ЗАКЛЮЧЕННЫЕ СПАСЛИ МНЕ ЖИЗНЬ

 

Судьба все решила за меня: я три раза за свою жизнь оказалась на стройках, где главной рабочей силой были уголовники. Первый раз в 1935 году с мамой и младшим братом — на строительстве Туломской ГЭС, где отбывал свой восьмилетний срок мой отец. Мы оказались первыми детьми на стройке. Уголовники, жившие недалеко в бараке, скоро нас заметили и стали носить нам морошку и чернику, делать своими руками подарки. Они, по-видимому, и рассказали нам, где росла ягода. И мы, тайно от родителей, отправились на болото.

Оно находилось за узкой речкой, что бежала между камней и в которой мы, первый раз в жизни, увидали форель. Она спокойно стояла между камней, у самого берега.

По камням перебрались на другой берег и увидели болото. Оно простиралось далеко перед нами и было все покрыто кочками с морошкой. Я шла впереди и уже съела несколько ягод, как вдруг кочка подо мной стала погружаться. Я не удержалась, провалилась и другой ногой. Меня стало затягивать в болото, Я испугалась и стала кричать. Брат тоже стал кричать и плакать. На наши крики прибежали заключенные и вытащили меня из болота. Мы ничего не рассказали родителям о нашем походе на болото, но больше туда не ходили, напуганные случившимся.

Второй раз с нами на этой стройке оказался старший брат, ему было восемнадцать лет. Уголовники нас встретили тепло, сделали «гигантские шаги», на которых мы крутились целыми днями. Они опять угощали ягодами, были к нам очень добры. На стройке появились дети разных возрастов из других семей осужденных, с которыми мы общались.

Вскоре отца перевели на Колыму, и мы его больше никогда не видели.

В 1951 году я работала в проектном институте Гипрогазтоппром, от которого на строительство Ангарского нефтеперерабатывающего комбината направлялась группа специалистов. Комбинат строился на немецком оборудовании, которое перешло к нам после войны, и нужно было новое проектное решение, чтобы оборудование заработало на новом месте в новых условиях.

У меня был двухлетний сын, потому меня не хотели брать в Ангарск, но я все-таки добилась своего и поехала с этой

 

группой. Никто не знал, почему я так рвалась зимой на Север, а у меня была заветная мечта — повидать отца, который после 18 лет самых страшных лагерей теперь находился на поселении в селе Тасеево Красноярского края.

Но уже первое посещение комбината заставило меня горько пожалеть об этом. Когда мы в первый раз пришли в дирекцию комбината, нам предложили сдать документы и ценные вещи. Я сдала паспорт и сняла с пальто горжетку из куниц. Но меховую шапку-ушанку я снять не могла, так как на улице было —30° С. С нее все и началось,

Нас в группе было три женщины и шесть мужчин, и мы пошли на территорию в их окружении. Перед нами предстала огромная территория комбината с новыми цехами. Мы вышли на проезжую дорогу. Справа от нас уголовники ломами долбили землю под траншею для трубопровода. При нашем появлении они перестали работать, все повернулись в нашу сторону. Я шла ближе всех к ним, когда раздался окрик: «Взяла у меня шапку на один день, а носишь уже месяц». И тут же другой подсказал ему: «Что ты с ней говоришь. Снимай шапку вместе с головой». От неожиданности я вздрогнула, а потом испугалась. Мужчины оттеснили меня от дороги в сторону, и мы пошли дальше.

Было все время очень холодно, а мы в основном работали в газогенераторном цехе, где устанавливалось оборудование. Однажды начальник комбината повел нас на открытые площадки, где стояли огромные колонны.

Мужчины остались у машины, а мы с Раисой Ивановной Воротниковой, секретарем парторганизации института, отошли к аммиачной колонне высокого давления. Она, как опытный проектировщик, рассказывала мне про нее, а я внимательно слушала.

Вдруг услышала голос проходящего мимо уголовника (это потом подтвердил начальник комбината); «Сегодня последний день по земле ходишь». Я ничего не поняла, а Раиса Ивановна спросила меня: «Что он Вам сказал, Наташа?» Я нерешительно ответила: «Сегодня последний раз по земле ходишь». Она схватила меня за руку и быстро повела к нашей группе.

Раиса Ивановна сразу рассказала начальнику комбината, что сказал заключенный.

Он тут же распорядился: «Всем немедленно сесть в машину».

 

По дороге он объяснил Раисе Ивановне: «Вероятно, на ее жизнь играли в карцере в карты, Наташе грозит опасность. Ей больше нельзя появляться на комбинате». С тех пор я работала только в гостинице. А поскольку была дочерью репрессированного и не имела допуска, спроектировала только Газоспасательную станцию для комбината.

По зрелом размышлении мы все пришли к выводу: за месяц работы на комбинате меня запомнили по моей шапке-ушанке, поэтому и играли на мою жизнь. Сразу по приезде в Ангарск написала сестре отца, что хочу повидать его. И очень быстро получила ответ от нее: «Не губи мою семью». У тети было двое сыновей моложе меня. Кроме того, Раиса Ивановна, посмотрев карту, где я показала Тасеево, сказала мне: «Это Вам не по силам и не по деньгам». Ехать надо было далеко на Север.

Отец узнал от мамы о моем намерении посетить его, и когда я не приехала, написал: «Будь здесь младшенький, он бы доехал до меня». Младший брат в это время служил в армии.

Так что жизнь убедила меня: «Не так страшен черт, как его малюют». Уголовники дважды спасли мне жизнь, а это не забывается.