- 27 -

«ДЖУРМА»

 

Под утро, еще темно было, ударили в рельсы-будильники. Встревожился и застонал болью лагерь: этап!

Каждого обыскали, прощупали до печенок и — в машины. Когда доставили в бухту Ванино, снова — проверки, снова — шмон, всех загнали на галеру-самоходку, Чудовищную «Джурму». Зарешеченные грязные трюмы уплотнялись до отказа, люди впритык один к другому, как рыбы в бочках. Наглухо закрылись люки, и плавучая тюрьма легла на курс. Куда — секрет, но всем ясно: маршрут — Татарским заливом. Охотским морем — в Магадан. В трюмах размещались, как в ковчеге Ноя, чистые и нечистые. Описать разыгравшиеся сцены варварского засилья уголовников невозможно: грабеж, мордобой, финки и бритвы несмотря на недавние, перед самым отплытием, обыски с пристрастием; крики и стоны, кровь и смерть — сущий ад. «Бравые» конвоиры, стоящие

 

- 28 -

у люков с оружием наизготовку, словно оглохли и ослепли. Они и не думают опускаться в трюм — им приказано соблюдать нейтралитет, то есть не мешать уголовника в «гулевании».

Духота и зловоние: параши разрешается выносить лишь один раз в сутки. Люди сидели в одних кальсонах и обливались потом.

Блатари, получив полную свободу в трюмах-душегубках больше, чем на воле, опьянев от своеволия, беснуются в кровавых расправах с «троцкистами» и «белой костью» презрительно называя их «Сидорами Поликарповичами»! На второй день они подступили к нашей группе соль-илецких и уральцев и потребовали убраться подальше о люка, откуда хоть чуть-чуть проникал свежий воздух. Встретив отказ, схватили старика и отбросили его сторону, а заступившегося за него парня ткнули шилом под сердце. Вмиг началась бойня, в которой трудно было понять, кто из наших бросил клич. Вижу, как Леон Хургес сбил ногой рассвирепевшего громилу, размахивавшего длинным ножом, затем вступили в драку человек десять, не меньше, но урки не отступали и прямо, по упавшему от удара Леона громиле гурьбой полезли с ножами на нас, безоружных. К счастью, поднялись соседи и начали дубасить бандюг с тыла, у двоих выбили финки, остальные смякли. В драке блатные растоптали своего дружка. Зажатые в угол наглецы от неожиданности растерялись и взвыли о помощи. В этой потасовке погибли два человека. С огромным трудом удалось упросить начальника конвоя поднять трупы на палубу.

В драке с ворьем я увидел своих товарищей в новом свете, особенно удивился ярости моего «противника» по шахматам Леши Лаврова и еще более спокойного, если не сказать флегматичного, Михаила Черного. Но больше всех поражал Левка — Леон Хургес, обычно невозмутимый добряк. Свои места не уступили, но врагов нажили много, ночными вылазками они немало потрепали нам нервы. Шли мы до бухты Ногаево семь или восемь суток. Трое суток сильно штормило, и большинство из нас мучительно страдало от качки. Допроситься врача или лекарств — напрасная трата времени. Непрерывный стук по люкам воспринимался конвоем как начало бунта, но не как просьба о помощи. Дело дошло до стрельбы и угроз.

Вовремя шторма умерло несколько человек. Чтобы поднять их наверх, пришлось идти на всякие уловки.

 

- 29 -

По два-три дня бедняги лежали среди нас, и мы завидовали тем, кто отмучился.

Незначительные просветы наступали на «Джурме» в течение получаса, отведенного на оправку, и такое же время на «кормежку зверей» соленой-пресоленой затирухой, заправленной вонючими рыбьими головами.

Наконец-то наша галера «Джурма» пришвартовалась в бухте Ногаево, завершилось мучительное морское путешествие, которое напомнило мне то, что читал в свое время о черных рабах на галерах.

Разгрузка шла медленно. Многих из трюмов пришлось выносить. На берегу укладывали их в ряд подальше от дороги. Остальных, еле живых, по нескольку раз проверив по формулярам, построили в колонну и под лай свирепых собак и изощренную матерщину охранников отвели на площадку, куда подавались машины.

Сколько трупов осталось в трюмах, не скажу. Знаю, что только из нашего отсека на корм рыбам выбросили шестерых. Сколько добавилось после разгрузки — не считали. Числящиеся в живых бывшие люди вступали на Колыму, словно тени.

На пересылке разгуляться не дали. На, следующий день баня, стрижка, обмундирование и медосмотр для проформы: «Дышите глубже. У вас 58-я? Не дышите!»

В этой горькой шутке, к сожалению, не было юмора. В этом нас убедили годы, прожитые на Колыме.

Мы заметили, что выданные нам костюмы «хэбэ» и картузы оказались без коричневых украшений, это было хоть немного отрадно, но давало повод для размышлений.

Позже узнали, что в то время началось дружественное сближение вождя победоносного строительства коммунизма с лидером побеждающего фашизма.