Конец лечебницы

 К маю жизнь в лечебнице доктора Аксанина в Молочном переулке совсем вошла в колею.

Вместо меня — к большому неудовольствию Степана — жили в ней два военных латыша. Хоть не офицеры, а капралы, но с дворником не якшались и не только в медицинские покои, но и в кухню «с делом» едва впускали.

Теперь лечебница открывалась в 9 часов (раньше того звони, стучи — не достучишься). Аккуратно ко времени открытия лечебницы приходила фельдшерица, все та же Валентина Владимировна. Проходила в приемную, садилась за стол и начинала прием. «Не наш» доктор сидел в лечебнице с 9 часов до 2 часов дня. Николай Сергеевич обычно бывал с 12 до 2 дня, но случалось, заглядывал он и в неурочное время. Запирался с «массажистом» в «матрасной» и, как говорили злые языки, делал всякие уколы Перхурову. Как бы там ни было, но тот выходил из «матрасной», всегда радостно потирая руки.

Несколько поражало «свежих» пациентов, что дверь лечебницы всегда была закрыта и нужно было звонить. Не говоря ни слова, дверь открывал один из латышей. Прибегавшая на звонок в переднюю разукрашенная красными крестами Валентина Владимировна, не давая больному оглядеться, преграждала дорогу в приемную своей довольно плотной фигурой и неторопливо спрашивала, к какому доктору. Если пациент «насчет массажа от доктора Попова», то он сразу проходил в комнату, где был телефон и принимал «массажист», или скрывался в столовой. Такой «больной» попадал к Перхурову. Если же посетитель отвечал Валентине Владимировне не так, то он попадал в приемную, записывался в книгу и в порядке очереди поступал к «не нашему» доктору, который принимал его «по-настоящему».

Еще одна странность бросалась в глаза случайному больному: в ненастные и прохладные дни вешалка в прихожей была забита военными шинелями, а в приемной, случалось, никого не было, но зато из столовой долетали многоголосые разговоры. Словом, временами казалось, что в лечебнице все забыли о конспирации и вели себя как в офицерском собрании.

Как ни боролась Валентина Владимировна с этими дефектами конспирации в нашем главном штабе, но одолеть их не могла. И здесь выручал удачно пущенный слух, что в лечебнице принимают больше всего с «секретными» болезнями.

 

К изумлению Степана, я не «пропал» после расчета, а пришел в лечебницу в офицерском френче и фасонистом галифе, да еще с «папироской».

— Где ты теперя мотаешься? — не стерпел он.

— Служу в штабе округа, — не сморгнув ответил я.

— Зачем пришел?

— К доктору на лечение.

— Что? Поймал?

— Как бы да.

— А как с партией? Записуешься? Надумал?

Надумать-то надумал. Да погожу пока с думой...

На этом мы расстались. Даже по стопочке не дернули.

А работа в лечебнице шла и шла, как заведенные часы. Казалось, все в лечебнице спокойно и бесперебойно. Да так оно и было. Но в начале мая, сначала редко, как бы случайно, а потом все чаще и чаще, по Молочному переулку начали похаживать туда-сюда незнакомые люди. Может, и не обратили бы на себя внимания, если бы не высокие сапоги, начищенные «на все сто». Проходя возле дома № 2, эти типы замедляли ход, случалось, даже останавливались и пристально глядели в окна лечебницы, как бы сквозь занавески старались увидеть, что творится за ними.

Начали эти господа захаживать и в лечебницу. Конечно, никакого «доктора Попова» они не знали — проходили в приемную, регистрировались как положено и часами просиживали, уступая свою очередь старичкам, старушкам и «всурьез болящим».

Валентина Владимировна старалась как можно скорее протолкнуть таких «соглядатаев» к «не нашему» доктору. Но не всегда ей это удавалось. Один из таких молодцов, высоко закинув ногу на ногу и откинувшись корпусом к спинке стула, на предложение фельдшерицы идти к врачу хитро подмигнул:

— Чего там к врачу! Хочу посидеть да поглядеть, как у вас все делается. Может, и мы такое самое откроем. Хороший заработок имеете!

— Ну, если так, сидите и смотрите. У нас секретов нет. Если желаете, я вам даже помогу познакомиться с нашей работой.

В ответ широконосый зритель ничего не сказал, а вытащил коробку «Явы» и, глядя пристально на несколько смутившуюся Валентину Владимировну, загадочно улыбнулся и застучал «Явой» по колену.

Доктор Аксанин оценил этот странный визит как первый звонок. Собрались в столовой. Лица у всех вытянулись, глаза у кого забегали, у кого — спрятались.

Все молчали и ждали, что будет дальше. Николай Сергеевич кусал губы и щелкал пальцами: жаль бросать хорошо налаженное дело, а, кажется, придется! Перхуров в раздумье покачал головой. Он, скорее, считает это хулиганской выходкой разгулявшегося большевика. Да, конечно, на всякий случай здешний опорный пункт нужно приве-

 

сти в боевую готовность. А главное, нужно не забывать, что у нас центральная часть штаба Союза, а не только лечебница. Нужно быть осторожнее и приходить сюда только по делу, а не посидеть да поговорить. Пока ж — все идет как шло!

Весь май я был в разъездах, в Молочный переулок редко заходил и в лечебнице не засиживался. Какие меры были приняты штабом на случай тревоги, я не знаю. Но что-то было решено и проведено в жизнь, так как уже на следующий день в приемной стал сидеть второй латыш. А когда 30 мая, в полдень, на лечебницу налетели чекисты, в ней были только служители-латыши и на столе неоконченный обед.