- 240 -

г. Загорск (б. Сергиев)

Московской области

Анне Михайловне Флоренской

Пионерская ул., д. 19

 

Флоренский

Павел Александрович

Список № 1,1-е Дополн


 

1935.VI.13—14. Соловки. № 21. Дорогая Аннуля, получил письмо твое № 16 от 4. VI 12-го июня. Очень горько сознавать, что не выходит и то единственное, что я мог бы делать для вас,

 

- 241 -

письма: видимо они почти не доходят до вас, хотя ваши я получаю если и не все, то большинство. Из за неполучения вами писем как-то пропадает и энергия писать их. Получили ли мои письма мальчики? Очень рад, что ты утешаешься садом и цветами. Пусть Мик приносит из леса интересные растения. Идут ли папортники * и орхидеи? Не пойму, о каком колючем растении ты пишешь. Хорошо, что ты можешь радоваться детям, всем нашим детям. О Мике не безпокойся. Пусть побегает на воздухе и окрепнет, но скажи ему от меня, чтобы был осторожнее и не увлекался свыше меры. Потом поручи ему делать зарисовки растений, гнезд, деревьев и т. д. Он подучится рисовать т. о. и разовьет в себе наблюдательность и интерес к природе. Что же касается интересов теоретических, то надо, чтобы он набирался их постепенно, м. б. главным образом из разговоров и отдельных замечаний. Музыкой же необходимо заставлять заниматься, иначе потом он сам будет недоволен, что музыку запустили. Будет момент, когда он затоскует по музыке, то тогда будет поздно, если не подготовить почву в раннем возрасте. Тут у нас все время становится вверх ногами из-за белых ночей. Вот, на днях, в 12-м часу ночи возвращаюсь домой, а солнце еще не закатилось. Или: вышел в 11 ч. 45 м. ночи. На небе яркая заря только что скрывшегося солнца, кукушки кукуют, птички распевают. Темно не бывает никогда. Поэтому не знаешь, когда спать. Обычно часов до 6 работаем, до 7 возимся с обедом, потом, если можно, ложимся спать на 2—3 часа, а затем встаем и работаем большую часть ночи, т. е. ночного времени. Кажется, словно встал просто утром—такое восприятие ночи. Потом ляжем на несколько часов. Встав я пройдусь по озу, каменной гряде—вроде горного хребта, тянущегося от одного озера к другому, обдумаю работы, иногда напишу 2—3 стиха, и сажусь за работу. Холодно. Только на солнце, когда оно, изредка, появляется, можно отогреться. Хожу все время в ватном и в валеных сапогах, сплю под одеялом и полушубком, хожу в Кремль в полушубке. Солнце здесь жидкое, безсильное, «не солнце—только призрак солнц». Свет жемчужный, краски очень нежные, большая находка для художника. Вот был бы им рад Нестеров. Пейзажи из озер и озов совсем григовские. VI. 14. Сегодня решили топить печи, хотя и светит солнце: нахолодались. Зато днем я отогрелся на солнце, а ночью спал в тепле и даже без полушубка. VI. 16—17. Сегодня получил посланную тобою книгу и список работ, прости за безпокойство, дорогая. Книги пока не разрезал, очень занят экспериментами и их обработкою, а кроме того, обрадовавшись солнцу, несколько раз выхожу наружу посмотреть, как распускается растительность и обдумать математические вопросы. В этой области приходится кое-что делать, как для

 

- 242 -

обработки опытных данных, так и в связи с лекциями по математике, которые пока что продолжаются. В настоящее время рассказываю про векторное исчисление. А т. к. и сам я позабыл многое, то приходится вспоминать. Виды здесь, если подходить к ним со спокойной душой, очень красивые, просятся на картины Нестерова, но нежнее и тоньше. Однако душа моя неспокойна и потому только глаз воспринимает эти красоты, не я. И притом здешние виды—как раз по тебе: без суровых красок и резких линий, тихие и грустные, акварельные. Давно хочу попросить одного работника, который немного рисует, сделать для тебя зарисовки. Но он целый день занят, а во второй половине дня уже нет его в лаборатории, так что зарисовка все откладывается. Если бы ты знала, моя Анну ля, как мне хотелось бы дать тебе радости, и не знаю—как. Было бы жаль, если бы не дошла зарисовка с меня. Правда, она, кажется, не очень похожа, но сделана неплохим художником, которому я подарил в виде оплаты коробку случайно уцелевших у меня хороших папирос. Спрашиваешь, что мне прислать? Мне пока ничего не надо, очень прошу употребить деньги на детей и на себя. Если же все-таки хотите прислать что-ниб., то пришлите тетрадей, как я уже писал. Крепко целую тебя, моя милая. Будь здорова и спокойна. Не скучай.

Дорогая Тика, ты возишься с циплятами *, а у нас тут всякие другие ата и ята: крольчата, морские поросята, белые мышата, и наверно будут котята. Иногда кроликов выпускают из клеток на прогулку. Они скачут по кухне и в коридоре, а я их ловлю, хотя это и не всегда удается. Они большие трусишки. Очень мягкие, мордочки плюшевые. Часть кроликов черных, а часть серых, совсем как зайцы. Свинки разных мастей, пятнами: белыми, черными и желто-коричневатыми, в разных сочетаниях. Они все тоже очень смирны и трусливы. Писк их похож то на хрюкание маленьких поросят, то на чириканье птичек. Недавно смотрел я как кроличата расположились на своей матери, словно на диване. Морские же свинки всегда норовят собраться в кучу и лежат друг на друге. Каждый старается; проникнуть поглубже и выталкивает прочих, а те, выскочив, ложатся сверху и выталкивают тех, которые добрались до более уютного низа. Напиши мне, что ты теперь играешь и как идет у тебя немецкий язык. Чтобы научиться писать неграмотнее, старайся каждый день внимательно прочитывать хоть 10 строчек какого-нибудь хорошего произведения, всматривайся в каждое слово, в каждую букву и в каждую запятую, чтобы глаз привык, как пишется то или другое слово и где и в каком случае ставится тот или другой знак препинания. Было бы хорошо, если бы ты с Аней или с Миком вместе разбирали так по нескольку строчек и об-

 

- 243 -

ращали внимание друг друга на написание. На это можно тратить минут 20, а будет и полезно и весело. Что делают твои куклы? Ты мне никогда не пишешь о них. Записывай каждый день, что ты делала и что видела интересного, а когда-нибудь и я увижу твой дневник, да и тебе самой будет занятно вспоминать прожитое. Но еще лучше просто пользуйся воздухом и отдыхай на солнышке, чтобы набраться сил на зиму. Я пишу так плохо, т. к. бумага здесь сырая, почти мокрая, чернил у меня несколько капель и сижу неудобно. Поэтому не бери примера со своего папы и старайся писать получше. Разговариваешь ли ты с Аней по немецки? Она вероятно научилась уже говорить. Кланяйся ей от меня, а также ее родителям. Кланяйся бабушке и пожелай ей от меня здоровья. Как здоровье Микиной Кати? Ей тоже кланяйся. От чаек я узнал, что у тебя новая блузка. Верно ли это? Да, я забыл написать мамочке (писал раньше, но боюсь, что письмо не дошло), что было бы хорошо, если бы баба Оля пожила у нас летом. Получили ли Вы это письмо? Только я не знаю, позволит ли ей здоровье приехать по электрической или по железной дороге. Крепко целую тебя, дорогая дочка. Не забывай своего папу и пиши ему.

 

VI.14—15: Дорогой Мик, радуюсь твоим успехам, но еще больше хотелось бы слышать о твоих успехах в музыке. Во время прогулок будь осмотрителен и осторожен. Помнишь, как мы с тобою хотели перейти по дну спущенного Вифанского пруда и я начал увязать в трясине, насилу выбрался. Весна у нас тут, несмотря на холода, пошла быстро: вся природа торопится воспользоваться коротким летом, а кроме того светло круглые сутки. Сегодня вот, утром на моих глазах, за 2 часа примерно, распустились и выросли [деревья, са—зачеркнуто] листья, словно по чьему-то слову, деревья и кустарники покрылись листвою. Выходит травка, здесь особенно нежная. Еще какие события в природе?—На днях над Соловками летели стаи гусей, направляясь на север. Их было, как мне говорил один зоолог-охотник, 6 или 7 тысяч штук. Еще: чайки, пара, свили себе гнездо на клумбе, посреди кремлевской площади, где все время ходит и толпится народ. Уже вывелся один птенец. Как видишь, здешние чайки стали домашнею птицею и настолько привыкли к подачкам и отбросам, что уже не летают над морем и не ловят себе добычу, а предпочитают остатки соленых селедок. Нашли мы здесь, у дома, несколько строчков, но больше что-то не попадаются. VI. 15. Тебе вероятно интересно узнать, как защищаются чайки, когда нападают на них или зорят их гнезда. Вот как: чайки всей стаей подымаются на воздух над похитителем и начинают справлять над ним свои дела—так обгадят всего, покроют голову, спину, залепят глаза

 

- 244 -

ему, что нередко похититель должен бывает отступить со срамом. Теперь о заходе солнца. Оно заходит здесь не по вертикали или почти вертикали, а скорее горизонтально, т. е. по очень пологой линии. Самое погружение солнца под горизонт происходит не на западе, а почти на самом севере. Сегодня мы смерили угол закатной точки и оказался он на 30° к западу отстоящим от меридиана, от севера, т. е. на 60° отстоящим от запада. Зимой же, наоборот, солнце заходит почти на юге, на юге же и восходит, как теперь, летом, на севере. Поэтому-то и виден почти весь круг солнечного пути, а дальше будет еще полнее. Это наблюдение мы делали сегодня в 11 ч. 10 м. Темноты совсем не бывает: всю ночь напролет настолько светло, что на дворе можно свободно читать. VI. 16. Растительность развивается здесь, как настали сравнительно теплые дни, с поразительной быстротой, буквально по часам. Вчера утром были мелкие листочки и ростки травы, а сегодня уже все совсем зелено, трава поднялась, распустились цветы: пастушьи сумки, болотные лютики, незабудки, бутоны на чернике.—Знаешь ли ты, что когда дятел издает свой резкий звук, вроде стука, то это не стук, как думают обычно, а особый крик его. Стук же дятла слышен слабо.—Сейчас сижу над измерением вязкости и капиллярного всасывания водорослевого продукта—альгината, причем сравниваю эти величины с соответственными величинами для других веществ, употребляемых обычно для аналогичных целей, напр. в текстильном производстве при печатании на тканях, при отделке тканей (аппретура) и т. п. Для этой цели обычно применяется гуммиарабик, трагант и т. п. Оказывается, напр., что 8%-ный альгинат в 2 раза более вязок, чем 32%-ный гуммиарабик и всасывается гораздо медленнее гуммиарабика. Таким образом расход альгината может быть гораздо меньше, чем других веществ. Ты мне так и не сообщил, что ты проходил по физике. Напиши. Приносишь ли ты мамочке растения для сада? Старайся чем-нибудь радовать ее, чтобы ей не было тоскливо. Крепко целую своего дорогого мальчика. Играешь ли ты в 4 руки? Еще раз целую.

Дорогой Олень, наконец-то ты стала поправляться. Только смотри, не напорти снова. Пользуйся как можно больше солнцем, это наилучшее истребление инфекции. Занимайся как можно меньше, главное же отсыпайся, отъедайся и дыши воздухом свежим. Хорошо было бы вам воспользоваться летом и есть побольше трав, но лучше в изготовленном виде. Чтобы не забыть. «Оро» переписывать не надо целиком, кое как я возстановил, хотя и плохо. Но присылать мне все таки не надо. Пришли только два отрывка—о Батуме и о лесных пожарах, больше ничего не требуется. Этих отрывков я возстановить не

 

- 245 -

могу. Относительно историко-музыкального отделения (чего?—не помню) по моему решать рано. Для занятия историей музыки требуется хорошая общеисторическая и эстетическая подготов [к]а, знание древних языков и, конечно, хорошее музыкальное образование. Т. е. помимо понимания гармонии, контрапункта и инструментовки, надо уметь достаточно хорошо исполнять произведения и, кроме того, хотя бы плохо, но владеть рядом разнообразных инструментов. Иначе придется читать и говорить о вещах, которых воспринять не можешь, т. е. впустую. Поэтому-то я и думаю, что с решением относительно истор.-музык. отделения надо повременить; вероятно за предстоящий год уже определятся твои музыкальные успехи и возможности, и тогда будет видно, стоит ли делать музыку занятием не для себя и близких, а профессией. Хорошо бы об этом посоветоваться с М. В., но не сейчас, когда данных для решения еще недостаточно, а именно после зимы. Ведь музыка, как профессия, только тогда даст удовлетворение, когда имеются достаточные силы, иначе же она тягостна. Совсем другое дело музыка для внутреннего употребления, в часы досуга: тут и самая слабая музыка великое подспорье для души. Но, за всем тем, это не значит, что не следует быть знакомым с историей и теорией музыки: это знание будет весьма полезно и для самой музыки, и для общего развития. Однако, еще раз предупреждаю тебя, как и ранее неоднократно. Чтобы ты не разсчитывала «старанием прибавить себе локоть роста»1. В твоем характере есть напор и нетерпеливость, ты хочешь натиском брать то, что дается лишь органическим ростом и приходит само в свое время, вылупляясь из оболочек, скрывавших от взора внутренний рост. Не торопись, не предвосхищай не дарованного в настоящем, живи тем, что есть сейчас и в терпении надейся на будущее. Теперь, ты нахватываешь себе занятий, и того и другого и третьего сразу, а в результате может получиться, что ничего не будет усвоено и голова не выдержит. Не горячись и не жадничай, все нужное придет. Работай в меру и оставляй силы и время для усвоения: ведь набивание головы без усвоения дело не только не полезное, но и прямо вредное. Усвоение же совершается во время отдыха, в тиши чувств,—даже в некоторой скуке: «fastidium est guies,—скука—отдохновение души». Старайся вдумываться в делаемое и усвояемое, старайся быть благодарной за то, что есть, а не роптать за то, чего нет, как в окружающем, так и в окружающих. Боюсь, ты недостаточно ценишь нашу дорогую мамочку, своих братьев и сестру и других. Бери от них то, чего никогда не получишь впоследствии, вероятно лучшее, что вообще сможешь получить в жизни. Ведь все другие дела—только приправа к отношениям с близкими, и когда нет этих отношений или когда они неполноценны, то

 


1 «Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя бы на один локоть?..» (Лк. 12, 25).

- 246 -

никакая приправа, как бы она ни была изысканна, не насытит души и будет казаться ненужной.—Спрашиваешь о линиях роста русской литературы. Напишу после, теперь голова так забита и работой и безпокойством, что трудно сосредоточиться. Хочу тебе отметить только мысль, высказанную Проспером Мериме в его переписке с Соболевским, а именно, что вся литература XIX века (русская и европейская) определяется двумя исходными центрами: В. Гюго и Пушкиным, они—антиподы. Мериме считает, что от Пушкина идет течение здоровое, а от Гюго неестественное, болезненное и риторическое. По последней линии пошел напр. Достоевский, т. е. это все говорит Мериме. Вероятно провести мысль Мериме до конца было бы затруднительно, но в ней есть какое-то ценное ядро, над которым следует поразмыслить. Относительно генеалогии писателей обрати внимание на родственные связи славянофилов между собою и революционеров—между собою, причем последние идут преимущественно от декабристов (я говорю о деятелях ХIХ в., и притом не самого конца). Крепко целую тебя, дорогая, поправляйся скорее, отдохни за лето, чтобы быть крепкой к зиме. Ведь лето коротко и надо пользоваться солнцем.