ЧАСТЬ IV

«ОНИ ГРОЗИЛИ СТРАШНЫМИ КАЗНЯМИ ВСЯКОМУ, КТО ПОСМЕЕТ ОТКРЫТЬ ЛЮДЯМ ПРАВДУ»^*

 

Органы правопорядка убеждали и продолжают убеждать жену Л. Плюща в том, с чем она не может согласиться, пока чувствует себя человеком. Убеждают в том, что её муж подвержен «тяжелому душевному заболеванию», что он представляет «особую социальную опасность».

Своё отношение к этому обвинению она не однажды выражала во множестве писем, заявлений, обращений, просьб во всевозможные инстанции КГБ, Суда, Прокуратуры, от местных до общесоюзных. Как ни тяжело ей было, она заставила себя написать письмо и академику А. В. Снежневскому:

«Леонид Иванович Плющ обладает высоким достоинством никогда, никому не передоверять свой разум. Во всех своих мыслях, словах и поступках он руководствуется исключительно нравственными побуждениями и собственной совестью, а не номенклатурными соображениями...

Зачем, во имя чего Вам понадобилось сломить, смять, духовно уничтожить моего мужа?! Какими высокими идеалами Вы руководствовались при этом? Ведь не взыскиваемыми с Плюща 73 рублями судебных издержек, в которые входит и стоимость Вашей экспертизы?^** Где Вы приобрели такую покладистую совесть, где изыскали моральное право обречь здорового человека на полную изоляцию среди душевнобольных и на

 

беззащитность перед любым произволом, не поддающимся никакому контролю извне?

Ведь это хуже тюрьмы, хуже каторги, хуже убийства. Как посмели Вы это сделать. Вы — давший клятву Гиппократа? Вас не терзают сомнения? Вы не боялись захлебнуться горем и слезами детей Плюща?»^*

Ответа на это письмо не последовало. Получено лишь почтовое уведомление о его вручении.

Потрясенная, жена Леонида Ивановича вновь обращается к врачебной совести, теперь уже к совести Президента Академии медицинских наук Тимакова:

«Извините, что беспокою Вас. Помогите мне! Не может быть, чтобы всё это случилось, — ведь мы среди людей живем. Помогите!» (Ом. приложение № 2).

Однако Президент АМН не только ничем не помог, но так же, как и акад. А. В. Снежневский, на это письмо не ответил.

Но, может быть, органы правопорядка вели себя по-иному?

В своем заявлении в Верховный суд УССР (см. приложение № 4) Т. И. Житникова, в частности, пишет:

«Подобное ведение следствия, судебного разбирательства напоминает скорее расправу, чем акт правосудия.

Обращаюсь в Верховный Суд Украинской ООР с просьбой, чтобы допущенные нарушения законности в деле моего мужа Плюща Леонида Ивановича были исправлены при кассационном рассмотрении».

Заявление на имя Председателя Верховного Суда УССР (см. приложение № 5) пишут и друзья Л. И. Плюща:

«Мы не знаем, на основании чего делает свои выводы психиатрическая экспертиза, но как люди, близко знавшие Л. И. Плюща и его семью в течение многих лет, мы оо всей ответственностью утверждаем, что Л. И. Плющ совершенно нормальный человек и требуем проведения новой открытой экспертизы с включением в состав экспертной комиссии двух врачей-психиатров, представленных родственниками.

 

Мы понимаем, что при любом судебном разбирательстве возможна судебная ошибка. Однако никакое наказание, даже несправедливое, так не потрясло бы всех, кто знал Л. И. Плюща, как решение суда о помещении его на неопределенный срок в спецпсихбольницу для принудительного лечения.

В данном случае речь идет не об обычной судебной ошибке, а об ошибке неизмеримо более страшной.

Речь идет о насильственном помещении здорового человека в учреждение для душевнобольных, о введении а его организм сильнодействующих препаратов, предназначенных для лечения тяжело больных людей, и о возможном ментициде, т. е. убийстве человеческой личности.

Трудно представить себе человека, чья совесть могла бы спокойно вынести тяжесть подобной ошибки».

С просьбой о пересмотре дела брата обращается в Прокуратуру УССР А. И. Плющ — сестра Л. И. Плюща:

«Ни мама, ни я никаких странностей в поведении брата не замечали. У него всегда было много друзей, которые любили брата за общительный характер, его терпимость к людям и их ошибкам.

В школе он был одним из первых по успеваемости, охотно помогал товарищам по математике, участвовал в математических олимпиадах, в устройстве школьных вечеров. Это я пишу со слов матери и школьных товарищей брата. Школу он закончил с серебряной медалью.

Дни, проведенные с братом, считаю лучшими днями своей жизни. Он умел не только интересно рассказывать о науке, литературе, но и внимательно выслушать собеседника, если нужно — помочь. За это и любят его и близкие и друзья».

Всё безрезультатно. А впрочем... Но сначала ещё об одном обращении жены Л. Плюща^*:

«Николай Викторович!

Леонид Ильич!

Алексей Николаевич!

Я прилагала все усилия к тому, чтобы дело Плюща Л. И. не выпадало из под контроля ЗАКОНА: письменно и устно обращалась с заявлениями, просьбами, про-

 

тестами во всевозможные инстанции вплоть до Прокуратуры СССР и Верховного Совета СССР. Но это ни к чему не привело. Я была лишена возможности предотвратить обвинительный уклон следствия. Мне не дали возможности иметь своим .представителем на медицинских экспертизах кого-либо из известных мне врачей-психиатров. Мне не сообщили о выводах экспертизы и тем самым не дали возможности пригласить адвоката 'в период следствия, на что Плющ имеет право. Я была лишена возможности присутствовать на судебном процессе над моим мужем. Мне до сих пор не дали постановления суда или хотя бы выписку из него. Меня дважды запугивали репрессиями в отделении милиции (на моё возмущение мне цинично заявили: «Можете жаловаться, всё равно Ваша жалоба к нам придет»), Я ни разу не получила свидания с мужем (со дня его ареста прошло уже свыше 16 месяцев). Мне запретили даже переписываться с мужем...

Но ведь жизнь нашего общества сейчас основана на принципах более гуманных и демократических, чем до XX съезда КПСС. И я не верю в то, что всё случившееся с нашей семьей — государственная необходимость, я думаю, что эта несправедливость исходит от отдельных личностей, имеющих ложное представление о чести мундира.

Помогите нам, иначе совершится верх бездушия, предел бесчеловечности — заключение здорового человека в лечебницу специального типа. Угроза этого адского ужаса нависла над мужем, надо мной и нашими детьми в середине второй половины XX века, в нашей стране.

Безнадежность охватывает не тогда, когда нет никакой помощи, а тогда, когда уже и не хочется никакой помощи. Но не может быть, чтобы не осталось в мире ничего святого».

Что именно «безрезультатно», думаю ясно: Леонид Плющ находится в Днепропетровской психиатрической тюрьме.

А что же «впрочем»?

Наиболее красноречивый и исчерпывающий ответ на этот вопрос, по-моему, содержат следующие выдержки из следующего документа, а также всё то, что за появлением этого документа последовало.

Итак, выдержки из документа (полный текст см. приложение № 8):

 

ПРОТОКОЛ ОБЫСКА

г. Киев

28 августа 73 года

Следователь прокуратуры Дарницкого р-на г. Киева Сидоренко

произвел обыск на квартире № 36 дома 33 по улице Энтузиастов в квартире у тр-ки Житниковой Т. И. с целью отыскания и изъятия произведений клеветнического характера.

При обыске обнаружено и изъято:

Копия письма, напечатанного на пишущей машинке, начинающегося словами «Андрей Владимирович» и заканчивающегося словами «... если же случится, что моё письмо не попадет к Вам, я постараюсь довести его текст до Вашего сведения любым другим способом» (на 3-х листах).

Копия письма, отпечатанного на пишущей машинке, начинающегося словами: «Уважаемый товарищ Тимаков!», заканчивающегося словами «...с уважением 26.П.73» (на 1 листе).

Заявление гр-ки Житниковой Т. И. в Верховный Суд УССР (копия), отпечатанное на пишущей машинке на 4-х листах от Д4 февраля 1973.

Письмо, отпечатанное на пишущей машинке, на 4-х листах, начинающееся словами «Николай Викторович! Леонид Ильич! Алексей Николаевич!», заканчивающееся словами: «Не получив никакого ответа и даже почтового уведомления о вручении моего письма адресатам, посылаю этот текст вторично» дата 7 июля 1973. У Житниковой осталось 5 копий письма с аналогичным содержанием.

Заявление на имя Председателя Верховного Суда УССР от С. Е. Борщевского, А. А. Верхмана, В. Е. Ювченко, А. Д. Фельдмана, отпечатанное на машинке (копия) на 2 листах, датированное мартом 1ЭТЗ.

Уведомление о вручении почтового отправления президенту Академии медицинских наук Тимакову на 1 листе.

Уведомление о вручении почтового отправления гр. Онежневскому А. В. .

Вышеперечисленное изъято в папке в ящике (письменного стола, находящегося в 1-й комнате квартиры Житниковой и в ящике этого же стола, находящегося в этой же комнате.

 

Значит, кому-то понадобилось запугать жену Л. Плюща и заставить её отказаться от мысли, что её муж здоров, так как попытки защитить его оборачиваются против неё обвинением «в клевете».

Ну как тут не обратиться к сказке: А чтобы простой народ жалобами на свое горькое житье царя не беспокоил да со своими делами и нуждами к нему не лез, есть у царя стража всякая, неисчислимая, и содержат её тоже на наши денежки».

18 октября 73 г. Т. И. Житникова с места работы была доставлена следователем Городской прокуратуры Кондратенко в Дарницкое районное отделение прокуратуры г. Киева для «беседы».

«Беседа» — а следователь Кондратенко объяснил жене Л. Плюща, что такая форма юридически существует и ведется без протокольных записей, — содержала как бы 3 аспекта:

Аспект первый. Отказ от дачи показаний по делу В. А. Некипелова^*. Следователя Кондратенко интересует, не передумала ли Т. И. Житникова отказываться давать показания по делу арестованного во Владимире В. А. Некипелова? Дело в том, что по закону Владимирская прокуратура за отказ от дачи показаний имеет право привлечь её к уголовной ответственности. Т. И. Житникова ответила, что позиция её прежняя — она не будет давать показаний по делу В. А. Некипелова — и что официально она это уже оформила при допросе по данному делу.

— Мотивы отказа?

— Устала от всякого общения с органами правосудия, больше не хочу никаких контактов.

Аспект второй. Связи с сионизмом.

— Что Вас связывает с сионизмом?

 

В ожидании объяснения Т. И. Житникова молчит. Следователь Кондратенко вынимает из конверта фотокопию заявления друзей Л. Плюща в Верховный Суд УССР.

— Вот здесь стоит подпись А. Фельдмана. Что Вам известно о его сионистской деятельности? Ведь он мерзавец (я это могу сказать и ему самому), не только сам собирается уезжать, а и бегает — других подбивает.

Т. Житникова отказывается беседовать об А. Фельдмане.

— Мотивировка?

— Он не мерзавец.

Следователь читает фотокопию какого-то письма из Израиля, в котором говорится, как плохо там живется евреям, приехавшим из СССР.^*

Аспект третий. Судьба мужа зависит от поведения жены.

Следователь Кондратенко вынимает фотокопии заявлений Т. И. Житниковой, изъятых у неё на обыске (см. выше), и одновременно ведет неторопливую беседу о том, что он-де понимает её положение, её желание облегчить участь мужа, защитить его, что он сам, возможно, тоже стремился бы к этому. Однако он должен её предупредить, что она выбрала не те формы защиты, что за такую защиту её могут уволить, так как Т. И. Житникова находится «на идеологической работе».^**

— Если бы Вы не вели себя так, — добавил он, — судьба Вашего мужа была бы другой.

Так вот оно что! Оказывается, для того, чтобы поместить Л. Плюща в психиатрическую тюрьму, советские следственные органы, Суд, врачи руководствовались вовсе не законом, не «социальной опасностью» и не «со-

 

стоянием психического здоровья» Л. Плюща, а поведением Т. И. Житниковой!

Что же, это так же логично, как признать её письма, заявления, обращения в высшие государственные инстанции с просьбой о пересмотре «дела мужа» с соблюдением существующих советских законов, — «клеветническими».

Это так же логично, как угрожать женщине, имеющей на иждивении двух детей и мужа, насильственно помещенного в психиатрическую тюрьму, лишением последнего куска хлеба за хлопоты вернуть детям отца.

Входит следователь районной прокуратуры Сидоренко. Всё начинается сначала.

— По-прежнему Вы отказываетесь давать показания? И т.д., и т.п.

Затем звучит уже совсем непонятный вопрос:

— Сможете ли Вы, т. Житникова, куда-нибудь определить детей на время Вашего отсутствия?

— Зачем? На какое время? Я никуда уезжать не собираюсь.

— Видите ли, я ничего не знаю. В данном случае я выполняю поручение Московской прокуратуры, которая попросила меня выяснить только то, о чём я Вас уже спросил.

— У меня есть родители.

И снова переписка.

Т. Житникова пишет жалобу в Прокуратуру УССР по поводу незаконного изъятия у неё её заявлений и обращений, протестует против того, что в Протоколе обыска они названы клеветническими.

В ответ она получает следующую бумагу:

 

Прокуратура СССР

Прокуратура Украинской Советской

Социалистической Республики

г. Киев-1, Крещатик 2

4 октября 1973 року

№ 13-6202-712

 

Гр-ке ЖИТНИКОВОЙ Татьяне Ильиничне 252147

Киев-147, ул. Энтузиастов № 33, кв. 36

На Ваше заявление сообщаю, что Плющ Л. И. помещен на излечение в психиатрическую больницу на законных основаниях.

Что касается просьбы о возвращении Ваших заявлений, то по этому вопросу следует обратиться к следователю, изъявшему указанные документы.

Начальник отдела

по надзору за следствием старший советник юстиции в органах Госбезопасности Макаренко

Обращается она и к начальнику Днепропетровской специальной психиатрической больницы со следующей просьбой:

Начальнику учреждения ЯЭ 308/РБ тов. Прусу Ф. К.

От Житниковой Татьяны Ильиничны

22 октября с. г. при посещении своего мужа Плюща Л. И., который находится в Вашем учреждении, я застала его в тяжелом состоянии — он не мог говорить, его сводили судороги (такие явления никогда не имели у него места).

Меня очень тревожит его состояние, а так как ему вводили галоперидол, то вполне естественно, что это можно приписать воздействию этого препарата.

Насколько я знаю, данное лекарство дается в сочетании с корректором, который должен корректировать воздействие галоперидола.

В связи с последним убедительно прошу Вас, сообщить мне, какому лечению 'подвергается мой муж, в связи с каким диагнозом? Если состояние, в котором я его наблюдала, вызвано галоперидолом, то дается ли ему корректор, если нет, то по какой причине? Если у Вас его нет, то сообщите, что именно необходимо, и я приложу асе усилия, чтобы достать соответствующее лекарство,

С уважением

Мне кажется вполне уместным привести здесь выдержку из письма А. Твердохлебова, написанного им ещё в сентябре этого года по поводу обращения Т. И. Житниковой к начальнику Управления Исправительно-

 

трудовыми учреждениями МВД УССР т. Макагонову В. Е. (см. приложение № 9):

«Скромность просьбы далеко не соответствует внутреннему состоянию автора письма и её мужа. Состояние это таково, что ей и её близким, знающим подробности этого дела, впору выйти на площадь и просто кричать «караул». Но тогда исчезнет последняя надежда, что хоть кто-то из ещё не признанных социально опасными душевнобольными сможет хоть чем-то помочь сидящему в спецпсихбольнице узнику совести». — Из письма А. Твердохлебова д-ру Бернарду Диксону (опубликованного в журнале «Нью Сайнтист», Лондон, Англия, 11 октября 73 г.).

Я неоднократно имела возможность лично убедиться в справедливости предположения А. Твердохлебова «тогда исчезнет последняя надежда ...»

Приведу лишь один пример.

В начале августа 73 г. я вместе с женой Л. Плюща обратилась к судье Дышелю (он вел процессы Л. Плюща, И. Светличного, И. Дзюбы, Е. Сверстюка и др.) с вопросом, где содержится Л. Плющ? Всё ещё в следственном изоляторе или переведен в специальную психиатрическую больницу? В какую? Судья Дышель ответил, что Определение вступило в силу и что поэтому судьба Л. Плюща его больше не интересует.

— Если бы я даже знал, где он, — обратился он к жене, — я бы всё равно Вам этого не сказал, т. к. Вы в Вашем заявлении в Верховный Суд оклеветали меня.

Я попросила его объяснить, в чел он усмотрел клевету, уж не в том ли, что процесс, в нарушение всех законов, был закрытым?

Вместо ответа судья Дышель закричал:

— А вы, вы вообще молчите! Вы настоящий контрреволюционер (sic!) и скоро будете вот где! — Он с ненавистью посмотрел на меня и особым образом сложил кисти рук, обозначив ими и решетку и замок одновременно.

— Или даже дальше!

 

* * *

Жена Л. Плюща, Т. И. Житникова, доведена до полного отчаяния физическим и моральным состоянием своего мужа. Именно поэтому, несмотря на обыски и угрозы, она продолжает обивать пороги советских учреждений, писать туда письма и заявления.

Вот её последняя письменная просьба, известная мне:

Комитет Госбезопасности

при Совете Министров СССР

Житниковой Татьяны Ильничны,

проживающей по адресу: Киев-147,

ул. Энтузиастов, 33, кв. 36

 

ЗАЯВЛЕНИЕ

Прошу разрешить моему мужу Плющу Леониду Ивановичу, находящемуся в Днепропетровской спецпсихбольнице ЯЭ 308, выехать за рубеж (совместно с семьей — женой и двумя детьми).

9. XI. 73 г.

Житникова

 

Я, со своей стороны, обращаюсь с просьбой к зарубежным ученым, писателям, людям искусства, а больше всего к врачам — помочь жене Л. Плюща добиться разрешения на выезд её мужа и всей этой многострадальной семьи.

Извините за навязчивость. Нет больше сил.

С уважением

Татьяна Ходорович