Национальный центр
В Бутырской тюрьме весной 1919 года «испанка» валила заключенных так могуче, что даже Чека разрешила в камерах общих коридоров коек на день не поднимать. Как долго продолжалась эта льгота, не знаю. Я ушел из 14-го коридора в околоток на работу, как только под него был отведён 7-й коридор.
Прежде чем вселять в околоток больных, его сначала — «силами общих коридоров» — вычистили, выгнали клопов и всякую нечисть, затем сорвали нары, вместо них поставили койки, а между койками воткнули столики «для потребности».
Конечно, прежде всего, в околоток собрались социалисты разных толков. Они заняли две большие камеры — 70-ю и 71-ю (четырехкомнатную). И скоро стали в околотке господами положения. Относились социалисты к каэрам пренебрежительно, «беспартийных» считали серой грязной скотинкой и старались в свои камеры не принимать.
Благодаря неустанной работе (медицинской и административной) лидер правых эсеров доктор Димитрий Димитриевич Донской очень скоро был молчаливо признан надзирателями и всеми заключенными главой околотка. С ним стал считаться даже комендант тюрьмы — «старый чекист» Попкович.
А из «одиночек» и общих коридоров фельдшера гнали в околоток лихорадящих сидельцев. В околотке всех прибывающих осматривали
доктора и почти всех задерживали временно — для «наблюдения за развитием болезни».
Среди прибывающих с отметкой «простуда» часто оказывались больные «испанкой». Но случались и заболевания сыпным тифом (очень высокая температура и по всему телу красная бугорчатая сыпь).
Что было делать с такими больными? Отправлять в тюремную больницу? Но, как я уже отмечал, там было холодно, как в леднике, и никакого лечения. Все больничное оборудование было зимой повреждено (почти вся больница не отапливалась за отсутствием топлива), лекарств не было. Больные умирали. Заведующему больницей доктору Краснушкину (?) удалось сохранить с царских времен две палаты. Но они были так переполнены больными «испанкой», что и на полу не было мест.
Должно быть, кто-то во влиятельных чекистских верхах внял голосу вопиющих бутырских врачей и предложил больных «испанкой» оставлять в околотке до выздоровления, для чего передать околотку 6-й коридор. А для борьбы с наступающей эпидемией сыпного тифа в подвальном помещении тюрьмы, под конторой, устроить сыпнотифозный изолятор.
Тем временем 6-й коридор заполнился серьезно больными простудными заболеваниями. И опять не было места для выздоравливающих после тифа.
В околотке заговорили врачи и привилегированные заключенные (главным образом правые и левые эсеры, с которыми комендант тюрьмы любил поговорить) о том, что нужно бы передать околотку еще хоть четырехкамерный коридор. Сделать это очень просто: открыть дверь в стене, отделяющей 5-й коридор от 6-го. Комендант улыбался, отмахивался.
Но случилось так, что разговоры о присоединении 5-го коридора к околотку совпали с какими-то планами тюремного начальства, конечно, совершенно секретными.
Из 5-го коридора неожиданно выселили всех заключенных. Камеры закрыли, охрану сняли. Остался только в «клетке» один наблюдающий. Начался ремонт, в 5-й коридор навезли строительного материала и в срочном порядке возвели каменную стену, отделившую 5-й коридор от 4-го.
Напомню, что в это самое время (весна и лето 1919 года) шло наступление на Москву антибольшевицких армий. Особенно силен нажим был с юга. Большевики (больше всех чекисты) волновались, трусили и зверели. Вызовы в «комнату душ» «с вещами» стали ежедневными и были многолюдны. Но в коридорах и «одиночках» все равно мест не было: Лубянка щедро слала пополнения.
Надзиратели одни подобрели и любили поговорить по душам, другие — их было немало — нацепили на шапки красные звезды и задрали злые головы. Однако и они, должно быть, наслушавшись на во-
ле разговоров о «могучих победах» генерала Деникина, когда поблизости никого не было, оказывали «надежным» каэрам мелкие услуги и особенно крепко бранились с социалистами.
А Деникин с казаками побеждал красных и гнал их по всему фронту. По словам надзирателей, Москва волновалась. На бойких улицах собирались кучками прохожие и шепотом передавали один другому недозволенные новости. Наряды милиции и вохры (войска внутренней охраны) разгоняли собравшихся. Люди расходились и опять собирались. Казалось, что вот-вот начнется бунт. Однако в двух-трех местах чекисты стрельнули, и все как бы утихло; прохожие перестали задерживаться на Тверской и ускоряли шаг при виде милиционеров и «кожаных чертей». Угомонилась Москва.
В нашей тюрьме 5-й коридор был вычищен и пока пустовал. Окна его камер выходили во двор. Раньше они были ярко освещены. Теперь, после ремонта, света в них не стало.
И вдруг в один из вечеров, темных и душных, в 5-м коридоре, запертом на засовы и замки, засветились все окна. Радостный крик пронесся по околоточным камерам: значит, завтра к нам пробьют дверь из 5-го и он станет нашим «выздоравливающим отделением».
Особенно ликовали социалисты. Ведь из-за тесноты их камеры стали смешанными, потому что всех тяжелобольных, прибывающих из «одиночек», но не «испанистых» и не «сыпных», временно устраивали туда. Но временное заполнение «чуждым элементом» привилегированных камер социалистов все затягивалось и затягивалось. Некуда было перевести беспартийных. У «леваков» из-за уплотнения не состоялись два закрытых собрания. Начали даже поговаривать, что всех социалистов на днях переведут в Лефортовскую тюрьму.
Но дверь из 5-го коридора к нам не открыли. И кого там в камеры водворили — неизвестно. Даже самые доброжелательные «старые» надзиратели пожимали плечами и говорили, что ничего не знают. Да, в «воронке» привозили каких-то людей господского вида. Под своей лубянской охраной, в потемках, из «комнаты душ» доставили в 5-й коридор, и возле камеры стал на пост серьезный чекист — должно, латышского происхождения. Лопочет по-своему — ничего не разберешь. А рассердится — гаркнет «пошел вон!» и за наган. Думали, что на прогулку выведут прибылых, поглядим тогда. Да где там! Этих особо важных заключенных гулять выводить не стали. А уборная у них своя в коридоре.
Однако как ни крутили чекисты секретность с 5-м коридором, но к концу второго дня доктор Донской уже знал, что там размещены члены Национального центра и лица, связанные с этой организацией.
Национальный центр — организация кадетского толка. Она связана с добровольцами. И готовилась проявить себя в Москве, когда де-никинцы приблизятся к столице. Во главе этой организации стоял Н.Н. Щепкин — член Государственной Думы 3-го и 4-го созывов.
Узнали мы еще, что сидят там помощник Щепкина Алферов и братья Астровы. А самое главное, что чекистам удалось схватить начальника военного отдела Национального центра полковника Кузнецова. У большевиков он возглавлял оперативный отдел их Главного штаба.
В то время многие ждали прихода добровольцев. По тюрьме часто шли шепотки о победах Деникина. Их с жадностью слушали даже социалисты. И все восхищались геройством белых. Правда, «радиокухня» и «радиопараша» сообщали о победах Красной армии, но им не верили, от них отмахивались и ждали добровольцев.
Помню, в то время, когда члены Национального центра сидели в
5-м коридоре, по околотку прошел слух, что генерал Деникин прислал Ленину требование ничего не предпринимать против полковника Генерального штаба Кузнецова. За его смерть большевицкие тузы ответят своими головами. (Возможно, что этот слух тоже влиял на надзирателей. Они боялись, что, если придут добровольцы, им придется держать ответ за жестокое обращение с каэрами.)
Как бы там ни было, но доктор Донской стал передатчиком между сидящими в тюрьме членами Национального центра и их друзьями на воле.
Не помню, сразу ли всех сидельцев 5-го коридора забрали чекисты или уводили небольшими партиями, но к середине августа 1919 года все члены Национального центра были из Бутырской тюрьмы выведены, и разговоры о них, как по команде, оборвались.
В конце августа, а может быть, в сентябре дверь в 5-й коридор из
6-го была открыта. И в околотке появилось отделение для выздоравливающих после тифа.
Несколько позже я узнал от «леваков», что полковника Кузнецова чекисты увезли на Лубянку и там без судов и разговоров убили. Таким образом, полковник Кузнецов был расстрелян несколько раньше, чем другие лица, сидевшие по делу Национального центра.