Красный парад

 Я вошел в свой отдел и не успел занять обычное место, как в комнату вприпрыжку вскочил Саня. «Завтра парад! Завтра парад!» — радостно завертелся он.

За два дня до этого председатель нашей комячейки, все тот же «товарищ Соколов», обходя рабочие комнаты, зашел и к нам, в Финансово-расчетный отдел, и объявил, что послезавтра великий праздник Третьего Интернационала. Занятий, конечно, никаких. Но все, хотя и воскресенье, должны явиться сюда в 7.30 утра. В швейцарской соберемся, выйдем на улицу, построимся и организованно пойдем на сборный пункт для участия в общей демонстрации. Кто не явится — будет иметь дело с МЧК. Все было сказано властно, строго.

В прошлом, 1919 году в это самое время в Москве (кажется, впервые?) состоялся конгресс Третьего Интернационала. Открылся он торжественным заседанием в Кремле и парадом на Красной площади. По всей Москве были расклеены громадные плакаты с объявлениями об этом «великом событии».

Я в то время сидел в Бутырской тюрьме. И об этом «мировом событии» много теперь рассказал мне Саня. Он как активный комсомолец всюду носился, много видел и еще больше слышал. С жаром рассказывал, как после парада все служащие нашего учреждения, участвовавшие в параде (а то и не участвовавшие), явились в нашу швейцарскую, зарегистрировались и, в дополнение к обычному обеду, получили по две сосиски и по куску хорошего хлеба. Ему же лично — за

 

усиленную помощь в день парада — «товарищем Соколовым» было отпущено еще две сосиски, в чем он расписался в ведомости.

В этом году Саня с нетерпением ждал праздника Третьего Интернационала. Парадно пройдем перед нашими вождями и «всемирными гостями». Ну, а потом, конечно, закусим сосисками с хлебом. Ему-то наверняка перепадет. А вот мне, скорее всего, ничего не дадут, потому что работаю «принудительно».

Накануне праздника главные улицы Москвы старанием усердных коммунистов, специально для этого мобилизованных, были подметены и посыпаны где ельничком, где просто зеленой травкой, а дома завесили широкими красными полотнищами с крупными белыми надписями. Всюду орудовали милиционеры, в толпы собираться не позволяли, «вяло» идущих просили не задерживаться.

В день праздника Третьего Интернационала к указанному времени мы собрались в швейцарской нашего учреждения. Курили, «баловались» с девчонками, кого-то ждали... Наконец из своего кабинета вышел «товарищ Соколов» и стал по списку нас проверять. Все служащие оказались налицо. По сигналу начальства коммунисты отделились от беспартийных. Соколов выдал им винтовки (кажется, без патронов), вывел на улицу, построил по четыре. Беспартийных (около 200 человек) поместил за ними; мужчины впереди, женщины позади. Принесли три красных плаката на длинных шестах. Один плакат получили члены комячейки, другой передали нам, третий — женщинам.

С пением «Интернационала» мы, как солдаты, в ногу, дружно пошли по мостовой к Краснопресненскому исполкому.

Здесь нас всех наделили красными лоскутами. Вооруженные коммунисты, разукрашенные красными лентами, торопливо ушли вперед, к «своим». Женщины, все в красных косынках, здесь полученных, исчезли где-то в тылу. Мы же, беспартийные, с лоскутками красного ситца в петлицах, двинулись от исполкома только около 10 часов.

Обгоняемые отрядами вооруженных коммунистов (чрезвычайно важных и гордых), мы неторопливо прошли Сенную площадь и по Грузинской вышли на Тверскую.

Как только коммунисты ушли, в наших, беспартийных рядах начались шепотливые разговоры. Не стесняясь в выражениях, стали крыть советскую власть и этот самый Третий Интернационал, из-за которого мы топаем по улицам неизвестно зачем. Бранили и самих себя за то, что «ходим болванами» на всякие демонстрации.

На другой же, послепраздничный день из нашей беспартийной группы, где так упорно шептались, чекисты взяли на расправу несколько человек. На работу они не вернулись.

На Тверскую мы вышли к 12 часам. Вся Тверская была забита демонстрантами. Неразбериха ужасная. Каждое учреждение старалось пролезть вперед, чтобы как можно скорее добраться до Красной площади и «продефилировать» перед вождями, важными членами Совнаркома и их заграничными гостями, затем зарегистрироваться в своих учреждениях, перехватить праздничный обед и бежать домой.

 

Наша «центроколхозная» группа Наркомзема то бежала, чтобы не отстать от впереди идущей группы «совхозов», то довольно долго стояла на одном месте, потому что впереди не двигались. От усталости люди садились на грязные камни и дремали.

Часам к четырем мы добрались до Скобелевской площади, которая уже была переименована на советский лад. Оттуда скорым шагом, почти бегом, прошли к Иверской, где на ходу к флангам каждого нашего ряда ловко пристраивались неизвестные люди без винтовок и без всяких красных отличий. Думаю, что все они были большевиками.

Под команду «ать-два!» и звуки оркестра, гремевшего на Красной площади во всю силу медных инструментов, мы молчаливо прошли (скорее, пробежали) перед «товарищем» Троцким, в театральной позе стоявшим в деревянной будке из новых досок, поставленной на высокой земляной горке, спешно насыпанной у Кремлевской стены. Под горкой, внизу, на наспех сколоченных подмостках, расположились иностранные гости и члены Совнаркома. Они махали нам шляпами, фесками и иными головными уборами, приветственно кричали.

Мы проходили перед ними ободранные, голодные, невидимо подгоняемые чрезвычайщиками, и представляли серый «авангард мировой социальной революции».

Кроме членов Совнаркома и иностранных гостей, на Красной площади были только отряды вохровцев, которые не пускали на площадь публику, густо толпившуюся за цепями вохровских солдат.

Беглым шагом мы промаршировали по Красной площади, на ходу свернули плакаты, потеряли строй и по тротуарам, по мостовым чуть ли не вприпрыжку побежали «на службу». Наши фланговые, как бы конвойные прилепки, помчались к Иверской, вероятно, чтобы опять сопровождать очередные партии беспартийных демонстрантов.

На службе в швейцарской нас встретил Соколов. С шуточками он отмечал в списке наше прибытие, выдавал купоны на праздничный обед. Мы помчались в столовую, съели сосиски, кашу и обычную баланду и, едва волоча ноги от усталости, пошли по домам.

А наши заграничные «товарищи» ликовали, восхищались многолюдством парада. Были горды, что принадлежат к могучему Третьему Интернационалу.

О, если бы они могли прочесть наши горькие мысли, думаю, что лица бы у них вытянулись. Они бы перестали махать нам шляпами, а, натянув их до ушей, поскорее бы умчались в свои края.

Кажется, уже на параде я слышал, что один из заграничных членов парадного заседания конгресса (кто именно, не помню, не думал, что об этом удастся написать) каким-то образом узнал обо всех зверствах и мерзостях, которые творятся большевиками в России. На одном из закрытых заседаний конгресса он заявил, что как социалист и честный человек он не может быть с советской властью, совершившей столько преступлений. Его тотчас выслали из Совдепии как «прислужника Антанты и агента Пилсудского».