ТРЕТИЙ ВАРИАНТ

 

Начал без предисловий.

— Мне бежать надо.

Он глазом не моргнул. Готов был к тому, что я скажу. Понял мое настроение из предыдущих разговоров.

— Надо подумать.

Обсудили возможные варианты.

Первый — достать в учетно-распределительной части на чужую фамилию справку об освобождении. За деньги такое было возможно. В справке указывается фамилия умершего зека.

Второй вариант предусматривал использование документов вольнонаемного работника «Севжелдорлага».

Побег исключался.

Жизнь подсказала третий вариант. Толя Федоров зашел как-то в дрезинный гараж. Он освободился. Уже получил паспорт, а справка об освобождении у него осталась. Он гастролировал по северу.

Посмотрели оправку: фото нет, в правом верхнем углу бледный штамп «Паспорт выдан».

Штамп — не проблема — свели. Следы пальца — тоже. Оставили на справке нужный оттиск. Технология этого дела зекам известна хорошо. И вот справка у меня в руках. «Федоров Анатолий Иванович (он же— Лубенцов Николай Тимофеевич) осво-

 

 

 

божден... по отбытию срока из «Севжелдорлага» по амнистии. Следует на станцию назначения «Кавуны» Одесской железной дороги.

Справка — чтобы войти в свободную жизнь. Но уходить надо по железнодорожным документам. Со справкой могут снять с поезда, посадить в КПЗ, открыть подлог.

Сергей Александрович связал меня с начальником службы пути Левиковым.

— Этому парню надо уйти.

— Зачем?

—У него были побеги. Из-под конвоя ушел. Сейчас идут проверки. Законвоируют опять.

— Могу дать бланк удостоверения железнодорожника и бланк командировочного удостоверения.

— Устраивает?

— Да.

Печать можно сделать в зоне. Фотографию — взять из прав водителя моторно-рельсового транспорта.

Дело пошло. Заполнили чистые бланки, вписали в них фамилию Федорова, механика моторно-рельсового транспорта. В командировочном удостоверений написали: «Командируется на ст. «Мытищи» Московской области для получения запчастей к мотодрезинам». Подпись. Печать. Все, как положено.

Готовился к отъезду в «командировку». Купил новые кирзовые сапоги. Брюки с зеленым железнодорожным кантом, черную гимнастерку железнодорожника. Прикопил деньги. Достал вольный потрепанный чемоданчик, солдатский вещмешок.

Решили: переоденусь у Назарова. Он возьмет билет в вагон из Котласа в Москву через Вологду с перецепкой. Вещи мне передаст на седьмом разъезде знакомая женщина. Сергей Александрович посадит в поезд так, чтоб не нарваться на оперативников, которые могут узнать меня.

Два знакомых болгара, трудармейцы из Одессы Митя и Иван, письмо передали родителям.

— Зайди. Расскажи про нашу жизнь. Они тебя примут.

Наказываю помощнику Эдику Бенефедьдту:

— Уедешь по нашей путевке из Котласа в Микунь. Через три дня заявишь, что ушел я. Спросят: «Куда?», скажи: «В Сыктывкар».

За три дня я уеду далеко от Котласа.

«Дядя Сережа» купил билет. Верхняя боковая полка у меня.

Шесть часов вечера. В вагон. Поезд пошел. Разъезд «Седьмой километр». Эдик Бенефельдт с моим вещмешком, с чемодан-

 

чиком. Знакомая женщина, начальник разъезда, обнимает меня. «Жена, провожая мужа».

Поезд трогается. Занимаю свое место. Снимаю сапоги. Фуражку — на вешалку. Чемоданчик — в угол. Вещмешок — под голову.

Извиняюсь перед попутчицами.

— Ну, милые дамы, простите, — я сплю.

Лицом к стене.

Вот сейчас — проверка. «Документы», «Ваши документы!». Жду. Не идут. Сердце колотится. Жду. Темнота. Огоньки мелькают. Колеса стучат. Куда они меня мчат, в какую жизнь?

Утром открыл глаза — на вешалке китель. Погоны — майора милиции.

Майор увидел, что я проснулся, обрадовался.

— Ну, ты силен спать! Видно, дружно тебя провожали. Давай я поправлю твое здоровье.

— У меня есть.

— Ну, наливай. Моя закуска.

Быстро сообразили стол. Знакомимся. Попутчик — начальник железнодорожной милиции станции Ухта. Жизнелюбивый. Разговорчивый. В отпуск едет.

Сидим. Я ему побольше наливаю. Себе—чуть-чуть. Раза три наряды с проверкой прошли. Заглянут к нам: майор милиции, железнодорожник пьют, закусывают. Вопросов нет.

Сидим, пьем. Говорим про жизнь, про север. Сидим чуть ли не в обнимку. Майор куда-то ушел, вернулся с бутылкой самогона.

— Ты, Толя, не горюй. Жена гуляет — начхать. У меня сестра в Серпухове. Двадцать пять лет. Красивая. За квартал видно. Киваю головой.

— Да, да, заеду.

Майор рассказывает, где будет моя комната.

— Пистолет подарю. У меня их три: два «вальтера» и наган. В Москве дела свои сделаешь, и ко мне — в Серпухов. Бросай север и все, что в нем осталось, и всех! В ж..! В ж..!

Подъехали к Вологде. В Вологде — последние оперативные посты «Севжелдорлага».

Вагон наш отцепили. Стоим в тупике. Ждем поезда «Москва

— Свердловск». В вагоне жарко. На перроне толкаться — внимание привлекать. Тащу майора в ресторан.

В ресторане звуки аккордеона, скрипки. Занавески, скатерти. Красивая девушка играет и поет.

Майор сел лицом к дверям — профессиональная привычка.

 

Входящим его видно. Это хорошо. Я спиной к дверям. Это тоже неплохо.

Два часа — как вечность.

Девушка исполняет «Брызги шампанского». Майор ест и пьет. Я себе наливаю только пиво. Ксения, попутчица, на меня стреляет взглядом. Майор недоволен, блюдет нравственность свояка.

Наконец объявили: «Пассажиров котласского вагона просим на посадку».

Едем. Отлегло. Еще ночь. Утром — в Москве. Прощаюсь с майором, как с родным.

— Ну, здоров ты пить.

— Ты тоже.

— Телеграмму дай. А можешь и без телеграммы...

— Как только с делами управлюсь.