Институт информации и Почвенный институт.

С 1965 года я подрабатывала в редакции с/х научной литературы у Олега Брониславовича Лабецкого. Мне давали статьи из английских журналов, я их переводила, их печатали в различных с/х журналах и я получала небольшой гонорар. Примерно за год до конкурса Лабецкий предлагал мне перейти в редакцию на штатную работу. Мне очень нравилась патентная работа и, несмотря на нелады с начальницей, уходить из патентного института я не собиралась. После конкурса я пошла к Лабецкому К этому времени на базе редакции организовался институт информации по сельскому хозяйству (ВНИИТЭИСХ), а вся редакция вошла в методический отдел. Лабецкий сразу же предложил мне должность ст. научного сотрудника на 240 рублей. Я понятия не имела об информационной работе, тем более о методической, но с радостью согласилась и написала заявление, так как деваться было некуда.

После этого, я с легким сердцем уволилась из ВНИИГПЭ. Однако выяснилось, что директор ВНИИТЭИСХа Тулупников не хочет подписывать мое заявление. Я до сих пор не знаю, как удалось Лабецкому уговорить директора через две недели подписать мое заявление, но эти две недели были самыми страшными в моей жизни.

Когда я ходила без работы в 1958 году, у нас еще не было детей. А тут Юре — 9, Саше — 6, а Лене — 4 года. Зарплаты Феликса (в то время 120 рублей) хватило бы лишь на уплату за квартиру (50 рублей), на хлеб и на воду. Найти другую работу я не надеялась.

Слава богу, что все обошлось благополучно. Работу я быстро освоила. Коллектив отдела был замечательный. Все веселые, молодые, остроумные, знали по несколько языков. На работу я ходила, действительно, как на праздник. Но праздник этот продолжался всего полгода. В институт назначили нового ди-

ректора Уланова — бывшего освобожденного парторга Министерства сельского хозяйства. Новый директор понятия не имел об информационной работе. Сразу же почти сменился состав нашего отдела. Начальниками отделов, включая и наш, стали какие-то серые, малообразованные люди. Отделы наполнились ЖОРАми, ДОРАми, ЛОРами.( Жены, дочери и любовницы ответственных работников МСХ СССР и РСФСР.) Я стала тоже потихонечку, не увольняясь, искать себе новую работу и найти ее удалось мне лишь через 5 лет в 1972 году.

На работе во ВНИИТЭИСХе я составляла методики работы информационных отделов различных с.х. институтов. По стране их было более двухсот. По самой большой методике я отказалась включить в соавторы зам. директора по науке Хижняка. После этого он долго портил мне нервы, а когда я писала статью «Об информативности заглавий с.х. статей» для Международного журнала (Бюллетень с.х. информационных центров стран-членов СЭВ № 2 1972 г.) мне пришлось включить в соавторы начальника и сотрудницу отдела, но я заставила их написать небольшие разделы.

По работе мне 3-4 раза в год приходилось ездить в различные города, проверять работу информационных отделов сельхозинститутов. Я очень любила эти поездки. Ездила в Ригу, Ленинград, Кишинев и в др. города. Обычно уезжала в понедельник а возвращалась в пятницу, чтобы выходные быть с детьми. Феликс оставался с детьми, а я в командировке, управившись с делами, могла пойти на концерт, в театр, в музей. Вдвоем, да и по одному, в Москве мы никуда не могли пойти, т.к. не с кем было оставить детей. Начали ходить куда-то только когда Юре исполнилось 13 лет и мы на него оставляли младших.

Особенно мне запомнилась командировка — поездка на две недели в Крым в Никитский ботанический сад и винодельческий институт «Магарач» в Ялте. Кроме работы, я купалась, загорала, любовалась цветами Никитского ботанического сада. Особенно прекрасны были астраханские лотосы в водоеме. Эти командировки были краткими передышками в моей нелегкой жизни, но, я, повторяюсь, — никогда не чувствовала себя несчастной.

Я очень скучала по патентной работе, пыталась наладить работу по патентной информации во ВНИИТЭИСХе, организовать отдел патентной информации, который подбирал бы патентные материалы к тематическим обзорам литературы, вел бы текущую и ретроспективную картотеку издающихся рефератов патентов по с.х. тематике. По заданию министерского патентного отдела я уже подсчитала патентный фонд по сельскому хозяйству, составила докладную. Там меня уже прочили в заведующие патентным отделом. Они мне даже предложили вступить в партию, так как беспартийным в то время было нельзя занимать руководящие должности. Я уже стала думать как выкрутиться из этого дела, но все решилось совсем иначе. В один день создали отдел патентной информации, т.к. срочно потребовалась руководящая должность для любовницы зам. министра. Отдел стал перепечатывать уже издавшиеся рефераты зарубежных патентов по сельскому хозяйству и потом еще много лет занимался этой бесполезной работой.

А патентной работой я все-таки занималась. Тамара Фрегер, с которой мы вместе работали во ВНИИГПЭ, перешла на работу в отдел экспертизы Ко-

митета по делам изобретений и открытий. Там в Экспертном совете рассматривались жалобы заявителей на работу контрольного совета института. Тамара была русской, а муж ее был еврей. Она взяла меня внештатным экспертом по договору, который возобновлялся ежегодно. В договоре указывалась только фамилия, номера дипломов и паспорта. Пункта о национальности почему-то не было. Там я проработала до 1990 года.

И хотя работы там было немного, она меня всегда радовала. Кроме того, в 1972 я поступила в вечерний двухгодичный институт повышения квалификации по патентной работе (ЦИПК). До этого мы всем отделом закончили вечерний университет по научно-технической информации. В ЦИПКе на вечерних занятиях я была 2-3 раза, т.к. с детьми и работой было некогда, но письменные работы выполняла регулярно и регулярно сдавала все экзамены, а главное я закончила ту научную работу, которую начала во ВНИИГПЭ. Ее я сделала и сдана в качестве дипломной работы. Работа называлась «Ошибки экспертизы при рассмотрении заявок на с.х. способы». В ней я классифицировала все эти ошибки за последние 10 лет и выявляла особенности, которые следует учитывать при рассмотрении подобных заявок.

Сначала я решила опубликовать статью в каком-нибудь сельскохозяйственном издании. Зам.начальника патентного отдела МСХ СССР М.М. Боровский сказал, что поможет мне опубликовать и с удовольствием станет моим соавтором. Я отказалась. Пошла в журнал «Вопросы изобретательства», чтобы опубликовать эту работу. Редактор С.Н. Беркович сказал, что журнал Комитета по делам изобретений и открытий не может публиковать статью, критикующую работу подразделения этого же комитета. Я хотела уже уходить, но он задержал меня и мы вместе переделали статью так, чтобы ее можно было опубликовать.(Вопросы изобретательства 1973 № 2)

Всю эту работу, включая и учебу в ЦИПКе, куда, кстати, меня направил по моей просьбе ВНИИТЭИСХ, я могла делать лишь в рабочее время. Вечерами с детьми у меня не оставалось ни одной свободной минуты. Вообще всю жизнь пока я работала и растила детей, мне приходилось считать не только копейки, но и минуты. Даже прическу с короткими волосами не могла себе позволить, так как некогда было ходить в парикмахерскую и сидеть там в очереди. Только после 45 лет я начала делать завивку, которая очень мне шла и которую раньше я не могла себе позволить из-за нехватки времени.

Я продолжала искать более интересную работу и, наконец, нашла. Летом 1972 г. я узнала, что требуется преподаватель патентной информации в ЦИПК. Сдала туда документы и заявление. Конкурс должен был быть осенью. Мне сказали, что больше претендентов нет и возьмут меня, а осенью я узнала, что место уже занято. Преподавателем будет работать Ростислав Петрович Вчерашний. Я очень удивилась. Вчерашний был в то время директором института патентной информации ЦНИИПИ. Я не могла понять, почему он вдруг пойдет работать преподавателем. Только потом я узнала, что Вчерашний — сам еврей, допустил, что из его института несколько евреев выехали в Израиль. Ему пришлось уйти, но он пошел работать в другое место. Вскоре я узнала, что в Почвенный институт требуется информационный работник. Пошла к директору Егорову В.В., а у

него на столе лежит «Методическое руководство по организации информационной работы в с.х. научно-исследовательском институте» с моей фамилией в качестве автора. Он спросил «Ваша работа?». Я говорю «Моя». Он сразу же подписал мое заявление. Сказал, правда, что патентная работа в Почвенном институте не нужна. Наконец-то я ушла из ВНИИТЭИСХ. Почти 5 лет искала и не могла найти что-либо подходящее.

В Почвенном институте был общественный патентовед Айдинян, у него совместно с несколькими сотрудниками были авторские свидетельства. В помощницы мне дали молодую женщину, которая тяжело заболела и по этой причине вынуждена была уйти из лаборатории. Начальства у меня, кроме директора, не было, кабинета тоже. Первое время сидела в читальном зале библиотеки.

Впервые я могла организовать работу так, как я считала нужным и важным. Начала с изучения тематики, ходила по отделам, слушала отчеты. После отчетов разговаривала с людьми, если мне казалось, что они в своем отчете говорили о чем-то новом. В большинстве случаев выяснялось, что это давно известно. Крупные ученые, вроде Марии Михайловны Кононовой и ак. Родэ были резко против патентной работы. Они говорили, что всегда писали статьи и никаких патентов им не надо.

В большинстве институтов службы информации конфликтовали с библиотеками. Я четко разграничила источники информации. Мы: патентные и непубликуемые материалы, библиотека только опубликованные. С зав.библиотекой — милейшей Татьяной Львовной Каллистовой мы проработали душа в душу все 12 лет, а уйдя на пенсию жили летом в деревне на одной улице.

(Татьяна Каллистова, родом из дворянской семьи, родоначальником которой был датчанин Струве, основатель Пулковской обсерватории. Среди членов этой семьи много видных деятелей, как в России, так и за ее пределами. Дед Татьяны по матери, тоже Струве, был организатором знаменитого Тенишевского училища, деньги на постройку которого дал граф Тенишев. В Москве он был директором Межевого института. Все дети, а их у директора было много, горничная, кухарка, гувернантки и господа обедали за одним столом. Мясо ели только по воскресеньям. У каждой девочки было по три платья: нарядное, гимназическое и домашнее. Дети делали все сами. К горничной разрешалось обращаться только в крайних случаях. Все дети с самого раннего детства получали самое лучшее образование. Все старшие дети должны были какое-то время самостоятельно пожить в Европе для совершенствования в языках и других науках. Причем деньги им давали на проезд и скромное проживание.

Отец Татьяны был видный инженер, а дед по отцу - земский врач из Солигалича. Отца Татьяны в 1937 году посадили, но он, как крупный специалист, сидел в «золотой клетке», вернулся живым и умер на свободе. Татьяна окончила биофак и работала педагогом в школе. Педагогические способности ее необычайны. В школе она устраивала диспуты на уроках. Ученики в квадратных шапочках и мантиях средневековых судей дискутировали о возможностях самозарождения живого или на другую биологическую тему. Однако советской школе в те времена не нужны были учителя столь высокого класса, да и времени на подготовку таких уроков не хватало. Она перешла работать зав.библиотекой

Почвенного института и подняла ее на очень высокий уровень. В деревне к ней постоянно приходили деревенские ребятишки на бесплатные уроки. Татьяна, имея очень серьезное биологическое образование, постоянно чему-то училась сама, детально изучала всевозможные новейшие теории по биологии. Основная ее черта: стремление помочь людям — черта, унаследованная от матери. Очень многим она серьезно помогла в жизни и продолжает помогать, хотя ее жизнь очень не из легких.)

Что касается патентной работы, то мне со временем удалось преодолеть психологический барьер у сотрудников института по отношению к ней. Так я писала в характеристике на самую себя при переаттестации. Характеристику с большим удивлением подписывал парторг. Дело было так. Я добилась в патентном отделе министерства с/х, чтобы рассчитали и выдали полагающееся вознаграждение по тем авторским свидетельствам, которые уже были в институте. По каждому авторскому свидетельству уже в мае 1974 г. выдали вознаграждения от 1000 до 500 рублей — большие по тем временам деньги. Я размножила приказ и повесила его на всех этажах, на всех досках объявлений. С этого момента не я охотилась за изобретателями, а они приходили сами. Т.к. я хорошо знала экспертизу, то добивалась, путем переписки, высокого процента выдачных решений по заявкам Почвенного института.

Уже работая в Почвенном институте, я как-то встретила Дранишникова. Он кинулся ко мне с распростертыми объятиями, а я сказала, что таким людям я руки не подаю.

Так же я поступила и при случайной встрече с моей бывшей начальницей. Интересный эпизод произошел примерно в 1982 году. Я встретила И.Ф. Зайцева, работавшего тогда в Контрольном совете Комитета по делам изобретений. Он был хорошим специалистом — мы вместе начинали работу у С.А. Горчинского. Он сказал, что в Контрольном совете скопилось очень много агрономических заявок, что у них нет специалиста и не могла бы я брать их внештатно. Деньги мне были всегда нужны, патентная экспертиза мне нравилась. Я подумала, что за прошедшие 15 лет государственный антисемитизм сошел на нет, раз мне предлагают такую работу и, с удовольствием, согласилась. Заполнила все анкеты. Каково же было мое удивление, когда Зайцев, весь красный, вернулся из отдела кадров. Как он извинялся передо мной! Оказывается он не знал из-за чего я ушла из института и не знал, что евреям нет места в Государственном комитете по делам изобретений и его подразделениях.