Отец.

«Еще жив человек, расстрелявший отца моего летом, в Киеве, в тридцать восьмом. Вероятно, на пенсию вышел, живет на покое и дело привычное бросил. Ну, а если он умер, наверное жив человек, что пытал на допросах отца. Этот, верно, на очень хорошую пенсию вышел.

Может быть еще жив конвоир,

Что отца выводил на расстрел.

Если б я захотел, я на родину мог бы вернуться.

Я слышал, что все эти люди простили меня».

Иван Елагин (из стихотворения «Амнистия»)

Мой отец Липшиц Павел Абрамович, средний сын Авраама и Рахели Липшицев родился в 1902 или 1903 году в Друскениках. Возможно его назвали еврейским именем Пинхас (Пиня). Об этом свидетельствуют его слова в письме из Берлина от 28.01.23 г. «в отличии от Пини Липшица, с которым буду жить, пиши Paul Lipschitz». В письмах он подписывался «Павлуша», и дома его звали Павлушей.

В годы Первой мировой войны (1914-18 гг.) он жил дома, в Друскениках, а в 1920 году окончил гимназию в г. Гродно. Гродно — это белорусский город на границе с Литвой. В 1920 году Гродно был занят Красной Армией и отец решил уехать из Белоруссии в Советскую Россию. В 1922 году он получил разрешение на въезд в РСФСР. К этому времени отец жил в Ковно, он хоть и родился в Литве, получил вид на жительство как иностранец (белорусс). Литовцы стали наводить порядок в своей стране, ставшей независимой и выселили 50% иностранцев. В их число попал и мой отец. Отец решил уехать из Литвы в Германию, чтобы там учиться. В январе 1923 года он уже писал Жаку письмо из Берлина.

Осенью 1923 года в Берлине, отец поступил в Высший технический институт (Шарлотенбург), который окончил в декабре 1930 года по специальности инженер-электрик. В годы учебы отец был членом «Союза российских студентов», куда входили коммунисты, сочувствующие и сменовеховцы. Отец подрабатывал техническими переводами с русского на немецкий и с немецкого на русский. Переводы брал в советском торгпредстве, где и познакомился с моей мамой — Гальпер Марией Максимовной.

В 1926 году и отец и мама получили советские паспорта и оформили свою женитьбу в советском посольстве. В том же году отец вступил в Германскую коммунистическую партию (ГКП).

В 1930 году младший брат Рувим по поручению старшего брата Якова (Жака) Липшица приезжал в Берлин и уговаривал отца и маму переехать в Париж. Может быть если бы они согласились тогда уехать в Париж, остался бы отец жив. Мне кажется, что отец не был пламенным коммунистом и энтузиастом, как мама. Думаю, что в ГКП в 1926 году, когда они поженились, он всту-

 

пил из-за мамы. Думаю, что из-за мамы он не поехал к брату во Францию, а поехал в Россию, где он тоже был весьма пассивным коммунистом.

В 1931 году вместе со мной они уехали из Германии в Москву. Отец к тому времени получил диплом инженера. В Москве он стал работать инженером на заводе «Динамо».

Как-то я была с двоюродной сестрой Тамарой у ее подруги, жившей на Ленинском проспекте. Подруга сказала, что ее соседка в молодости работала на заводе «Динамо». Соседка помнила моего отца, как серьезного специалиста. Он дружил с немецкими инженерами, которых много было на заводе, и дала фотографию группы работников завода на воскресном отдыхе.

На заводе к отцу относились очень хорошо. Это видно из показаний в НКВД В. Ф. Останина — мастера завода «Динамо» от 4 июля 1934 года: «Мы вместе с Липшицем были на сессии ВЦИК. Вопрос — охарактеризуйте Липшица с политической стороны. Ответ — ничего плохого о нем сказать не могу, кроме того, что Липшиц как-то умел и заметно старался создавать себе производственный и общественный авторитет. Старался всюду быть заметным и проявлять себя. Считался на заводе хорошим работником.»

Отец любил книги, искусство. У меня осталась лишь небольшая книжка «Россия и Инония», принадлежавшая отцу с его экслибрисом. Эту книжку дал мне Рувим.

В 1931 году мои родители разошлись, а в 1934 г. отец вновь женился на Магдалине Иосифовне Райх — дочери члена венгерского революционного правительства 1918 года, который был политэмигрантом и жил в Москве.

В 1934 году у них родился мой брат по отцу, Жорж. Жили они в Москве по адресу: улица Восточная дом 4 квартира 40 в коммунальной квартире. Хорошо помню, как я, пяти-шести лет, как-то гостила у отца в Салтыковке на даче. Дача была в сосновом лесу (мать Магды купила второй этаж этого дома, продав пишущую машинку с иностранным шрифтом). Я сидела на полу и играла с детским патефончиком, разрисованным поросятами. Патефончик играл песенку из «Трех поросят». На диване сидела красивая женщина, вторая жена отца — Магда с грудным ребенком — Жоржем на руках.

В последующие 30 лет я ничего не слыхала и не знала о Жорже, но это воспоминание жило во мне.

Перед войной в 1939 году я лечилась от туберкулеза в Казахстанском санатории «Боровое» на берегу озера «Щучье». В годы войны в этот же санаторий поместили детей иностранцев, среди них был Жорж. И хоть Кокчетав был недалеко от Борового, мы с Жоржем тогда не встретились.

После ареста отца, двухлетнего Жоржа взяла к себе тетя Дина. Однако отец и мать Магды забрали и усыновили своего внука, дали ему свою фамилию — Хай (что по-древнееврейски значит живой). Рувим очень сокрушался, что единственный внук его отца Авраама не носит его фамилию. Жорж рос в семье бабушки и дедушки, считая их своими родителями,и о том, кто его отец, он узнал лишь будучи взрослым. После войны Советское правительство формировало венгерское правительство для «братской» страны. Предложили пост и дедушке Жоржа. Он поставил условием возвращение дочери из Карагандинского

 

лагеря, где она, как и моя мама, отбывала наказание как член семьи изменника родины (ЧСИР).

В 1945 году еще не выпускали из лагерей тех, у кого кончился срок. Они оставались в лагере в качестве вольнонаёмных. У Магды её пятилетний срок кончился ещё в 1943 году. Её выпустили из Карлага и она со станции Карабас, через Казахстан, Урал и Россию долго добиралась до Москвы. Приехала она за день до отъезда своей семьи, которую она не видела 9 лет, в Венгрию. Успела повидать и своих родителей и своих детей. В Москву она приехала с лагерной справкой, обладателям которой не разрешалось жить в Москве и других крупных городах. Магде нужно было получить паспорт гражданки СССР, отменить советское гражданство, в связи с переходом в гражданство Венгрии и получить выездную визу. В порядке исключения, ей разрешили жить в Москве, пока она не оформит все необходимые документы. Потребовался год для оформления всех документов и только через год она попала в Венгрию к своей семье.

Жорж учился там в школе, закончил институт, стал инженером по мед. оборудованию, работал, в 1964-1965 годах приезжал в Москву и мы с ним познакомились у тети Дины.

В семидесятые годы Жорж со своей второй женой Жужей и дочкой Лилей приехал в Москву в качестве Венгерского представителя. Мы познакомились ближе, бывали с детьми у них гостях, Лиля как-то месяц гостила у нас в Тишково и за месяц, играя с ребятишками, научилась говорить по-русски.

Один раз мы с детьми и Лилей жили в доме отдыха на озере Селигер. Лиля, ровесница Лены, была славная и красивая девочка. Жорж не любил Москву, плохо переносил советские порядки и в 1978 году они уехали к себе в Венгрию, там у них родился сын Давид. Когда подошло время Давиду учиться, они уехали на пять лет работать в Стамбул, где Давид учился в международной американской школе.

В 1980 году Жорж купил участок земли в полгектара на горе около озера Балатон с небольшим домиком, который он замечательно достроил.

В 1989 году от болезни крови умерла его дочка — красавица Лиля. Жорж с семьей вернулся в Венгрию. Ни он, ни Жужа долго не могли найти себе в Венгрии работу по душе. Осенью 1993 года Жорж с Жужей уехали работать в Америку, проработали там 3 года и вернулись в Венгрию. В 1992 году я почти месяц гостила у них на Балатоне в Венгрии, и за это время мы стали ближе друг другу. Я с удовольствием вспоминаю эту чудесную поездку.