- 38 -

КОТЛАССКАЯ ПЕРЕСЫЛКА

 

 

Город в городе — Котласский пересыльный лагерь — пересылка Подъездные железнодорожные пути. Пакгаузы. Огромный, в три этажа, дом-барак. Палатки Боезентовый временный рай на 30 тысяч человек.

«Рыскало»[1]. Собаки, Вышки. Пулеметы. Полоса вспаханной земли. «Вышел на полосу — стреляем на поражение». Колючая проволока.

Длинный ряд уборных Два барака образуют зону. 12 зон. Из зоны в зону проход воспрещен. Но зеки проходят — в женскую.

Моя зона — десятая. В ней — бытовики, воришки. Блатняков мало. Неубедительный какой-то контингент.

Овсянка, вареный горох с томатом — два раза в день, по черпаку. И хлеб. Рай. Рай.

Каждый почти день приходят этапы поляков. Все в военной форме. Рюкзак с вещами. Кожаные желтые сапоги. Короткие широкие голенища. Подошва — тоже из кожи. Таким сапогам сносу нет. Конфедератки. Мундиры — из тонкого сукна.

Строем, отделениями, взводами. Порядок. Дисциплина. «Пан вахмистр!». Беспрекословное подчинение. Команды выполняют бегом. Ни одного офицера.

Грабить. Первая мысль у зеков, когда они видят поляков, — грабить.

Но их много. Когда много, грабить невозможно. Но вот один отстал от всех.

На него «шакалы» — сворой. Облепили. Разбежались. Се-

 

 


[1]Вдоль ограды проволока, на ней — кольцо, цепь, на цепи — собака рыскает.

- 39 -

кунда, миг — и поляк в одних подштанниках. Охрана смеется. Охрана довольна. Польский мундир достанется охране — за водку, за харч.

От охраны подмога спешит к поляку.

— Нельзя! Разойдись!

Цивильные люди поляки. С вещмешками, с чемоданами идут в лагеря. Сытые. Крепкие. Здоровые. А в глазах — паника, ужас.

Бежали от немцев. «Братушки, спасите!». «Спасали» — на Вычегду, на Печору, на Северную Двину — кого куда.

«Почему одни солдаты и нет офицеров?».

Мы не знали про Катынь.

Пересылка жирует. Идут поляки. Этап за этапом. «Да здравствует коммунизм — светлое будущее всего человечества!». «Все на строительство Северо-Печорской железной дороги!».

Северо-Печорская железная дорога — спрут. Питается зеками из Котласа.

Дорогу тянут на Воркуту сразу из пяти точек миллион человек. Только зеки. Контингент ненадежный, большой отход. Отработал — в отвал! Следующий! Следующий!

Этап за этапом. Дорога нужна позарез. А люди — народятся новые.

В пересылке зашиваются. Пересчитывают арестантов, формируют этапы на стройки, «приход», «отход», «убыль». Неразбериха. Теряются документы, «дела». Охрана работает день и ночь. Охрана не высыпается. Начальство тоже измотано бессонницей.

Великие стройки социализма требуют великих жертв.

Пересылка полна покойников. Дизентерия собирает щедрый урожай. Полтора десятка трупов каждый день. Хоронят их на кладбище на горе. Общую могилу роют экскаватором. Покойнику — фанерную дощечку на правую ногу. На ней нагретым гвоздем выжигают номер тюремного дела. Лицо заворачивают куском простыни.

Мой номер — 114851-й.

Был человек — нет человека. Нет человека — нет проблемы. В моем батраке — шушера, воришки. Саша-«интеллигент». Боря-«футболист».

Боря — квартирный вор из хорошей семьи. Ворует с детства. Один раз сидел. Сидел так, что семья и не узнала.

Жена Люся. Была.

Ранним утром шел Боря по дачному поселку. Видит — открытое окошко. Манит это окошко Борю, тянет, завораживает.

 

 

 

- 40 -

Боря не выдерживает, снимает туфли и — в окно. Видит — кровать. Кто-то спит.

Часики на столе. Шифоньер, платья.

Кровать скрипнула. Боря присел за спинку. Девушка откинула одеяло, поднялась, увидела Борю. Боря ей сделал рожки. Девушка упала без чувств. Боря — в окно.

В девушку влюбился. Нашел. Познакомился. Кольца, брошки дарил. Подворовывал. Попался. Девушка на суд пришла. «Милый». Девушка приехала к нему в Котлас: «Ты не футболист?». «Нет, — сказал Боря, — я член партии и не буду больше воровать». Девушка влюбилась в него еще больше.

Боря — вор-спортсмен, вор-артист. Творец. Он шел на дело только по вдохновению, по непреодолимому зову.

Боря прыгал с поездов на чемоданы. Украл — выпрыгнул, чемодан амортизирует удар о землю.

Такой человек не мог долго томиться в пересылке, ждать распределения на зону. Он каждую ночь с товарищами копал туннель к крутому берегу Двины. Землю незаметно высыпали в уборные, прятали в бараке под нарами.

Копали из барака — он и еще 16 зеков с вечными сроками. Копали месяц. Торопились. Вымотались. На 70-м метре увидели звезды.

Решили: уйдут семнадцать своих, а потом — фрайера — кто хочет. Чем больше уйдет людей, тем лучше. Больше работы охране, больше шансов уйти.

Боря мне предложил:

— Уйдешь?

Я уходить не хотел, вспомнил последний побег.

— Дай подумать до вечера, — ответил.

Вечером все беглецы напились. Выпили четыре литра денатурата, одурели. Разговорились о деле. Солдат, осужденный услышал, побежал на вахту. Тревогу объявили. Стрелки с ломами подкоп нашли. Похватали тех, кто хотел бежать.

Устроили шмон[1]. Построили всех, пересчитали. Людей из нашего барака перетасовали, раскидали по другим.

Солдата зеки удавили — ночью, сонного.

А мне вскоре после этих событий выдали «путевку» в лагпункт Главного управления железнодорожного строительств НКВД, говоря проще — на «головку».

 

 


[1]Обыск.