МАМА ЕДЕТ НА ЛЕСОПОВАЛ

 

Вероятно, мама, как врач, обладала даром убеждения: она первой из жен политических узников появилась на лесоповале у Медвежьей горы, в Карелии. Помню ее рассказ об этом.

Шло лето 1934 года. «Политических» тогда еще размещали отдельно от уголовников, жили они в бревенчатом бараке, где вдоль стен тянулись двухъярусные нары и стоял длинный стол со скамейками с двух сторон.

Маму встретили тепло, но сдержанно. Отделили им с папой уголок, завесив его одеялами. Ее удивил вид обитателей барака: неряшливо одеты, не бриты, все с потухшими глазами и застывшим в них вопросом: «За что?»

Когда на следующий день все ушли на работу, мама примялась за дело: очистила осколком стекла стол и скамейки, а песком — миски и кружки, вымыла полы и небольшие окошки. Разорвала свою ночную рубашку, сшила из нее занавески на окна. Закончила тем, что поставила на стол букет белого пахучего багульника (ботаники называют его рододендроном).

Эффект от проделанной работы оказался поразительным: потеплели лица без вины виноватых, они окружили маму заботой и вниманием, стали целовать руку Клавдии Григорьевне. А мама перестирала и перештопала их одежду; все время поддерживала уют в этом забытом Богом бараке.

С тех пор, до 1937 года, она дважды в год навещала отца, но уже в лагере, на Кольском полуострове, где строилась Туломская ГЭС. Дважды, в 1935—1936 гг., побывали там и мы с младшим братом. Старший, Борис, только один раз за этот период был у отца, когда мама получила разрешение на свидание с отцом для всей семьи.