ОПЯТЬ ЗАБОЙ!
На вечерней поверке огласили список заключенных, направляемых в забойную бригаду. В списке оказался и я. До осени можно не выдержать. Моим напарником оказало Геннадий Васильевич Укладников. Моряк. Окончил военно-морское училище имени Фрунзе в Ленинграде. Это был человек неимоверной силы. Работал, не зная усталости...
Мои товарищи из плотницкого цеха искали пути вызволения меня из забоя. Однажды подходит мастер гаража говорит: «Тебя включили в список слесарей по ремонту автомобилей. Смотри, не подкачай. Тебе зададут несколько простых вопросов, а там тебя обучим...» Он тут же кое-что рассказал мне об устройстве автомобиля, порядке работ!
цилиндров, об основных узлах двигателя, ходовой части. До этого я об автомобилях знал одно, что они бывают легковые и грузовые. Единственное преимущество заключенного веред вольнонаемным — у него нет никаких документов. Каждой может выдавать себя за кого пожелает.
Наконец вызвали в автопарк. Завгар подвел к машине, открыл капот, что-то отсоединил и сказал: «Установите зажигание». Я почувствовал, как из-под ног уходит земля. Но вдруг нашелся: «Гражданин начальник, я работал больше по ремонту тракторов...» А он меня к трактору ЧТЗ, показывает на вакуумную «банку»: «Что это такое?» А я: «Не помню названия. Я больше механик по комбайнам». — «Хорошо. Тогда скажи, из каких узлов состоит комбайн?»
Словом, меня с позором прогнали. Мне больше было стыдно перед товарищами, которые меня вызволяли из забоя. В бараке меня успокоили. Мол, будем искать другие пути — надо использовать все для выживания. Через полмесяца за устройство моей судьбы взялся кузнец Николай Зубко. Заявил, что я им в бригаду нужен в качестве клепальщика. Мол, специалист. Я было пробовал возражать — не выдержу «экзамена». А мне: «Скажи, что ты котельный клепальщик, а они все глухие. Притворись глухим».
Пришел в кузницу. Спрашивают нормальным голосом: «Ты кто по специальности?» Молчу и недоуменно смотрю на спрашивающего. Вопрос повторяется громче. Отвечаю: «Котельный клепальщик». И вдруг слышу: «Настоящая находка! Котельные клепальщики глухие, но мастера — первый класс!» И тут же отправили к месту работы. Там меня уже ждали. Так я стал у Зубко молотобойцем.
Профессия молотобойца не из легких. Но зато — не в забое. Главное — в тепле, а пайковое довольствие выдавали, как и забойщикам. Быстро освоил "профессию молотобойца и, клепальщика. Николай Зубко был мною доволен, и мы с ним сдружились.
...Лес был главным материалом всей колымской жизни. Здесь был деревянный век. Все было из дерева. Чтобы обеспечить бесперебойное поступление многих тысяч кубометров столь необходимого материала, нужны были тракторы. А поэтому работа в кузнице шла почти круглосуточно — ремонтировали тракторы после каждого рейса. Башмаки не выдерживали, меняли подреза саней, гусеницы... Главная заготовка леса от прииска Штурмового находилась в верховьях реки Мылга, в 20 километрах. Заготовлен-
ный лес летом плотами доставлялся 8 поселок вечной, осенью молевым способом сплавлялся дальше.
В 1940 году меня и Степана Клочкова из кузницы отправили в Речной, чтобы мы на месте организовали ремонт тракторов. На свалке нашли ручную лебедку, отремонтировали ее, приспособили для переворачивания саней. До нас для этого использовали трактора. Из-за этого днями простаивали, срывался ремонт саней. Однажды приехала целая свита приискового начальства. Алексееву, начальнику прииска, наша работа понравилась, и он дал указание своему помощнику выписать нам буханку хлеба и килограмм селедки.
...Природа кругом торжествовала! Много ягод, грибов. Но лето проходит быстро. В начале августа пошли дожди со снегом. Река вышла из берегов. Связь с лесозаготовительными бригадами прекратилась. Лесорубы и сплавщики, более ста человек, оказались отрезанными. Запасы продовольствия закончились. Начали голодать. Начальство принимает решение снарядить пешую экспедицию с продовольствием. Мобилизовали всю обслугу лесозавода, плотников, слесарей и нас со Степаном. Каждому дали столько, сколько сможет унести. Предстояло пройти 70 километров по склонам сопок, преодолевая вброд множество ручьев и речек. На Колыме вода во все времена года ледяная. Нас переправили на лодках на другой берег. Высадили прямо в воду. Лодки не могли пройти из-за густых зарослей кустарника. Километр суши преодолели с большим трудом. Из сорока человек два запутались в зарослях ивняка и погибли от переохлаждения. Развели костер, обогрелись, похоронили товарищей и двинулись дальше. Остановились на ночлег на склоне сопки. Когда разожгли костер, то предстало грандиозное зрелище. Я больше никогда не видел такой красоты! Все кругом от костра светилось, полыхало особыми красками огня и ночи. И еще одно потрясение — от обилия брусники. Негде было сесть — так ее было много...
...Подошли к лесоучастку. Он от нас в воде километрах в трех. Лодки нет. Решили идти вброд. Бог миловал — добрались. На лесоучастке на ногах осталось человек 5. Остальные, обессиленные от голода, лежали. Многие умерли. Некоторые утонули. Кто-то ушел в неизвестном направлении и пропал...
...Промокший хлеб превратился в тесто. Раздали по кружке мокрой массы. Крупу заложили в котел и стали варить
Люди имели страшный вид: отекшие, оборванные. Питались травой и грибами около месяца.
Лес, подготовленный к молевому сплаву, разнесло. Сплавной сезон приближался, а работать было некому. Сплав начинался в начале сентября, когда река войдет в свое русло. Это время снегопадов, заморозков. Люди безо всякой спецодежды по пояс в, воде весь день должны разбирать заторы, таскать бревна из завалов.
Десятники нас хотели оставить для сплавных работ. Мы сослались на строгое указание начальства о немедленном возвращении. Вышел большой скандал. Когда страсти поутихли, мы стали расспрашивать о лесной жизни. Удивляло то, что здесь работали без охраны. Десятник Дроздов из-под койки достал небольшой кожаный мешочек и вытряхнул содержимое. Это были шесть засохших кистей правых рук. В трех километрах от бараков лесорубов поселок оленеводов Эсчан. Люди его покинули в прошлом году — перегнали стадо в другое место. В одном из заброшенных домиков и нашли этот мешочек.
Лагерным начальством было объявлено — беглецов местные жители могут стрелять без предупреждения. Каждый убитый оплачивался 250 рублями. Надо только было представить в «бухгалтерию» кисть правой руки. Десятник хранил этот мешочек для устрашения своих подчиненных.
Утром соорудили плоты. Наша четверка поплыла первой. Риск огромный. Кругом завалы, водовороты — никакой возможности перевести дух. В одном месте нас крепко зацепило — два бревна вырвало. С трудом удержались на плаву. В борьбе за жизнь не заметили, как нас вынесло в огромную заводь. Пристали к берегу, подремонтировались. Поплыли дальше. Видимо, ослабили внимание и допустили оплошность — нас понесло в глухую протоку. Оказались среди завалов и топляков. Плот пришлось оставить, и с большим риском, по пояс в воде, добрались до берега. Разожгли костер, отогрелись. Наелись шиповника и пошли. 20 километров мы шли дотемна. Но все же ночь пришлось провести под открытым небом. Разожгли костер, потом на кострище набросали веток, на них и легли. Утром пришли в поселок. Два плота были уже на месте. Остальных не было. В течение дня пришло несколько человек. Четверо оказались на противоположном берегу. Их к вечеру перевезли на лодке. Недосчитались шести человек. Через двое суток еле живым к поселку выполз один человек. Рассказал, что на плоту их
было шестеро. Плот разорвало, и все оказались в воде. Он зацепился за бревно и так плыл километра три. Прибило его к затору и раздробило правую ногу. О судьбе остальных ничего сказать не мог...
...В конце августа река вошла в свое русло. Продукты сплавщикам доставили на верховых лошадях. Всех оставшихся людей бросили на молевой сплав. Лес надо было спасать любой ценой. С прииска могли снять всего тридцать человек. Потом под усиленным конвоем прибыл этап в пятьдесят человек. Я ушел от смерти, которая меня ждала в забое, а теперь предстояло погибнуть на лесосплаве. Как этого не хочется в двадцать пять лет. Заговорил Степан:
— Неужели, Жора, мы пойдем на эту погибель? Надо действовать.
— Что же ты предлагаешь?
— Надо бежать в центральный лагерь. Нас будут судить, дадут срок за побег — и все. Из Колымы все равно не выберемся, так что какая разница, какой срок отбывать.
Он был прав. Когда нас отвели от поселка километров на десять, тропа пошла среди лесных зарослей. Колонна растянулась. Охранники — по два человека спереди и сзади. Когда вошли в лес, мы сошли тихо в сторону и бросились бежать к сопкам. Погони не будет. Охранники не оставят же остальных. Бежать только в разные стороны договорились. Бежал и вспоминал детство. У отца была такая же трехлинейка, что и у охранников. Из нее он сохатого валил за полверсты. Успеть бы уйти подальше, пока колонна не вышла из зарослей. Неприятная это роль — роль сохатого. Потом я одумался, развернулся и спокойно пошел по опушке леса в обратном направлении. Даже если и будет погоня, не подумают, что я забегаю им вперед. И все же меня заметили раньше рассчитанного мною времени. Начали стрелять. Но спас овраг, заросший кустами. Бежал, выбиваясь из сил. От перенапряжения темно было, в глазах. Силы меня оставили. В полном изнеможении повалился на землю и потерял сознание. Очнулся от гнетущей тишины. Поднялся и сел на мягкую болотную кочку. Вспомнил, что у меня есть хлеб и селедка. Приготовился перекусить. Вдруг — шорох. Из кустов выходит... Ринат Зарипов. Он вышел из колонны намного раньше нас. Оказывается, стреляли не по нему, а по его компаньонам, которые вышли из укрытия раньше условленного. Двоих ранили, а одного убили. Ринат эту расправу наблюдал из своей засады. Видел он, как с довольно большого расстояния несколькими выстрелами был убит Степан. Охранники добили и раненых...