ЧК НЕ ДРЕМАЛА

На фоне всех этих успехов совершенно неожиданным оказался итог проходившей тогда проверки партийных документов —

меня исключили из партии. При этом было предъявлено обвинение в наличии двух партбилетов, которое при проверке не подтвердилось. Но решения об исключении так и не отменили.

Летом 1936 г. мы готовились к общегородским учениям по гражданской обороне. Медицинское обслуживание населения при этом возлагалось на главврачей поликлиник, но мне объяснили, что мою кандидатуру не утверждает НКВД, и поэтому меня вынуждены уволить с должности главврача.

Я перешел на завод «Красный гвоздильщик», где заменил главврача, ушедшего на военный сбор. В итоге прошедших через три месяца учений по ГО «Красный гвоздильщик» занял первое место, и райсовет предложил мне возглавить организацию медпомощи при штабе ГО по всему Васильевскому Острову. НКВД вновь не утвердил мою кандидатуру.

Тут я понял: мой давнишний отказ от предложения стать тайным агентом ЧК, сделанного в период моей службы в Персии и Баку, не прошел даром. Вспомнились слова, уполномоченного ЦК: «Хорошо. Не будешь работать. Но имей в виду, что теперь за тобой будут следить».

В это время составлялась справочная книга «Весь Ленинград». Мне принесли для ознакомления выписку из нее о моей поликлинике. Лучшей характеристики нельзя было пожелать. Но за мной явно наблюдали... Появилась жалоба на меня в газету, но при расследовании факты не подтвердились. После этого комиссия из райсовета обследовала работу всей поликлиники. На обследование меня не пригласили. Результаты обследования рассматривались на пленуме райсовета. Все члены комиссии давали самые лучшие отзывы о моей работе, меня называли «непартийным большевиком», что являлось тогда чуть ли не высшей похвалой. Но я чувствовал, что меня неспроста проверяют, точнее сказать преследуют.

Развязка наступила летом 1936 года: 10 июня я был арестован. Обыск в квартире, самый тщательный, длился всю ночь. Поднимали даже спящего ребенка двух лет, но ничего в кроватке не обнаружили. Из фотоальбома изъяли портрет отца жены в форме инженер-полковника царской армии. Зато из снимков о службе на границе и борьбе с басмачеством не взяли ничего.

Никаких записок, кроме блокнотов с адресами и телефонами, не тронули. Все мои книги, журналы и записки хранились в соседней комнате у брата жены, куда разрешения на обыск не было. Предъявили ордер на арест и тут же увезли в тюрьму на Нижегородской.

Прощание наше с женой прошло без слов. Убийственно прозвучал только вопрос двухлетней дочки: «Ты куда, папочка, на работу?» Я ответил: «Да, на работу». Впоследствии говорили, она часто с недоумением спрашивала: «Почему у папы такая долгая работа?»