Цинга

 После тифа и двух операций я, конечно, ослабел, но чувствовал себя бодро, а выглядел даже молодцевато, как царский солдат на параде, — так сказал один из эсеров, когда я впервые зашел в 71-ю камеру. Да, пожалуй, со мной так тогда и было: я чувствовал приток свежих сил, и прибавлялась крепость в ногах.

Как только наш любимец хирург Воскресенский сказал, что двигаться надо больше и без костылей, я стал «швендать» по околоточным коридорам, благо, надзиратели считали меня коридорным уборщиком и не загоняли в камеру. Есть мне хотелось всегда: даже во время еды я думал о еде — где бы и что бы еще съестного достать? Ника-

 

ких надежд не было досыта поесть, и я все время был полуголодный. Все же поддерживали меня оскребки пригорелые пшенной каши, которыми делились со мной новые коридорные уборщики. Вместе с оскребками мне перепадала и каша. Но этого всего было мало — я еще бы съел! Но, должно быть, от полу голода голова у меня была свежая и мысли чистые.

Доктора Донского в околотке не было. Не было его и в тюрьме. От друзей-эсеров я узнал, что у него сыпняк в тяжелой форме и лежал он чуть ли не кремлевской больнице. Теперь кризис благополучно прошел, и началось медленное выздоровление. Он лежит в санатории. Когда окрепнет, сюда не вернется, а уйдет на волю.

Без Димитрия Димитриевича пусто стало в 71-й камере и нудно в околотке. Вместе с доктором Донским ушла из околотка жизнь! Ни шуток, ни разносов не слышно. Доктор Попов, временно ставший главным врачом околотка, окружил себя «леваками» и о них заботился. Доктор Терьян держался в стороне: раздаст больным нужные лекарства, кого необходимо, осмотрит и уходит из амбулатории. Доктор Воскресенский стал врачом с воли. У него теперь были другие мысли, которые оставались за тюремной стеной, когда он входил в контору Бутырки...

У меня начала болеть правая, здоровая нога: все больше нудит в щиколотке и чешется от боли в подошве, — Донскому обязательно бы показался, идти же к Воскресенскому стесняюсь.

Так вот кривобоко ковылял я по 7-му коридору, пока не попался на глаза Воскресенскому. Тот велел лечь на свою койку и ждать его: зайдет в 50-ю и потом посмотрит, что со мной.

Я покорно заковылял «домой».

Доктор Воскресенский не заставил себя долго ждать. Осмотрел ногу и определил: «Да у вас цинга!» И послал меня в амбулаторию на укол. Там из-за маленького столика лениво поднялся тщедушный Рубинок и с серьезным видом протянул руку. Я сунул докторскую записку. Он утвердительно кивнул и записал меня в список цинготиков, там было фамилий 20—25.

После укола страх у меня уменьшился, и я маленько повеселел. Но после обеда (баланда и ложка каши) глянул на ногу. А там завиток, отчеркнутый как бы химическим карандашом, превратился в фиолетово-красное пятно, ладонью не прикроешь! Что делать? Я раскис, повалился на койку.

После ужина пришел Рубинок, сделал укол. Я показал ему ногу. Он посмотрел, покривился и ушел.

Тревожная ночь пришла! Мучила мысль, что у меня эта самая страшная цинга, от которой люди мрут, как мухи от лепа! Пропал я! Бесконечно ночь тянулась. Вся жизнь моя никчемная передо мной прошла. Наконец стало светать. Зашевелилась камера, запетушились молитвенно скопцы, начали переругиваться выздоравливающие.

 

Меня вызвали в амбулаторию. В смущенном волнении явился я к Воскресенскому. Он долго меня осматривал, сердце слушал, кашлять заставлял. Наконец осмотр кончился. Сделал укол, я собрался уходить.

— Подождите! — остановил он меня, а сам пошел к ящику с инструментами, вынул стеклянную банку, самую простую, из бакалейного магазина. Протянул ее мне.

— Вот вам пикули. Они вам совершенно необходимы. Я даю вам из личного запаса. Берите! — настойчиво сказал он, когда я смутился и отступил. — Два-три огурчика в день как лекарство принимайте. А там посмотрим!

Так началось у меня лечение цинги. Пятна на ноге сначала росли, появлялись новые. Я молился, до отчаяния доходил. Не уменьшались пятна! И вдруг утром однажды проснулся, глянул на ногу: несколько посветлели пятна, а там пришло время — совсем исчезли. Мне перестали делать уколы. Пикули кончились. Нога не болела. Я выздоровел.