В направлении Вятского исправительно-трудового лагеря (Вятлага)

Из Кирова эшелон мчится в направлении узлового центра области – станции Яр. Сворачиваем на северо-восток, в район расположения крупных лесных массивов, разрабатываемых заключенными Вятских Исправительно-трудовых лагерей (Вятлаг).

Резко ухудшилось здоровье Ивана Ивановича Иванова, жителя деревни Кондуши из Принаровья. Будучи крупным мужчиной, о котором говорили «косая сажень в плечах», он превратился в скелет, лежал на полу у печки не в состоянии подняться. Иванов умирал на наших глазах, и мы ничем не могли ему помочь. В ночь на 28 декабря его не стало. Мы не знали, что предпринимать с телом покойного, поезд нигде не останавливался, стучать в дверь и вызывать охрану, было бесполезно.

При первой же остановке на станции Верхне-Камской, пограничной территории Вятлага, стали яростно стучать в дверь и кричать, вызывая охрану. Подошедшим

конвоирам объяснили, что у нас покойник. Открыли дверь и мы осторожно спустили тело на снежную насыпь, рядом положили его вещи.

- Не суждено тебе, дорогой Иван Иванович, вернуться в родную семью, которую ты так беззаветно любил, - сказал я в последнем слове, стоя у открытой двери вагона, где сгрудились все, - обещаем: первый из нас, который вернется домой, сообщит семье, где и как ты закончил свой жизненный путь. Мир праху твоему!

Защемили наши сердца, когда с резким скрипом задвинулась тяжелая дверь вагона. Еще некоторое время в вагоне царила гнетущая тишина. Каждый оставался с тяжелыми думами о таких еще необычных похоронах товарища по несчастью...

Поезд двинулся, унося нас все дальше и дальше от родных мест. С интервалом 7-10 километров проскакивали вятлаговские маленькие станции. В отдалении от них вырисовывались запорошенные снегом, удивительно похожие друг на друга, лагерные пункты, огороженные невысокими заборами из колючей проволоки. Везде вышки, однотипные дома-бараки, в которых живут заключенные, одноэтажные деревянные строения, бревенчатые и засыпные, строены из своего, вятлаговского леса. Он кругом, на сотни километров, основа жизни лагерей, кормилец заключенных и вольнонаемного состава служащих. Лес смешанный, с преобладанием хвойных пород. Страна получает от Вятлага мачтовый лес, пиловочник, рудостойку, дрова. Как только лес вырублен, корчуются пни, поднимается целина. Земля используется по посев сельскохозяйственных культур.

В начале тридцатых годов, когда в Вятлаг стали поступать первые партии заключенных, Первый лагерный пункт на станции Верхне-Камской служил одновременно и этапно-распределительным пунктом, определявшим, куда направлять прибывших, которые собственными руками возводили лагерные подразделения, строили бараки, хозяйственные постройки, прокладывали железнодорожные пути. Сами валили лес и из сырых бревен клали стены. С открытием новых лагерных пунктов удлинялось железнодорожное полотно, строились новые станции, сопутствующие поселки для вольнонаемных. И эта работа являлась первоочередной, страна остро нуждалась в лесе.

На станции Верхне-Камской долго не задержались.

Эшелон направляется на первую подкомандировку 7-го лагпункта. Это значит, нам предстоит проехать еще 50-60 километров вглубь тайги. Позади второй лагпункт - местопребывание заключенных-инвалидов. И они, в зависимости от состояния здоровья, обязаны трудиться, используемые на более легких работах. Освобожденные от

лесоповала, они заняты пошивом и ремонтом белья, верхней одежды, в сапожных и бондарных мастерских. На период посевной и уборочной мастерские закрываются и способные трудиться на полях, направляются на сельскохозяйственные работы.

Давно вырублен лес вокруг третьего лагпункта. Заключенные работают на целлюлозно-бумажном комбинате, корпуса которого расположены на берегу реки Малая Созим. По ней в летнюю пору к комбинату сплавляется лес.

Название санитарного городка получил четвертый лагпункт. Большие бараки, в пору лесоповальных работ служившие жильем для лесорубов, превращены в стационары. В некоторых помещениях нары заменены железными койками и вагонной системой нар на четыре человека. Сюда на излечение с эпидемическими и сложными заболеваниями направляются заключенные со всего Вятлага. И, тем не менее, на каждом лагпункте имелся свой медпункт-амбулатория и приемный покой с несколькими койками. В сан-городке прилично оборудованные кабинеты, рентген, большая аптека. Врачебный персонал составляют заключенные. В пору моего пребывания в Вятлаге на четвертом лагпункте отбывала сроки группа врачей кремлевской больницы, обвиненных в отравлении Максима Горького.

Кормили больных не лучшим образом. По сравнению с работягами они получали значительно меньшую пайку хлеба, скудный приварок без премблюда (премиальное блюдо, которое выдавалось работникам, вырабатывавшим более 100% от нормы). Лишь тяжелобольные получали иногда кашу, сваренную на молоке.

Остановились на станции Лесная, где заменили паровоз.

Соцгородок, что в километре от станции Лесная, столица Вятлага. Здесь сконцентрированы все центральные лагерные учреждения: управление, опер-чекистский отдел, производственные отделы, культурно-просветительные организации. Все дома, одноэтажные и двухэтажные, построены из дерева.

А мы продолжаем свой путь. В стороне остался едва различимый вдали пятый лагпункт, по тому времени самый большой из всех лагерных подразделений, где кормили лучше, бытовые условия были несравнимы с существовавшими на более отдаленных от центра лагпунктах. Доходяг, блатных и уркачей здесь старались не держать, отправляя подальше от глаз начальства. Вполне естественным было стремление приличных по поведению и примерных в работе попасть на пятый лагпункт. Приезжавшим из Москвы комиссиям в первую очередь показывали пятый лагпункт., водили по баракам, в которых соблюдалась образцовая чистота, приглашали в большой клуб-столовую, знакомили с работой библиотеки.

По мере продвижения на север ширятся лесные массивы. Во все стороны раскинулся сплошной лес, - место работы заключенных. Над тайгой поднимаются струйки светлого дыма, свидетельствующие о том, что в лесной чаще с утра до вечера копошатся люди, обязанные по необходимости годами работать в поте лица, чтобы обеспечить себя пайкой хлеба с баландой из мороженой капусты и черпаком ячневой каши иногда заправленной чайной ложечкой вонючего постного масла.

Слева остался шестой лагпункт. Не проехали и двух километров, как на противоположной стороне железнодорожного полотна вплотную к нему вытянулись нитки колючей проволоки с вышками. Внутри отгороженной зоны два барака с окнами, заделанными решетками, двери с железными засовами. Чуть дальше небольшой домик, в котором кухня, хлеборезка, каптерка.

- Смотрите, кажется, штрафной лагпункт, - раздался чей-то голос с верхних нар.

- Тюрьма в тюрьме, - кратко резюмировал Горшков и рассказал нам, что собой представляет штрафное обиталище для тех, кто осмелился нарушить лагерный режим, пытался бежать и был пойман, позволил себе грубо разговаривать с начальством. В штрафном лагпункте, обычный, как везде, барак разделен на отдельные секции-камеры, постоянно находящиеся на замке. Штрафников каждое утро выводят на самые трудные и непривлекательные работы на участки, где нет работяг с лагерных подразделений и поздно возвращаются в зону. Утром и вечером тщательный обыск. Имеется холодный карцер, попадая куда провинившийся остается без горячей пищи, получая кусок хлеба и холодную воду. Срок пребывания в штрафном лагпункте, в зависимости от тяжести проступка, может быть от двух недель до шести месяцев.

С главного пути сворачиваем в густой лес. Паровоз, не спеша, тяжело тащит состав в снежную глушь. Рядом с веткой железнодорожного пути на многие километры протянулись штабеля заваленных снегом дров, приготовленных к вывозке. Следов людей не видно. Надо думать, дрова лежат не один год. По ассоциации вспомнилась Кировская тюрьма, постоянно испытывающая топливный голод. Запорошенные пушистыми хлопьями снега неподвижно стоят вековые ели, как часовые, охраняя покой молчаливого леса. Стоило нам свернуть с главного пути, как исчезли дома, хозяйственные постройки, даже не стало стрелок стрелочников.

Последняя остановка эшелона в глухом лесу. Почти одновременно открываются двери всех вагонов. Эхом откликаются в лесу команды охранников:

- Из вагонов выходить! Быстрее! Построение возле своих вагонов! Стройся!

Прыгаем и чуть ли не по пояс проваливаемся в глубокий снег. Ступить некуда, ноги везде проваливаются. Пробуем уминать снег, ничего не получается. Стоит сделать шаг в сторону, моментально утопаешь в снегу.

Мороз градусов под тридцать. Чтобы хоть как-то уберечься от мороза, повязываем лица шарфами, полотенцами, а руки обматываем портянками. Охрана расставляет больных среди здоровых, чтобы те помогали им идти. После уже знакомой «молитвы» с предупреждением не выходить из строя, иначе будет применено оружие, огромная колонна медленно тронулась в путь, сама себе, прокладывая дорогу в снежной целине. Хоть и не к месту будет сказано, но наше шествие чем-то напоминало известную картину художника Верещагина «Отступление французской армии из России в 1812 году».

Лес молчал морозной безветренной тишиной. Гигантские ели цепко держали распластанные снежные сугробы на своих широких ветвях. Туч не было, звездное небо широко раскинулось над нами. От снега было светло так, что видны были заячьи следы, а более глубокие и широкие вмятины свидетельствовали о присутствии здесь и более крупного зверя. Над просекой, по которой с трудом продвигалась колонна, состоящая из многих сотен полузамерзших людей, клубились струйки пара.

Но вот осталась позади лесная просека. Вышли на открытое холмистое место. Под откосом опять необозримый лес. В стороне вырубка с разбросанными домиками вольнонаемного состава, а еще дальше зона заключенных, освещенная бледным светом появившейся луны.