, кто изнемогал под тяжестью своего жизненного креста,

168

кто находился в борении, в искушении, кого нужно было утешить, ободрить, поддержать, утвердить в вере, всех тех, кто нуждался в его помощи. Основная черта характера владыки Иосифа — это его человеколюбие. Он был, по слову апостола Павла, всем для всех: для нуждающихся — скорым помощником, для плачущих — утешителем, для страждущих — врачом... И как добрый пастырь, направлял он словесное стадо среди стихии разгулявшегося безбожия к тихой Христовой пристани, к безмятежной гавани — Церковной ограде, поскольку сам он, пройдя и полынью большевистского террора, и пламя фашистского насилия, был искусным кормчим и множество-множество раз «...саж искушен быв, мог и искушаемым помощи»1.

Беседуя с нами, владыка Иосиф «то на небо поднимался, то в ад спускался». Он говорил о проблемах человеческой жизни, о страстях, о добродетелях и обо всем приводил примеры. Все просто, наглядно и понятно; нужно жить: семья — работа — Церковь. «Живите в Православии. Вся Россия была — общественный монастырь, потому что все жили по церковному уставу, который не только для монастырей, но и для всех православных. Поэтому все очень просто: ходите в церковь, молитесь, живите счастливо по законам любви». Владыка жил для Церкви и для людей. Всех в себе носил, всех любил, обо всех беспокоился. «Что пользы от продолжительной жизни человека, — не раз говорил Владыка, — если он не был милосердным. Такой человек не жил, а медлил в жизни, не поздно умер, а долго умирал».

Владыка учил ко всем относиться ровно — и к умным, и к неразумным, и к добрым, и к злым. «Злых делай добрыми своим примером, — настав-

169

лял он, — а лучших — лучшими. За Божественной Литургией всех поминай — любящих и ненавидящих тебя».

Очень внимательный был, терпеливый. Не любил, когда к нему обращались с пустыми вопросами, не зная, чего сами хотят. Он любил людей самостоятельных. Иногда, чтобы самому сориентироваться в отношении пришедшего к нему человека (особенно женщин), делал так: независимо от возраста пришедшей говорил: «Женишок у меня есть, у него домик есть, у него машина есть. Как вы? Я вас сосватаю?» И здесь он смотрел на реакцию, он говорил, что на лице все написано. «Если, — говорил, — человек пришел серьезный, за делом, то отвечает кратко: или что у меня есть муж, или что мне этого не надо». Тогда Владыка выслушивает человека и дает совет. А если начинает улыбаться, и она уже забыла зачем пришла, и согласна замуж выходить, тогда совсем в другом русле пойдет разговор.

Часто приходили к нему люди брать благословение на операцию. Он говорил: «Врачи от Бога, доверяйтесь врачам». А сам, конечно, много молился, и, как правило, все заканчивалось благополучно.

Приходила однажды к нему женщина-казашка брать благословение на лечение. «Я, — говорит она, — травами лечу». Владыка благословил.

Другая пришла старая казашка-мусульманка и спрашивает, не знает ли старший «мулла» Алма-Аты (то есть Владыка) о старухе-знахарке, лечащей все болезни? Можно ли лечить у нее сына, страдающего припадками?

— Я ей рекомендовал, — рассказывал Владыка, — законную медицину, к которой прибегаю сам и имею пользу. Мне восьмой десяток лет и еще работаю. А «бабок» я никогда не знал и борюсь с

170

ними, давая здравые советы тем больным, с которыми в жизни приходится встречаться.

25 февраля 1963 года владыка Иосиф был награжден правом ношения креста на клобуке, а 11 мая того же года награжден орденом св. равноапостольного князя Владимира II степени.

25 февраля 1968 года, в день празднования Иверской Иконы Божией Матери и памяти Святителя Алексия, митрополита Московского, владыка Иосиф был возведен Патриархом Алексием I в сан митрополита и награжден вторым орденом святого князя Владимира I степени.

ОБЩЕНИЕ С УПОЛНОМОЧЕННЫМ

170

ОБЩЕНИЕ С УПОЛНОМОЧЕННЫМ

Время от времени Владыке приходилось общаться с уполномоченным Степаном Романовичем Вохмениным. Степан Романович вызывал его к себе в горисполком, где на третьем этаже располагался его кабинет. Владыка всегда ехал, одетый в рясу, даже летом. Перед отъездом, надевая рясу, Владыка говорил: «Дайте-ка мне ладану побольше!» Ему приносили кадило, и он кадит под рясой, чтобы она пропиталась ладаном. Вот он зарядится ладаном и едет в Горисполком.

У Владыки были неплохие отношения с уполномоченным. И вообще, он мог найти подход к любому человеку. Он никого не огорчал, ни на какие конфликты не шел. Так и с уполномоченным Владыка никогда не разговаривал в резких тонах, а всегда обращался мягко, так что тот не мог ему отказать. Ведь когда человек имеет веру, имеет смирение и просит Бога, чтобы Господь Сам вразумил его и помог, Господь Духом своим направляет разговор в нужное русло. И хотя Вохменин был и коммунист, и атеист,

171

но не мог устоять при проявлении силы Божией, не мог противоречить Владыке, и обычно они договаривались. Своей святостью Владыка влиял на души других людей.

Владыка часто защищал и отстаивал священников. Такой случай был. В Караганде протоиерей Алексий Улович причастил в больнице умирающую христианку, что по закону в то время было запрещено делать. Власти подняли шум и требовали его запретить. А Владыка упросил Вохменина, и отца Алексия оставили. Владыка всегда стоял на стороне священников, он ценил их.

Вот некоторые отзывы о владыке Иосифе в отчетах уполномоченных:

«Митрополит Иосиф умело представляет Церковь при встречах с иностранными делегациями и бывает в этих делах полезен, в то же время упустил из-под своего контроля епархиальные финансовые органы, углубляясь в дела «духовные», создав сильные церковные хоры, стремясь омолодить кадры членов «двадцатки» и снять ограничения с колокольного звона. ...Митрополит Иосиф проявляет усердие в архиерейских службах, проводит их, несмотря на возраст, регулярно. Проповеди произносит регулярно, выразительно, с подъемом. ... Весьма умело митрополит Иосиф уводит паству от решения острых политических и социальных задач, убеждая слушателей, что в мире нет ничего лучше Христа и нужно чаще собираться верующим вместе, в тесном союзе поддерживать Церковь земную; спасать не только верующих, но и неверующих и не стремиться угождать людям».

ПРОИСШЕСТВИЯ В ПАСХАЛЬНУЮ НОЧЬ

171

ПРОИСШЕСТВИЯ В ПАСХАЛЬНУЮ НОЧЬ

Светлая Суббота. Время приближается к 12 часам ночи. В Никольском Кафедральном соборе прочитан

172

канон «Волною морскою». Крестный ход, возглавляемый владыкой Иосифом, двинулся вокруг храма. Море народу. За шествием наблюдают отряд милиции, пожарный наряд и народные дружинники. Вдруг погас свет, и у стен собора вспыхнул пожар. Горела кинолента. Среди народа началась паника. Пожарные быстро ликвидировали очаг возгорания, народ успокоился, богослужение продолжалось. Откуда взялась кинолента? Хулиганам удалось украсть в кинотеатре «Целинный» целую коробку с семью частями фильма «Индийский бродяга», в четыре слоя обмотать вокруг собора и поджечь.

В другой раз на Пасху в Никольский собор в числе молодежи пришли хулиганы. И во время Литургии им удалось проникнуть в алтарь, где они начали бесчинствовать — стаскивать с престола облачение, Антиминс и Евангелие. Организовалась большая группа верующих, которые вытолкали хулиганов из алтаря.

Владыка призвал народ успокоиться и сказал такие слова: «Братья и сестры, успокойтесь! Это мы с вами так воспитали молодежь, так что не обижайтесь на наших детей и внуков». Народ в храме успокоился, Владыка продолжил службу.

ПОЕЗДКИ ПО ЕПАРХИИ

172

ПОЕЗДКИ ПО ЕПАРХИИ

На протяжении пятнадцати лет своего служения на Алма-Атинской кафедре митрополит Иосиф совершал частые поездки по приходам своей обширной епархии. Он управлял 16-ю областями Казахстана, и поэтому ему приходилось много ездить во все уголки республики.

«Вот мы раскатались и в прохладном Актюбинске оказались с апостольским визитом... Град большой, и труб много... Но наш цех — скромен здесь. ... И этим

173

пусть будут довольны! Вот Семипалатинск — совсем другое дело: и Иртыш, и собор, и многое археологическое красивое... На 13 ноября полетим, вероятно, в знаменитый (ныне) Целиноград, а к Михайлову дню — в Караганду.

А в Алма-Ате еще во всей красоте золотая осень, и досадно ее покидать всегда, хотя и на малый необходимый срок по службе.

Так и живем, так и стареем и доживаем свой срок земной», — писал Владыка в одном из писем.

Посещение Владыки было праздником для каждого прихода. Своим архипастырским словом он умиротворял церковные дрязги, стараясь везде внести дух мира и братолюбия, предупреждал воздерживаться от клеветы, говоря, что даже могущественный царь и пророк Давид, имевший множество воинов, и тот взывал к Богу: «Избави мя, Господи, от клеветы человеческия».

Владыка часто летал самолетом, но любил ездить на автомобиле даже на большие расстояния — в Чимкент, в Семипалатинск. Диакона и иподиаконов Владыка отправлял поездом, а сам ехал на своем стареньком черном ЗИМе вдвоем с водителем.

«Бывало, ночью едем, — вспоминает шофер Владыки Захар Иванович, — Владыка сзади сидит и всю дорогу что-нибудь рассказывает, чтобы я не уснул. Он был прекрасный рассказчик. Когда он рассказывает, ты будто видишь все это. Он обладал всесторонними познаниями, хорошо знал художественную литературу, медицину. Я спрашивал: «Владыка, откуда все это?» — «Это из жизни моей».

Однажды мы приехали с Владыкой в Талды-Курган. В 9 часов утра он начал служить Литургию, а в 10 часов началось землетрясение. Я стоял на улице, и на моих глазах развалилась крестилка. Смотрю — мой ЗИМ ходуном ходит. Молитвенный дом,

174

где идет служба, ветхий, вот-вот рухнет. Я бегу в алтарь спасать Владыку. В церкви все спокойно, народ молится, Владыка стоит у Престола. Я подхожу: «Владыка, — шепчу, — землетрясение!» — «Я слышу без тебя» — отвечает. «Владыка, — продолжаю, — надо уйти!» — «Ты иди к машине». — «Владыка, — настаиваю я, — выходите на улицу!»— «Иди к машине. Что Господь даст, то и будет». Служба закончилась благополучно.

В этот же день мы возвращались с Владыкой в Алма-Ату. По дороге были заметны следы землетрясения, повалилось много саманных домов. А в молитвенном доме, где совершалась Литургия, даже трещины не было. Это чудо. Господь нас сохранил.

Каждый год весной, когда начинали распускаться деревья, мы ездили с Владыкой в рощу Баума на место убиения епископа Пимена1. Поездки эти были секретные — только он и я, вдвоем. Чтобы заметить это место, я прибил вблизи на дерево гвоздь и повесил на него старый башмак. По этой метке мы всегда находили это святое место. Владыка служил там панихиду, и мы уезжали».

Так же паломничал в Аксайское ущелье к могиле преподобномучеников иеромонахов Серафима и Феогноста.2


1 Епископ Верненский и Семиреченский, викарий Ташкентской и Туркестанской епархии Пимен (Белоликов) расстрелян 3/16 сентября 1918 года в роще Баума бойцами отряда Мамонтова. Решением Синодальной комиссии при Московском Патриархате священномученик Пимен прославлен в лике местночтимых святых 12 октября 1997 года. В августе 2000 года на Юбилейном Архиерейском соборе внесен в собор новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания. Память 3/16 сентября.

2 Преподобномученики иеромонахи Серафим и Феогност расстреляны в Аксайском ущелье близ Алма-Аты в 1921 году. В 1993 году причислены к лику местночтимых святых Алма-Атинской и Семипалатинской епархии. В августе 2000 года на Юбилейном Архиерейском соборе внесены в собор новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания. Память 29 июля/11 августа.

175

Но особенно любил владыка Иосиф ездить в Караганду. Он говорил: «Караганда медом помазана», «Караганда на святых костях стоит» и «Поедем в благословенную Караганду». Ведь он сам последние шесть лет своего заключения находился в одном из многочисленных лагерей Карагандинской области, в поселке Актас, где работал на строительстве кирпичного завода, и видел и пережил все ужасы Карлага. Не однажды, приезжая в Караганду, Владыка ездил в Актас к своему бывшему бригадиру1. У них были дружественные отношения. В 70-е годы Лидия Владимировна Жукова его на автомобиле возила в Актас2.

Обычно Владыка приезжал в Караганду на престольные праздники — Рождество Пресвятой Богородицы (в честь этого праздника освящен основанный преподобным старцем Севастианом Карагандинским храм в районе Большой Михайловки) или Архистратига Божия Михаила (его храм находится в районе Тихоновки). С какой радостью встречали Владыку карагандинцы! Женщины платки кидали ему


1 Вероятно, в Актасе владыка Иосиф посещал своего бывшего бригадира Мироненко (был офицером Красной Армии), о котором упоминалось ранее в прошении Владыки на имя К. Б. Ворошилова. В записной книжке владыки Иосифа имеется такая запись: «Саша Мироненко крещен 5 мая 1957 года на Актасе. Е. Иосиф». Также в письмах владыки Иосифа упоминается о крещении детей Саши Мироненко. Кроме того, известно, что бригадир Мироненко приезжал к владыке Иосифу и в Алма-Ату.

2 В настоящее время монахиня Севастиана (Жукова) — настоятельница основанного преподобным Севастианом Карагандинским Рождество-Богородичного монастыря.

176

под ноги, фартуки, кофты снимали и кидали, чтобы только ступила на них нога Святителя. Очень почитали в Караганде владыку Иосифа.

Владыка с любовью относился к преподобному Севастиану. А после его блаженной кончины (1966 г.) Владыка так выразился: «Я несомненно уверен, что Батюшка в лике преподобных»1.

Также очень почитал карагандинских стариц — схимонахиню Анастасию и монахиню Агнию. По дару пророчества, которым обладали обе матушки, Владыка называл их «карагандинские Сивиллы». Но более он был близок по духу с матушкой Агнией и часто посещал ее, когда приезжал в Караганду. Мать Агния была иконописцем, и несколько икон ею было написано в дар владыке Иосифу. В одном из писем, адресованных Владыкой матери Агнии, есть такая фраза: «Матерь Божия на Страшном Суде улыбнется матери Агнии». Владыка Иосиф и мать Агния могли без слов общаться друг с другом. О них карагандинцы так говорили: «Друг друга не видят, а работают на одной волне».


1 Решением Синодальной комиссии при Московском Патриархате Карагандинский старец преподобный Севастиан, исповедник, благодати Оптинского старчества преемник, прославлен в лике местночтимых святых 12 октября 1997 года. День памяти 6/19 апреля. Обретение мощей 22 октября.

ВЫБОРЫ ПАТРИАРХА

176

ВЫБОРЫ ПАТРИАРХА

До последних дней своей жизни митрополит Иосиф имел исключительное доверие среди верующих. Его знали как Архиерея святой жизни, стойкого и энергичного, ревностного и усердного к Церкви, проявляющего большую независимость в управлении своей епархией. После кончины в 1970 году Святейшего Патриарха Алексия I, когда встал вопрос о выборе

177

Патриарха, митрополит Иосиф, несмотря на то что в годы войны был под немецкой оккупацией и 20 лет провел в лагерях и ссылках, чего не любили светские власти, имел предложение баллотироваться на Патриарший престол.

По этому вопросу в предсоборный период (в 1970-1971 годах) три раза приезжали к Владыке в Алма-Ату московские делегации, состоящие из высокопоставленных государственных чиновников. В том числе был и зампред Совета по делам РПЦ В. Г. Фуров. Владыку убеждали не отказываться и заверяли: «Годы Ваших заключений не станут для Вас препятствием».

Местный уполномоченный Вохменин предлагал ему: «Выставляйте Вашу кандидатуру в Патриархи, мы Вас поддержим», на что митрополит Иосиф ответил: «Мне вашей поддержки не надо».

Около двух тысяч московских верующих и духовенства обратились к митрополиту Иосифу с просьбой не отказываться ради блага Церкви стать кандидатом в Патриархи, добавляя, что в противном случае он ответит пред Богом на Страшном Суде1.

Митрополиту Иосифу шел уже 78-й год, он отклонил предложение баллотироваться на пост Патриарха, объясняя, что он слишком стар и имеет только начальное образование2. Но сам владыка Иосиф, несомненно, переживал за судьбу Церкви и молился о том, чтобы на Российский престол был возведен достойный Первосвятитель.

И, таким образом, на Поместном Соборе, открывшемся 30 мая 1971 года в Троице-Сергиевой лавре,


1 Д. В. Поспеловский. Русская Православная Церковь в XX веке. М., 1995, с. 334.

2 Надо отметить, что Патриарх Московский и всея Руси Пимен тоже не имел специального богословского образования.

178

для избрания на престол Патриарха Московского и всея Руси был предложен один кандидат — Местоблюститель патриаршего престола митрополит Пимен.

Протоиерей Валерий Захаров, настоятель Свято-Никольского собора г. Алма-Аты:

«Помню, в 1970 году в Алма-Ату к владыке Иосифу приезжал владыка Питирим (Нечаев) с предложением баллотироваться на Патриарший престол. Я не знаю всех причин, по которым митрополит Иосиф отказался от этого предложения, но нам, находящейся возле него молодежи, он объяснял так: «Я ведь неуч, ничего не закончивший, не имеющий никакого образования. Да и что же мне становиться Патриархом в таком возрасте?»

А потом, уже после избрания Патриарха Пимена, владыка Иосиф шутил: «Но если бы я знал, что Пимен (!) станет Патриархом, то я бы тогда не стал отказываться!» С юмором говорил, конечно. Он любил и уважал Святейшего Пимена. И, помню, владыке Иосифу нравилось то, как Святейший Пимен совершает Богослужения. Я, учась в Московской Семинарии, привозил несколько кассет с записями его Богослужений, которые он совершал в Богоявленском соборе. Владыка слушал их, делал какие-то свои небольшие замечания в некоторых моментах, но в целом ему очень нравилась манера служения Патриарха Пимена. Нравились ему и его проповеди, которые были очень краткими — 5-10 минут, но назидательными, глубоко содержательными, насыщенными выдержками из Священного Писания и святоотеческими изречениями.

И еще одна причина, по которой, на мой взгляд, владыка Иосиф отказался баллотироваться в Патриархи. Он нес особый подвиг, который у носителей архиерейского сана встречается крайне редко. Это был подвиг юродства. И многие архиереи того вре-

179

мени не всегда серьезно воспринимали владыку Иосифа, потому что не понимали его поведения и видели в нем такого своеобразного чудака, который позволяет себе поюродствовать в каких-то ситуациях. Он, например, мог позволить себе в проповеди некоторые вещи, которые не может позволить себе другой проповедник. Другого бы не поняли. А проповеди Владыки всегда прекрасно воспринимались. И не только в проповедях, не только в беседах, в общении, в поведении проявлялся этот подвиг юродства, он проявлялся во всей его жизни. Но, конечно, если более внимательно и пристально вглядываться в то или иное юродство Владыки, можно было понять, если не сразу, то со временем, почему он поступал именно таким образом и что за этим его юродством таился очень глубокий смысл.

Я не знаю, что послужило причиной того, что он взял на свои рамена этот подвиг, я также не знаю, с какого времени он его нес, но думаю, что подвиг этот он совершал не без благословения. Но опять же, чье это было благословение, я не знаю, потому что Владыка об этом никогда не говорил. Можно предположить, что это было благословением архиепископа Арсения или другого старца, но вероятно, что это благословение было для владыки Иосифа пожизненным. И этот подвиг неотступно, постоянно был вместе с ним, он нес его через всю свою жизнь. И может быть, в силу того что быть юродивым и быть Первосвятителем Церкви — это две вещи несовместимые, владыка Иосиф и отказался от этого предложения».

Александра Яковлевна Юрпольская, прихожанка Свято-Никольского собора г. Алма-Аты:

«Когда мы услышали, что Владыку хотят забрать в Москву и поставить Патриархом, то очень огорчились. И вот пошли мы с Любой к нему, только

180

калитку открыли, Владыка идет навстречу: «С каким горем, — спрашивает, — пришли?» — «Владыченька, — говорим, — нам сказали, что тебя заберут в Москву!» Он: «Никуда меня от вас не заберут. Я с вами тут буду умирать. Вы меня здесь похороните. Хотел бы я сбросить вас со своей шеи, да не могу, так и умру. И вы так и будете здесь вот у меня на шее и за могилой. Так и придется за вас молиться. А умирать я здесь буду. Меня будут резать, резать и зарежут...»

И на подобные вопросы Владыка отвечал не без юмора: «Пока старухи не перемрут алма-атинские, я никуда не должен ехать».

Вернувшись с Поместного собора, владыка Иосиф рассказывал своей пастве, о том, как проходила интронизация нареченного Патриарха1. Как он, митрополит Иосиф, являясь старшим по хиротонии в российском епископате, вдвоем с другим старейшим иерархом облачали Патриарха. «И когда, — говорил он, — мы надели на него куколь (при облачении Патриарха куколь надевается последним), лицо Первосвятителя преобразилось и стало как лицо ангела. Это был небесный человек, на него страшно было смотреть». Об этом владыка Иосиф рассказывал с амвона. И продолжал: «Доложу, где я был. Были на обеде. За обедом я позволил себе немного повеселить Первосвятителя, и владыка Святейший смеялся, как мальчик. И даже руками придерживал свой живот и говорил: «Владыка! Владыка! Я никогда в таком веселье не был, как сегодня! Вы как в детство меня вернули!» Вот так я провел время в Москве».

9 сентября 1972 года в связи с 40-летием архиерейского служения, во внимание к усердному служению Церкви Божией, Святейший Патриарх Пимен наградил митрополита Иосифа правом ношения двух панагий.


1 Состоялась 3 июня 1971 года в Богоявленском соборе г. Москвы.

ГОРОД В ОПАСНОСТИ

181

ГОРОД В ОПАСНОСТИ

Со временем митрополит Иосиф приобрел большой авторитет не только у верующих казахстанцев, но и у руководителей Республики, которые порой, в сложных обстоятельствах, приезжали к нему за помощью и советом.

Когда в июле 1973 года Алма-Ате угрожала опасность селевого потока, уполномоченный, Степан Романович Вохменин, приехал к Владыке. «Иван Михайлович, — говорит, — у нас вот такая критическая ситуация. Так Вы ТАМ походатайствуйте». Не сказал «помолитесь», но «походатайствуйте».

Архимандрит Наум Свято-Троицкой Сергиевой Лавры вспоминает:

«В 1973 году намечалось в Алма-Ате большое бедствие, жара очень большая (при такой жаре оттаивают льды даже на Арарате и остов корабля Ноева ковчега всем виден бывает, и туда путешествуют, кто может и желает).

Вечером, взойдя в алтарь Никольского собора, Владыка говорит: «Видите, жара 40 градусов». И показал, что на нем надет один подрясник.

В Большом Алма-Атинском ущелье была широкая дамба, высотою 100-120 метров. (Взрывали горы, камнями перекрывали ущелье и возили землю заранее.) Но было предчувствие катастрофы: пастухи-казахи спешно гнали скот на высоту гор. Высоких гостей из Москвы на вертолетах поднимали над дамбой, откуда было видно, как огромные ледяные гор-

182

ные глыбы толщиной в десятки и сотни метров спускались с высот. Миллионы кубометров воды накопилось у плотины — земля начала пропитываться влагой, и вал-дамба вот-вот могла не выдержать, и вода, получившая простор, с огромной скоростью должна была хлынуть по ущелью в город. Такое бедствие было 50 лет назад в 1921 году, и следы огромных валунов еще и теперь указывают о бывшем бедствии.

Но владыка Иосиф слезно молился — да отведет Господь наказание людей за их идолослужение и богоборство — не знают, что делают. Особенно просил святителя Николая помочь. Владыка говорил, приезжали к нему два генерала и спрашивали: «Что делать? Ведь может быть разрушен весь город Алма-Ата». Владыка Иосиф утешал товарищей: «Беды не будет, мне Николай угодник поведал — молитвы ваши на земле и на небе принял Бог, и беды не будет. Хотите, я по радио выступлю и скажу слово утешения людям?» Укрепились начальники города духом, организовали контроль. Все оцепили, на мотоциклах — объезды, стали перебрасывать по воздуху баржи, насосы, трубы, шланги больших диаметров и большой длины и перекачивать воду из одного образовавшегося водохранилища в речку; и постепенно включали выходные засоренные шлюзы, водопроводы. И вода стала убывать, и по молитвам Церкви жара стала спадать — катастрофы не случилось».

По миновании опасности Владыка на проповеди сказал своей пастве: «Мы здесь молились, а Матерь Божия на Медео была».

И еще в одной из своих проповедей говорил Владыка такие слова: «Мы, алма-атинцы, живем у подножья Тянь-Шанских гор. И, с одной стороны, мы счастливы тем, что красота этих гор радует глаз человека, но, с другой стороны, горы таят опасность землетрясений и селевых потоков. Но Алма-Ата никогда не будет снесена селем и никогда не будет разрушена землетрясением, потому что у нас есть замечательные молитвенники в лице Митрополита Алма-Атинского Николая и Карагандинского старца схиархимандрита Севастиана».

ПОСЛЕДНЕЕ ПОСЕЩЕНИЕ КАРАГАНДЫ

183

ПОСЛЕДНЕЕ ПОСЕЩЕНИЕ КАРАГАНДЫ

В начале июня 1975 года владыка Иосиф в последний раз посетил Караганду, о чем свидетельствует епархиальная хроника:

«Еще накануне о приезде Владыки было неизвестно верующим, но вскоре эта весть молниеносно разлетелась в обширном приходе Караганды, и толпы верующих богомольцев с раннего утра отовсюду спешили в родной храм, чтобы утешить сердца в совместной благодатной молитве с дорогим Архипастырем.

Как обычно, ни на минуту не опаздывая и не поспешая, под радостный перезвон мелодичных колоколов, ровно в девять утра остановилась у паперти храма Рождества Пресвятой Богородицы церковная машина. По древнему русскому обычаю церковный староста приветствовал преемника апостолов хлебом-солью и краткой речью, а женщины — букетами цветов. По пути, осыпанному лепестками роз, Владыка вошел в храм. ... Торжественное Богослужение маститого иерарха, воодушевленное пение хоров, трогательное приветствие Преосвященного митрополита к карагандинской пастве — все это оставило неизгладимое впечатление в сердцах верующих. Долгие еще часы толпы богомольцев не оставляли церковный двор, как бы выражая тем глубокую признательность за полученное духовное утешение и радость церковной молитвы.

4 июня, 1975 год».

184

О том, что этот приезд в Караганду станет последним для владыки Иосифа, здесь же, на церковном дворе, было предсказано ему схимонахиней Анастасией. «Благословите, Владыка! Мы больше не увидимся», — сказала карагандинская старица старцу-митрополиту. Но Владыка не хотел воспринять это предсказание и, вернувшись домой, ворчал: «Она! Предсказала! Анастасия! Что я больше не буду в Караганде! Все, я еду в Целиноград, а на обратном пути заезжаю в Караганду!» Но этого не произошло. Владыка действительно летом поехал в Целиноград, но в Караганду не попал. Обстоятельства сложились так, что из Целинограда ему срочно пришлось вылететь в Алма-Ату. А вскоре у него случился приступ, и 4 сентября 1975 года Владыка почил.

КОНЧИНА СВЯТИТЕЛЯ

184

КОНЧИНА СВЯТИТЕЛЯ

Владыка Иосиф до глубокой старости сохранял крепкое здоровье, его беспокоили лишь частые простуды, о чем упоминал в письмах последних лет: «Почти не хвораю, а если немножко, то по закону уже». «Мы живем, служим, немножко летаем и чуточку для порядка хвораем». «Готовлюсь к Варваре святой и храму святителя Николая, а сам гриппую. Здесь ходит грипп. Это дондеже установится зима, а пока еще запоздалая осень».

Нина Алексеевна, лечащий врач митрополита Иосифа:

«Последние два года я почти неотступно находилась при Владыке. И когда он чувствовал себя плохо и я была нужна, Захар Иванович ехал за мной и меня привозил. У Владыки не было органических заболеваний, он никогда ни на что не жаловался. Единственное, что у него было, — это явления возрастного характера, то есть изношенность органов,

185

как у каждого пожилого человека. И я, собственно, не лечила его, а поддерживала — где-то проведешь поливитамины, где-то немного поддержишь сердце. Но в общем он чувствовал себя хорошо и всегда говорил: «Все хорошо, мать, значит, будем хорошо себя чувствовать».

Но время шло, и мысли Владыки все чаще устремлялись к неизбежному переходу от временной жизни к вечности. «А нам, старикам, пора вещи чемоданить в невозвратный путь. Такова Богом установленная природа земнородным! Там счастья много увидим, а как получить его, хотя частицу, зависит от наших еще на земле, здесь дел... О, чудесе!» И еще писал Владыка: «Но надо смириться перед законом законов... И мне страшно делается, когда вспомню о своем исходе... И Сама Богоматерь, как говорит Предание, страшилась часа исхода!»

Пересматривая прожитую жизнь, владыка Иосиф вспоминал все основные вехи своего жизненного пути: годы служения и годы заключения, годы радости и годы печали и страданий. Последнее вспоминал без горечи, а как годы, посланные Богом для стяжания одной из высших христианских добродетелей — смирения. Он писал:

«Родился 1893 г.

Монастырь 1910 г.

Иподиаконство 1912 г.

Монашество и иеродиаконство 1918 г.

Иеромонашество 1920 г.

Набедренник 1921 г.

Наперсный крест 1922 г.

Игуменство 1924 г.

Архимандритство 1927 г.

Епископство 1932 г.

186

Смерть ............... ?

По мирскому выражению — «карьера».

Смирение: 1925 г. — 2 г.

1935 г. — 5 г.

1944 г. — 10 г.

1954 г. — 2 г.

мелочь 1 г. Итого?

От нечегоделания в настоящую ночь сделал подсчет».

Вспоминал Владыка и своих обвинителей, которые, поражаясь на допросах силой его веры, его честности и неподкупности, говорили: «Христианство имеет особенные свойства!» За полгода до смерти Владыка сказал: «Эти слова можно будет написать и на моем кресте».

Вспоминал Владыка и пророчество Российского старца, в пустыньку к которому он ездил с владыкой Арсением в разгар революции, о том, что умрет он не своей смертью, и Таганрогскую старицу Марию, повторившую его слова. Владыка знал, что смерть его будет от ножа, но, каким образом это произойдет, было от него сокрыто. Но приближение кончины Владыка предощущал.

Незадолго до своей смерти, во время Литургии, перед проповедью Владыка сказал в алтаре всем священникам: «Выходите на солею, я буду сейчас проповедь перед святителем Николаем говорить». В иконостасе с южной стороны от Царских врат в Никольском соборе помещена икона святителя Николая. Владыка встал на солее, спиной к народу, лицом к иконе, и к Святителю обращается с просьбой, чтобы он молился за народ, за наш город, за всю епархию. Он обращается к нему как к живому: «Святитель Николай! Весь народ наш, всех наших прихожан, —

187

рукой показывает, — не оставляй в своих молитвах, простирай им руку помощи, будь им помощник, заступник, предстатель...» — долго так он Святителю говорил.

Вечером 29 августа 1975 года митрополит Иосиф совершал чин погребения Божией Матери. Обходя с Плащаницей Никольский собор во время крестного хода, Владыка сказал: «Вот-вот, скоро и мое наступит успение». Это было последнее богослужение, которое совершил Святитель в своей земной жизни.

Через день, 31 августа, с ним неожиданно случился приступ, разрешившийся, после трех сложных операций, которые пришлось перенести Владыке, его кончиной.

Так сбылись пророческие слова российского старца, за много десятилетий увидевшего в молодом послушнике дивного во святых исповедника Русской Православной Церкви, светильника веры, благочестия, учителя кротости и любви, а также прозревшего ту кончину, которая ожидала этого великого Святителя Церкви Христовой.

Скончался Владыка 4 сентября на 83-м году жизни. И знаменательно то обстоятельство, что смерть его наступила после славного Успения Царицы Небесной, в день отдания этого праздника.

Нина Алексеевна Мурашкина, лечащий врач владыки Иосифа:

«Приступ случился в ночь на понедельник 1 сентября. У Владыка начались сильные боли в животе, и он попросил своего келейника Колю Карпова и приехавшего к нему в гости студента из Москвы Колю Лихоманова: «Нину Алексеевну, скорей, скорей!» И пока ребята меня нашли и привезли, было уже 4 часа утра.

188

Приезжаю. Заостренные черты лица, язык сухой, все признаки подтверждают, что желудочно-кишечный тракт прорвался где-то. Перитонит, самый настоящий общеразлитой перитонит. Но почему — не знаю, ведь у него все органы здоровы. «Знаете, Владыка, — говорю, — мы на этот раз дома с вами ничего не сделаем. Надо ехать в больницу». — «Мать, — отвечает, — как решишь, так и будет». Тут же я позвонила, приехала «скорая». Владыку повезли в больницу. Я тоже поехала и оставалась с ним все время, пока его не прооперировали.

Ему сделали болеутоляющие уколы, собрался консилиум врачей, и женщина-профессор назначила бригаду, которая проведет операцию. Я объяснила Владыке, что операция — это крайность, это риск, но перитонит — хочешь не хочешь — без операции не обойтись.

Перед операцией Владыка был в сознании, на операцию шел спокойно. «Надо, мать, значит, надо».

Началась операция. Мне разрешили присутствовать в операционной. Врачи не смогли сразу определить причину перитонита и сделали три разреза. Предположив, что перитонит является следствием лопнувшего аппендицита, сделали разрез в этой области, но аппендицита не обнаружили. Следующий разрез был в области печени — там тоже не было патологии. И третий — в области желудка. И что же? Недалеко от желудка в тонком кишечнике большая рыбная косточка, которая прорвала его насквозь.

После операции Владыка приходил в сознание. Я дежурила возле него. Временами он стонал, был как бы в полузабытьи. Ночью проснется, спросит:

— Мать, ты тут?

— Тут, — отвечаю.

189

— Тяжело мне.

— Да, да, Владыка, я вижу, что Вам тяжело.

Ребята его приходили, дежурили.

В последний раз я пришла к Владыке в 5 часов вечера 4 сентября. Он благословил меня и говорит:

— Слушай, ты меня отсюда увези.

— Куда же я Вас увезу, Владыка?

— В Алма-Ату.

А Вы где находитесь?

— Как где? В Каскелене я нахожусь.

— Нет, Владыка, Вы в Алма-Ате находитесь.

— Ах, в Алма-Ате! Ну, тогда меня везти некуда. Владыка повернул голову и стал пристально, с интересом смотреть в одну точку. Через некоторое время я спросила:

— Владыка, что Вы там смотрите, что Вы видите?

Он ответил:

— Сонм бесплотных.

В 8 часов вечера этого дня Владыка скончался.

Рано утром на другой день с этой вестью приехали ко мне Захар Иванович с Колей Карповым. Мы поехали в больницу. Туда же приехал секретарь епархии отец Стефан Теодорович и другие священники. Владыка лежал на раскладушке в коридорчике. Мы с трудом убедили врачей не производить нового вскрытия и отдать нам тело Владыки. Приехали иподиаконы, мы забрали Владыку и повезли на улицу Минина.

Привезли. Отец Павел Милованов сразу стал служить литию. Пришли певчие, началась первая панихида. Владыку облачили, и гроб с его телом был поставлен в большой комнате перед домовым храмом».

Весть о кончине митрополита Иосифа была воспринята верующими с глубокой скорбью. Из прихо-

190

дов епархии прибыли в Алма-Ату клирики и миряне, чтобы отдать последний долг почившему Архипастырю. Из России приехали духовные чада владыки Иосифа, а те, кто в силу обстоятельств не смог приехать на погребение Святителя, свою скорбь и соболезнование выражали в письмах и телеграммах. Почтовые работники 12-го почтового отделения отметили небывалый поток писем и телеграмм в эти скорбные дни.

Телеграммы с выражением глубокого соболезнования прислали Святейший Патриарх Пимен, Блаженнейший митрополит Пражский и всей Чехословакии Дорофей, митрополит Таллинский и Эстонский Алексий. Передали соболезнование пастве покойного Святителя Митрополит Ленинградский и Новгородский Никодим, митрополит Тульский и Белевский Ювеналий. Отпевание и погребение почившего митрополита Иосифа Святейший Патриарх Пимен поручил совершить временно управляющему Алма-Атинской епархией архиепископу Ташкентскому и Среднеазиатскому Варфоломею.

Всю ночь священнослужители читали Евангелие, а утром 6 сентября в домовой церкви Иверской иконы Божией Матери была совершена заупокойная Литургия. Народ стекался к дому Владыки, и вся улица Минина была запружена людьми. Люди плакали, рыдали навзрыд. Когда в Никольском соборе началась всенощная, тело владыки Иосифа было к парастасу привезено в собор и встречено множеством съехавшихся богомольцев. Все верующие спешили в храм, чтобы проститься с любимым архипастырем и отцом и выразить свою любовь к нему в светлой молитве к Богу о упокоении новопреставленного в селениях праведных. От ворот до собора духовенство несло Владыку на руках. Всю эту ночь в храме

191

также не прекращалось чтение Евангелия у гроба почившего Святителя. Было море цветов, которые с сердечной любовью принесли прихожане.

7 сентября архиепископ Варфоломей совершил заупокойную Божественную Литургию в сослужении 38 священников и трех диаконов. Отпевание было совершено по чину святительского погребения, составленному митрополитом Мануилом. В книге, содержащей это чинопоследование, рукою покойного Владыки написано: «Собственность архиепископа Алма-Атинского Иосифа. Подарок от митрополита Мануила — автора этого трогательного чина. По этому чину прошу меня отпеть, а эта книга останется кафедре. Архиепископ Иосиф. Конец 1965 года. Алма-Ата».

Во время отпевания были произнесены надгробные слова владыкой Варфоломеем и клириками епархии. Чин погребения длился около трех часов, затем гроб с телом Митрополита, при пении ирмосов «Помощник и Покровитель», был обнесен вокруг Никольского собора, после чего все проследовали на городское кладбище. Там, возле святой могилы митрополита Алма-Атинского и Казахстанского Николая (Могилевского), было приготовлено место упокоения второму Алма-Атинскому митрополиту. Гроб с телом дорогого Святителя был опущен в могилу... и, наверное, в тот момент шепнул блаженный Святитель своему предшественнику: «Подвинься, брате!»

В траурные дни града Верного

(Алма-Ата)

Могилы двух митрополитов

Стоят на страже града Верного...

Оне ручьями слез облиты

От горя тех, нелицемерного,

192

Кто в эту землю проводил сырую

Двух добрых Божиих служителей,

Создавших память о себе благую,

А ныне — верим — небожителей.

При жизни здесь они всегда дружили,

Друг другу братьями во всем являясь,

И по кончине рядом же они почили,

Как бы и там не разлучаясь...

И мы к Вам с умиленным слезолитием

Единое сейчас стремим моление:

У Господа себе на смену испросите нам

Архипастыря достойного на утешение!

Архимандрит Исаакий (Виноградов).

12/25 сентября 1975 г., г. Елец.

Так закончил свое земное странствие выдающийся иерарх Русской Православной Церкви, богомудрый старец-молитвенник митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф. Самоотверженно проследовал он по тернистому жизненному пути вслед за поругаемым и гонимым, заушаемым и распинаемым основоположником веры нашей Господом Иисусом Христом, мужественно претерпевая уничижения, гонения и притеснения. И на непоколебимой ладье веры, окрыляемой надеждой, прибыл к тихой Его пристани, имея с собой сокровища неистлеваемые, называемые смирением, долготерпением, бесстрастием и венчаемые Божественною любовью. И всему современному христианскому миру явил своею многоскорбной и многотрудной жизнью яркий пример нового Авраама и Многострадального Иова, Иосифа Прекрасного и Боговидца Моисея, вновь и вновь свидетельствуя, что для любящих Бога и соблюдающих заповеди Его «Иисус Христос вчера и днесь, тойже и во веки»1.


1 Евр. 13, 8.

Р. S. ИЛИ СЛОВО В ЗАВЕРШЕНИЕ

193

Р. S., ИЛИ СЛОВО В ЗАВЕРШЕНИЕ

Архимандрит Иоанн (Алексеенко):

«Много лет спустя после освобождения из лагерей я приезжал в Алма-Ату к Владыке. Он меня встретил, и первым долгом было у него угощение. Потом он сам убирал со стола тарелки, меня отправил отдохнуть и сказал: «Тут ангелы помоют посуду». Он был рад моему приезду.

Мы служили в его домашней церкви, была одна певица. «А за пономаря у нас будет гвоздь, — говорит Владыка, — покадим и повесим».

Владыка возил меня к духовнику — очень ветхий был старец. Мы исповедовались у него. Ездили в горы. Владыке нравилось в Алма-Ате, он писал мне: «Алма-Ата зимой — красота, а летом — рай».

Алевтина Федоровна Дикарева:

«После того как, освободившись из ссылки, владыка Иосиф остался в Казахстане, два-три года от него не было никакой весточки. И я не писала ему, решив, что Владыке не до нас. В 1960 году он сам написал нам из Алма-Аты письмо: «Уважаемая семья! Сережа, мама и папа! Так таинственно вы смолкли... Кто молчит, у того ничего не болит.

Алма-Ата».

Тогда я поняла, что Владыка нас не оставил. С этого времени началась наша переписка, продолжавшаяся до кончины Владыки в 1975 году. Его

194

письма были для меня духовной поддержкой, я всегда и обо всем могла с ним посоветоваться. И в горе и в радости я знала, что Святитель поминает в своих молитвах меня и мою семью. Я научилась читать между строк его лаконичные письма, где мудрость всегда была прикрыта шуткой. Вот отрывок из одного письма: «...в Ростове церковная всегда была красота и несомненно ныне... Если и не завидую, то радуюсь! Мне пришлось тогда переживать всю красоту ростовскую и страхи... От иподиакона до епархиального — не шутка... И надо же было критику разума пережить... О, разум! Разум общества!

Вы с Володей многие годы собою соборные порядки украшали. Ваше соло — как инструмент! Тину помню в Таганроге... Помню крынки душистого и неподражаемого молока. Душа покойного святителя Арсения тогда благословляла вас...»

За 15 лет нашей переписки мы виделись с Владыкой один раз в Сергиевом Посаде на торжествах в честь избрания Патриарха Пимена. Он очень постарел, но оставался таким же по-отечески заботливым, беспокоясь о том, хорошо ли мы устроились в Загорске и не имеем ли в чем нужды.

За год до своей смерти митрополит Иосиф прислал мне фотографию, на обороте которой он написал: «Снимок сей будет последний и решительный...» Четки, что на фотографии держит в руках Владыка, теперь хранятся у меня вместе с его письмами как самая дорогая святыня. Их привез мне сын, ездивший к Владыке в Алма-Ату за благословением. Владыка Иосиф снял четки со своей руки и отдал сыну со словами: «Передай матери, пусть носит их на шее». Почему так сказал Владыка? Думаю, потому, что ему всегда нравилось мое пение.

195

Так провидением Божиим было мне определено прожить более 40 лет своей жизни под молитвенным покровом митрополита Иосифа. И ныне память о нем и молитвенное к нему обращение поддерживают меня в этой жизни, и тепло его святительской молитвы я ощущаю доныне».

Раиса Семеновна Таборанская:

«В послевоенные годы отец мой, протоиерей Симеон Таборанский, служил в разных епархиях России, затем в Эстонии в г. Йихве. Но по болезни мамы мы вынуждены были выехать с севера. Для жительства мы выбрали юг России — Ростовскую епархию, ибо владыка Иосиф нам много рассказывал о Ростове и Ростовской области. Отец стал служить в соборе г. Новочеркасска. В 1972 году умерла мама, а через два года умер отец.

Родная сестра Валентина Семеновна после войны1 вышла замуж и живет на Украине в г. Виннице. После смерти отца я спросила владыку Иосифа, как мне быть — здесь ли жить или уехать к сестре на Украину? Владыка ответил письмом: «А могилки родные, боясь осиротеть, Вас не отпустят с Дона на Украину! Нет! Не отпустят!

Сестре надо единомышленницу. Понятно! Вам гарантия жизни покойной дома... Понятно!

Большего сказать Вам не дано мне! ... Могилкам поклон».

Его завещание — где мне жить — явилось пророческим указанием, ибо я живу под особым покровом Божиим. Меня Господь обеспечивает всем чудесно и дивно.

...Митрополита Иосифа вся наша семья искренне любила, преклонялась пред ним, как пред родным отцом и Святителем, и вся наша жизнь идет только по его благословению. И для нас он был, есть и будет всегда свят.

196

(Из последнего письма Раисы Семеновны)1:

«Владыка Иосиф! Приими наши труды, малое восхваление твоей святыни. Не огорчайся, если мы скудоумно написали, или что-то не дописали, но восполни своей любовью все недостающее и вознеси свои усердные молитвы о всех нас. Не покидай нас никогда, будь всегда с нами, управляй нашей жизнью. Ниспошли нам крепкую веру, искреннюю любовь ко Господу и удостой нас всех пребывать вместе с Господом и Твоей святыней в Райской обители Небесного Чертога!»


1 Раиса Семеновна Таборанская мирно скончалась в возрасте 74 лет 1 августа 1997 года.