СЫЗРАНЬ

Студеным зимним утром нас вызвали с вещами, чтобы отправить по этапу на место ссылки. В большом зале Бутырок собралось очень много заключенных — молодых и старых, политических и уголовников. Этот день мне запомнился навсегда. Нельзя даже сказать, что над нами издевались, трудно подобрать подходящее слово для описания того томительного дня. Поздно вечером нас всех заперли в большой камере, дали дневную "пайку" хлеба и велели быть готовыми утром тронуться в путь. Нас с Маней не разлучили; это ободрило нас и помогло не пасть духом.

Нас загнали в так называемые столыпинские вагоны, и поезд отошел от московского вокзала. Первой остановкой в пути был город Сызрань. Как найти этот город на карте, я не знаю по сей день, но сызранская пересыльная тюрьма осталась у меня в памяти на всю жизнь.

Как раз в тот день, когда мы туда прибыли, в тюрьме был отменен карантин, введенный в связи с эпидемией тифа. Это вовсе не означало, что эпидемия кончилась и опасность миновала: люди продолжали болеть и умирали каждый день. Просто тюрьма была переполнена, во время карантина никого из нее нельзя было выпускать, и тюремное начальство решило отменить карантин. От вышестоящего начальства скрыли тот факт, что эпидемия продолжалась. Каждый день из сызранской тюрьмы отправляли большие этапы в разные места в стране. Тюрьма постепенно разгрузилась и начала принимать но-

вых "гостей", причем здоровых помещали вместе с больными.

Камера, в которую поместили нас с Маней, производила впечатление чистой, у каждой заключенной была своя кровать, дверь днем держали открытой, и разрешалось переходить из одной камеры в другую. Нам дали на завтрак хлеб, селедку и даже ложечку сахара к чаю. Имелась баня, которой разрешалось пользоваться, и мы с большим удовольствием вымылись и легли отдохнуть. Только тогда мы обратили внимание на то, что на нескольких кроватях неподвижно лежат люди, накрытые простынями с головой. На наш недоуменный вопрос другие заключенные ответили, что это умершие, которых еще не успели увезти; что на месте свирепствует эпидемия тифа и что начальство скрывает это, опасаясь наказания за самовольное снятие карантина. Чтобы смертные случаи меньше бросались в глаза, трупы оставляют лежать вместе с живыми в общих камерах и ночами по одному незаметно вывозят. Тюрьма, как нам сказали, разгружается и не принимает новых заключенных, наш этап завезли туда случайно.

Днем соседство с мертвыми еще как-то можно было выносить, отвлекаясь общением с другими заключенными, но ночью, когда двери закрывались, было очень страшно. Стоны больных и соседство с мертвецами нагоняли тоску. Можно себе представить, с каким нетерпением мы ждали этапа в Ташкент. Но накануне долгожданного дня этапа вновь ввели карантин — как нам сказали, на сей раз надолго. До введения карантина из тюрьмы должен был выйти только один этап, но не в Ташкент, а в Алма-Ату.

Мы очень испугались, что нам придется остаться, и обратились к главврачу тюрьмы — еврею, с которым мы в те страшные дни часто разговаривали, и он помог нам. Он убедил тюремное начальство, что Алма-Ата и Ташкент находятся почти рядом, и нас отправили этим этапом.