- 5 -

От редактора

 

Имя А.Г. Мурженко, думается, не надо особо представлять читателю.

15 июня 1970 года он вместе с Э. Кузнецовым, М. Дымшицем, Ю. Федоровым, И. Менделевичем, И., В., С. Залмансонами, А. Альтманом, Л. Хнохом, Б. Пэнсоном и М. Бодней был арестован в ленинградском аэропорту "Смольное" при попытке захватить и увести за границу пассажирский самолет. Участники группы были единственными пассажирами этого самолета, а экипаж его — по плану действий — предполагалось высадить в СССР на промежуточном аэродроме: через границу самолет должен был вести пилот М. Дымшиц, участник группы.

"Самолетное дело", по замыслу участников, должно было продемонстрировать отчаянный протест советских евреев против запрещения выезда в Израиль. С этой точки зрения оно и достигло цели — стало катализатором в том общественном процессе, который завершился "третьей волной" эмиграции и репатриации евреев из СССР, выездом из этой страны свыше трехсот тысяч человек. Сотни тысяч еще остались ждать своей очереди за "железным занавесом"...

А. Мурженко, украинец, как и Ю. Федоров, русский, были привлечены к участию в группе товарищем по заключению в мордовских политических лагерях, организатором самолетного побега Э. Кузнецовым: в "деле", столь рискованном, ему требовались надежные и твердые, испытанные "подельники" (остальных участников группы он знал совсем недолго). В качестве одного из главных действующих лиц на процессе "самолетчиков" А. Мурженко был приговорен к

 

- 6 -

14 годам заключения, которые отбыл в лагере для рецидивистов (т. е. лагере особого режима) вплоть до последнего дня своего срока - до 15 июня 1984 года.

Кто же он — Алексей Мурженко?

Он родился в многодетной семье на станции Лозовая на Украине в 1942 году. Отец погиб во время войны. С 10 лет мальчик воспитывался в Киевском суворовском училище. С огромным трудом вырвавшись из пут кадровой военной службы, поступил в Московский финансовый институт. Здесь, на первом курсе, был арестован как участник подпольной студенческой неомарксистской группы "Союз свободы разума" и осужден на шесть лет заключения. Срок отбыл до конца и после его окончания подвергался обычным преследованиям КГБ и МВД, систематическим и изматывающим: ему отказывали в продолжении учебы, несмотря на успешно сданные вступительные экзамены, лишали прописки и проч. Как признается сам А. Мурженко, именно "негласный террор" против освободившегося, уже отбывшего свой срок заключенного, и толкнул его научаете в самоубийственном, хотя и героическом "самолетном деле", практический провал которого он заранее предвидел.

Такова история главного персонажа этой книги.

Я не оговорился, назвав его персонажем, а не автором. Дело в том, что Алексей Мурженко не писал эту книгу. Писал он из лагеря письма близким — жене и дочке. Его письма аккуратно переписывались, копировались его друзьями и получили широкое хождение в "самиздате". Составитель настоящей книги г. А. Фельдман собрал вместе эти письма и составил из них первый вариант рукописи (отрывки из него публиковались в периодической печати, например, в израильском русскоязычном журнале "22"в 1980 году).

Когда она попала в редакторские руки, я счел нужным подвергнуть рукопись, как говорят на Западе, "глубокому редактированию" (в СССР этот процесс называют "литературной обработкой"). В этом вступлении я хочу объяснить мотивы своей работы.

 

- 7 -

Во-первых, не следует забывать, что, за исключением одного письма, адресованного другу и написанного до ареста 1970 года (с изложением хода первого суда и впечатлений от первого приговора), все письма А. Мурженко прошли через цензора лагеря особого режима. Это не могло не наложить сильный отпечаток на тексты: достаточно отметить, что А. Мурженко не смог коснуться в рукописи самого важного эпизода своей жизни - "самолетного дела": о нем нет ни слова! Но и то, что оказалось возможным написать, было написано с учетом цензуры: вместо прямых и четких суждений и описаний читатель писем сталкивался с завесой "лишних" слов, назначение которых было явно отвлекающим -дабы пробить мысль через "проверялъщика".

Прочитав письма, я пришел к выводу, что из этих текстов может получиться цельная книга, передающая читателю "образ счастливого человека", как выразился о себе сам А. Мурженко. Но для этого, как мне показалось, ее надо было освободить от неизбежного балласта, порожденного подцензурным существованием автора.

Во-вторых, А. Мурженко не писал книгу —он писал просто письма к родным, причем часто, будучи больным и всегда в тяжелейших физических условиях (об этом — смотри в тексте). Естественно, в письмах, предназначенных для близких, человек не отрабатывает свой стиль так, как он это делает, когда знает, что его труд попадет на всеобщее обозрение. В таких случаях автор обычно соглашается на вмешательство дружески расположенного редактора в его текст. Но, к сожалению, прямой контакт между автором и редактором в наших условиях был невозможен...

Я старался быть предельно внимательным к его образам, мыслям и впечатлениям, но мне казалось, что, подвергая его текст композиционной и стилистической правке, я лишь помогаю выполнению воли автора: сделать опыт его мыслей и чувствований достоянием читателя в наиболее ясной форме.

Все это вступление сводится, в сущности, к следующе-

 

- 8 -

му: ответственность за эту книгу лежит не на А. Мурженко, который готовой к печати рукописи не видел, и не мог ее одобрить или отклонить, а целиком на мне - на литературном редакторе. Я сделал из писем относительно цельный текст, перекомпоновал эпизоды, разбил его на главы и не раз правил стиль. Все-таки мне кажется, что мысли и дух Алексея Григорьевича мне удалось сохранить в неприкосновенности.

Будем надеяться, что ему самому удастся оказаться по эту сторону "железного занавеса" и высказать свое мнение об этой книге, составленной по материалам его подцензурных писем.

М. Хейфец