Лагерная жизнь в прозе.

 

На строительстве скотобазы мама была бригадиром. Ее обязанности заключались в том, что она водила по кругу лошадь в яме со смесью глины и соломы, причем ходила босиком и инженер пошла, сняла тапочки с начальницы лагеря от заключенных, и отдала их маме.

Несмотря на отсутствие опыта, построили несколько зданий скотобазы из самана. На какое-то время большое количество женщин вдруг перевезли в Спасское, что рядом с Акмолинском.

Там можно было не работать, т.к. работы не было. Однако женщины-энтузиастки не могли сидеть без работы, потребовали от начальства работу. Им велели разбирать камни от взорванной английской концессии медеплавильного завода. И женщины эту работу выполнили. Затем из этих камней построили швейкомбинат, который и по сю пору работает уже в черте города Целинограда, бывшего Акмолинска. За это всем разрешили получать посылки.

Потом были вновь общие работы. Самой тяжелой для мамы была работа на скотобазе. Двум интеллигентным женщинам поручили телок. Их надо было кормить, убирать навоз и, самое страшное, — выгонять на водопой. Телки разбегались, интеллигентные скотницы в слезах бегали за ними по глубокому снегу Потом маме в напарницы дали деревенскую женщину Нину Павлову и дело пошло лучше. Нину Павлову все время вызывали к начальству. Она под большим секретом рассказала маме, зачем, и они вдвоем сочиняли доносы на маму для начальства.

В лагерях Карлага в течение многих лет сидели тысячи жен — в основном молодых, красивых, интеллигентных женщин. Лагерное начальство усиленно «блюло» нравственность всех этих разных по темпераменту женщин. Не все из них могли выдержать этот вынужденный обет безбрачия. Мужчины в лагере были: в охране, в мастерских, механизаторы с.х., на заводе и т.д. Встречались в туалетах и тому подобных местах. Их ловили, наказывали карцером, объявляли о наказании на поверке.

За аборты также наказывали карцером. Наказывали и тех, кто знал, но не донес. Тех, кто рожал, отправляли в отделение «мамок», а затем детей отправляли в детдом, а матерей на общие работы. Борьба лагерного начальства с природой велась постоянно и безуспешно.

Вскоре мама устроилась работать по специальности, не переводчицей, конечно, а токарем в лагерную механическую мастерскую. Правда, она из мастерской чуть было не вылетела. Бывший повар ресторана, заключенный, готовил заведующему мастерской Вишняку изысканные блюда, а из остатков продуктов — обеды для остальных заключенных — работников мастерской. Мама, как положено в любом советском учреждении, выпускала стенгазету и поместила в ней стихотворный фельетон Э. Паперной на эту тему. Кормить стали лучше, но вскоре началась война и питание резко ухудшилось. О войне заключенным не сообщали три месяца. Потом сообщили.

Работа в мастерской была очень тяжелой. Чтобы отремонтировать коленчатый вал, надо было его разметить, а потом бить тяжелой кувалдой. Очень

 

часто охранники, забирали кувалду, говорили показывай «малютка» (мама была невысокой, худенькой) и били сами. Мастерская была за 3 км. от бараков. Каждый день с работы и на работу маму водили под конвоем. Трактора и комбайны работали и по ночам. Если ночью что-нибудь ломалось, маму поднимали среди ночи, вели в мастерскую, а после устранения поломки вели обратно. Утром снова на работу.

Однажды ночью в степи она услышала еврейские народные песни. Это пел старик-ассанизатор на своей бочке.

Однажды встретилась подвода с трупами.

Токарем мама проработала до окончания срока, до осени 1945 года и еще год в качестве вольнонаемной, т.к. не отпускали.

За хорошую работу в мастерской маму неоднократно награждали. Два раза вешали ее портрет на доску почета, а так как фотографировать заключенных было нельзя, то ее рисовал художник.

Однажды мама спросила кем он был на воле: «На воле я великолепно подделывал паспорта».

Кроме того, иногда в виде премии за хорошую работу выдавали лишнюю порцию пахты.

Будучи вольнонаемной, мама получала более существенные премии. Один раз пару чулок, а один раз даже отрез ситца на платье. Отрез мама послала мне и я первый раз в жизни носила платье из нового ситца.