КОНИ И ЛЮДИ

В условиях сурового климата на Колыме очень страдали лошади, не приспособленные к жизни в полярной зоне. Возчик должен был заботиться о вверенной ему лошади больше, чем о самом себе. Возвращаясь в лагерь с грузом, возчик не вправе был садиться на подводу и тем самым увеличивать вес груза. Доставляя из лесу дрова, возчик шел за подводой пешком, иногда пятнадцать-двадцать километров, иначе ему пришлось бы ночевать в карцере.

Летом лошадей донимали комары, мошкара и оводы, кусавшие их до крови. Зимой от сильного холода, плохого корма и недостатка витаминов лошади заболевали ревматизмом, вызывавшим острую боль в ногах. Ко всему этому добавлялось плохое отношение возчиков-"бытовиков": они беспощадно хлестали лошадей, были равнодушны к их страданиям. Лошади на Колыме страдали не меньше людей, но разве можно сравнивать заключенного с лошадью, заключенный ведь ничего не стоит.

Весной моя постоянная лошадь ожеребилась и была в "декретном отпуске", и мне взамен ее дали Другого коня — малорослого, сибирской породы, неказистого, но очень сильного, по кличке Артемка. Блатные смеялись над ним и считали ниже своего Достоинства работать с таким некрасивым животным. Артемка мстил им за плохое отношение тем, что кусался и не слушался, а они его беспощадно колотили. В первые дни он и ко мне относился недоверчиво, но постепенно привык и поверил, что я его люблю. В моей с ним судьбе было что-то общее: мы

оба были маленького роста, люди считали нас слабыми и нередко выказывали к нам пренебрежение.

Я сшила Артемке попону из старых мешков для защиты от насекомых, и в ней он выглядел еще смешнее. Иногда женщины-"бытовички" разыгрывали охранников, говоря им, что "Саррочка ушла гулять с Артемкой". Те, кто не знал, кто такой Артемка, очень волновались: ведь это запрещено! Какое-то время я действительно проводила с Артемкой вечера: мы с ним работали на полях, возили воду для полива саженцев капусты. Делалось это вечером, потому что днем над посадками летали бабочки, которые вредили рассаде.

Однажды я после работы поехала вместе с бригадиром получать продукты для всей бригады нашего участка. Мешки с продуктами нам выдали очень поздно. Бригадир оставил меня с грузом одну и пошел на свидание со своей девушкой. Мы оба, Артемка и я, возвращались в лагерь ночью, смертельно усталые и голодные. Ехать одной через лес было очень страшно. Я спряталась среди мешков и укрылась с головой. Усталость взяла свое, и я не заметила, как заснула.

Уже светало, когда мы подъехали к лагерю. У ворот стояло несколько бочек с водой. Артемка, давно не кормленный и не поенный, сунул голову в одну из бочек. Тут я проснулась, оттянула его и не дала пить: он был потный с дороги, и лошадям в таком состоянии нельзя пить.

Вдруг я услышала крики и сначала не поняла, что случилось. Вокруг моей подводы столпились почти все рабочие участка, у всех был испуганный вид. Из их криков я поняла, что в бочках был ядовитый раствор для опрыскивания капустной рассады против вредителей. Минуту спустя один из охранников повел меня и Артемку к ветеринару. Артемку выппрягли и увели в ветеринарную амбулаторию, а я осталась сидеть на подводе. Никто со мной не загова-

ривал, даже свою пайку хлеба я не получила. Если бы что-то случилось с Артемкой, я была бы обречена на смерть, потому что это было бы расценено как настоящий саботаж. У ворот сменилась охрана, а я осталась снаружи, на подводе.

Только к вечеру второго дня ко мне подошел сторож амбулатории и сказал: "Тебе повезло, Артемка здоров". Он дал мне стакан воды и ломтик хлеба от его пайки, потому что мой хлеб остался в лагере. Если бы Артемка отравился, не только меня, но и всю нашу бригаду обвинили бы во вредительстве. Но Артемка чудесным образом уцелел; каким образом произошло это чудо, даже врач не знал. По-видимому, он не успел проглотить ядовитую жидкость и только обмакнул морду в нее.

Поскольку надо мной нависло подозрение в саботаже, люди в лагере сторонились меня. Только Маша сказала мне несколько слов, отдала мою пайку хлеба, которую сохранила, и даже добавила немного хлеба из своей пайки. Меня перевели в другую бригаду; прежние "коллеги" простились со мной в полном молчании. Добрый Яков Иванович вновь принял меня на конебазу.

Еще сегодня, когда встречаются два ветерана Колымы, они, прежде всего, задают друг другу вопрос: "Как ты остался в живых?" Выживали только те, кому помогло чудо; моя работа на конебазе была одним из таких чудес.