ГЛАВА III

В ПОИСКАХ ЖЕНИ

 

Министру МГБ,

Тов. Абакумову

От Гаркуши Елены Владимировны,

Проживающей по Пушкинской ул., д. 17, кв. 56.

ЗАЯВЛЕНИЕ.

Дочь моя, Е.А. Гаркуша-Ширшова, жени министра Морского флота П.П. Ширшова, была арестована органами МГБ 28 июля 1946 года. Вот уже прошло 9 месяцев с тех пор, но мы, ее близкие, отец, мать, сестра, до сих пор не знаем о ее участи. Непосредственно я обращалась в различные судебные органы, но все тщетно. Я недавно обратилась в Верховный совет, но там мне сказали, что ответ мне должны дать органы, которые производили арест, т. е. органы МГБ.

Я не знаю, в чем виновата моя дочь, но такое положение глубоко несправедливо. Каждый человек имеет право на защиту и помощь своих близких.

Прошу Вас, товарищ Абакумов принять меня, если это возможно, а если нет, то прошу ответить на следующие вопросы

1. В чем обвиняется моя дочь?

2. Было ли следствие и решение по ее делу?

3. Где она находится и какое решение вынесено?

Еще прошу Вас, дайте мне возможность увидеть ее, может быть на самое короткое время или дать возможность писать ей письма.

23.04.47 г.

Е.В. Гаркуша.

 

Записка моей бабушки визирована Абакумовым. Расписана Леонову. Внизу подпись — Лихачев. Есть виза секретариата МГБ СССР. Наверное, нет смысла объяснять, что она осталась без ответа! Стиль данных органов во все времена!

 

Следующий документ:

Зам. начальника Внутренней тюрьмы,

майору, Тов. Финогенову.

От зам. ДПН Внутренней тюрьмы,

лейтенанта Михайлова В.Г.

РАПОРТ

Доношу Вам, что 7.09.47. при осмотре продуктовой посылки для заключенной номер 13, мною, как дежурным по тюрьме, было обнаружено на одной шеколадной плитке надпись, а на двух шеколадных плитках обнаружил старший по корпусу старшина т. Захарекин — который проводил просмотр всей передачи, на шеколадных плитках обнаружены надписи следующие.

1-ой плитке «Любимому Зайке от верного Пумки» (ПэПэ ее помнит и любит).

2-ой плитке «От Светки-студентки» (Ее сестра поступила в МГУ).

3-й плитке «Маме от нашей Маси» (Со мной все в порядке).

О чем и доношу Вам. 09.09.47. В. Михайлов

(Орфографию сохраняю его!)

Сопроводиловка — Лихачеву.

Зам. нач. Внутренней тюрьмы МГБ СССР,

майор Финогенов. подпись

Секретарь тюрьмы, лейтенант Ермаков. подпись

 

Она подписывала все бумаги, которые ей приносили, которые сочиняли на допросах: и про английскую шпионку, и про то, что сидела в Москве и дожидалась прихода немцев, и что скомпрометировала народного героя, и что спекулировала всем подряд. Статьи шли в следующем порядке: 58-1 «а» (шпионаж — расстрел), 58-10, ч. 10 (измена Родине) и 107 УК (чисто бытовая статья, связанная в том числе и со спекуляцией). Ей же говорилось, что ПэПэ ее забыл, потому что она позор для него, что ей надо развестись, чтобы дальше не компрометировать его. И она, веселая и жизнелюбивая, тихо впадала в депрессию.

«Ширшова, Ширшова. Откуда я знаю это имя?» — спрашивал знаменитый доктор Лунц — директор Института имени Сербского — «врач-палач», как называли его заключенные московских тюрем. Спрашивал, когда ему представили мою мачеху. Они столкнулись в гостях у тещи Лунца, которая была косметичкой моей мачехи. Были это, по-моему годы семидесятые.

 

Мачеха была «не в курсе». «Ах, да! Меня вызывали на Лубянку освидетельствовать состояние какой-то Ширшовой. Она голодовку объявила. Это было году в 46 — 47. Это не Ваша родственница? »

А отцу периодически звонили, чтобы показать, что подписала Женя, и сообщить в каких вещах она нуждается. ПэПэ сам садился за руль машины. Привозил вещи, туда, куда было сказано. Передавал все из машины в машину. И начинал преследовать, заметив номер, отъезжающую машину. От него веером разъезжались машины с одинаковыми номерами.

Это все еще звучит в конце декабря 1946 года, то есть когда через полгода после формального ареста, она стала официальным арестантом. Полгода она не имела даже собственного имени — арестант номер 13. Что это значило — объясню позже. Все протоколы допросов незамедлительно, как я писала выше, показывались отцу. Но где она — он не знал, даже не предполагал,

 

что в нескольких шагах от его Министерства, в страшном доме под сенью памятника Дзержинскому. Тюрьма расположена там до сих пор где-то на этаже восьмом. А я то думала, что она — под землей, и всегда нервно ежилась, проезжая в метро станцию, которая теперь называется «Лубянка».

 

Из тюрьмы ей удалось передать лишь два письма. Оба без дат.

 

Письма написаны каким-то полубезумным подчерком, с вымаранными местами. Не знаю, имею ли я право их публиковать, но посмотрите, до чего может довести молодого жизнерадостного человека, для которого слово «депрессия» просто не знакомо, пребывание в течение 16 месяцев в Лубянской тюрьме! Выводы напрашиваются сами.

16 месяцев. Женя увезена с дачи 28 июля 1946 года. Ордер на арест выписан 18 декабря 1946 года. Этап на Магадан начат 4 декабря 1947 года. Следовательно, письма написаны за месяц до этапа, когда все было решено и определено. Следственный срок ей продлевали десять раз, от 12 февраля 1947 года до 3 ноября 1947 года. Письмо бабушки Елены Владимировны датировано апрелем 47 года. Из него следует, что еще в это время ни она, следовательно, ни отец не знали, где Женя. Однако вскоре по моим сведениям отец нашел кого-то в КГБ, кто начал ему помогать. Этот вывод я делаю, потому что между апрелем и декабрем ПэПэ отчаянно борется за жизнь Жени, происходит своеобразный «пересмотр» дела: «шпионаж», «измена Родине» исчезают. Следовательно, отпадает угроза расстрела и остается высылка в Магадан, что в ситуации моей матери можно воспринимать, как высшую милость. Подробный разбор сохранившихся бумаг из архива КГБ я сделаю после небольшой биографии моей мамы.

 

Первое письмо.

Жизнь моя!

Если есть в жизни что-то реальное и если это письмо от тебя, то ты вернул мне жизнь. Сегодня самый большой день — жизнь нашлась. Возможно ли это не сон.

Но если это все же реальность, то ты оказался тем, кого я люблю больше жизни. Таким большим человеком и в любви, что я заслужу ее или умру. Буду терпеть все невзгоды, все трудности, это меня не страшит. Теперь у меня есть цель жизни: ты и Маринка со мной!

Ты извини меня за бессвязность. Происходит это от того, что человека вынули из жизни и сказали живи. А я себя похоронила. Но никогда не думала, что труднее всего при смерти расставаться с близкими, а не с собственным исчезновением. Ну что я могу сказать после 16 месяцев тюрьмы? Полный сумбур. Я только знаю, что большей любви, чем у меня не существует. А если она обоюдна, то может произвести на земле только лучшее. Я думаю мы (какое сладостное право) это докажем и работой, и жизнью, даже ценой смерти.

И ты меня порадовал работой Морфлота. И ты докажешь, что можно любить и работать, и приносить, поэтому золотые плоды. Меня тоже от мрака спасете: ты и все, а работа дает право заслужить твоей великой преданности.

У меня есть твой портрет, правда, очень затемненный, из книжки «На Полюс». Я с ним всегда ложусь спать. Ну, дорогой, бесценный, желанный, я так тебя люблю, что верю, когда люди говорят, что нет слов объяснить любовь. Такая любовь, а потом смерть. Перечти «Девушку и смерть» Горького. Я в тюрьме очень много читала и нашла, что Джек Лондон и ты — одно духовное лицо. От чего это? От твоей впечатлительности? Для меня лицо Лондона стало

 

твоей натурой номер два. Такое сходство, как будто ты — его двойник.

В минуты подобных мыслей у меня оттаивает душа. Я не знаю вещи, которая могла бы принести больше любви и радости, чем эти вести: от тебя и Светы. Раньше еще были надежды, но после приговора я умерла. Но после того, что ты остался со мной, я готова хоть в пекло лезть. Важно ведь сильным духом быть.

Марина, радость моя, Мася любимая. Смотрю на фотографию, такая прелесть, как приятно, что она умненькая и есть слух. Если меня не станет (пишу так, потому что от судьбы всего можно ждать), отдай ей все, всю любовь, всю ласку. Это ведь наша любовь. Пусть Света будет с тобой. Она выросла настоящим человеком. Я всю жизнь пробивала для нее стены лбом и все первая пробовала. И она будет без недостатков. Если меня не будет, будь с ней ради моей памяти и Марины. За нее тебя никто не упрекнет. Она чиста внутренне и формально...

 

Второе письмо.

Единственный мой! Если это правда, то ты вернул мне душу. Я не верю. Ты же знаешь, меня легко уговорить на многое в таком состоянии, как я была эти месяцы. Я всегда была «Неверящий Фома», но если все это правда — я жива. (Извини за такое письмо. Мысли путаются. Я это когда-нибудь объясню. Все смешивается). Но слушай, если есть хоть тень сомнения в том, что ты разлюбишь меня, или твоя работа пострадает, брось меня, не жалей, лучше пусть умирает один, чем двое. Я верю в правду, она будет. Ты извини меня за эту фразу (боюсь, что письмо будет сокращено и примет другой смысл.)

Ты извини за все, но меня так научили сомневаться во всем, что я сама себе не верю.

 

Во мне произошла линька. Бог свидетель, какие это муки. Я стала другим человеком. Много произошло переоценок, и я пришла к выводу, что Любовь — главное, где бы она ни была, и к чему бы она не была.

В таком положении как я — не врут. Душа моя такая, как ты знаешь ее. Ну а внешняя форма — «подгуляла». Она всему и причина. Мы оба «страдаем» этим недостатком.

Не суди за мысли о смерти. Когда у человека забирают все: Родину, мужа, дочь, сестру, родных, то она одна (смерть) может дать утешение. Если нет Родины и вас, то все кончено. Знаешь, как я отношусь к Родине! ... Моя жизнь в твоих руках. Я для тебя буду кем захочешь. Теперь не печалься, что я слаба. Меня будет держать дух!

Запомни, трудности материального порядка меня не страшат, было и так в моей жизни, я перенесу. Главное — душа. Чем я могу отплатить всем вам. У меня есть только сердце и оно ваше, вы с ним делайте все, что захотите.

Я твоя, и только смерть вырвет меня от тебя. Запомни, это тебя ни к чему не обязывает. Но я смогу остаться другом, сестрой, кем захочешь. Только ты! Но если понадобится, то я и умру за тебя. Так что делай что хочешь. Все в твоей власти.

P.S. Передай своим родителям, что я их тоже очень ценю и могу сказать полюбила со всеми их недостатками. Это не слова, это выболело за эти месяцы, за самую маленькую неприятность, какую я (могла) им причинить выболела душой.

Береги Маринку — маленькое создание нашей любви. Что бы ни случилось, запомни: ты ей мать и отец. Будь ласков, учи ее всему хорошему: музыке, языкам, сделай из нее тонкую девочку, достойную наших сердец. Сам руководи ее воспитанием! Света пусть будет с тобой. Я о ней очень много думала. Все может в жизни быть. Хорошо бы, чтобы и Ролик был с вами. Хороший мальчик. Маринка будет не одна.

 

По мне можно анатомию изучать. Сердце изнемогает от боли, но я постараюсь выдержать.

Вещи — сам знаешь какие, только те, которые ты мне присылал. Отдала соседкам по камере. Так нужно было...