ОКНО В МИР

 

После гремящего целый день над ухом радиорупора, стукатени домино и диких выходок моих молодых сопалатников, новая палата показалась раем. Здесь было всего четыре койки, причем моя находилась на очень удобном месте, в углу у окна. Рядом с моей кроватью, примыкая к окну, стоял круглый стол, покрытый клеенкой. За ним мы и обедали. Палата выходила на южную сторону, и в полдень в окно весело било слепящее, клонившееся на весну солнце. Снаружи, с правой стороны окна, по стене здания проходил какой-то четырехугольный желоб — не то мусоропровод, не то старый, не работавший грузовой лифт. В этом желобе гнездились голуби, и в палате было слышно их приглушенное, добревшее с каждым днем от весны и солнца воркование.

Из окна был виден кусочек институтского двора, уголок какой-то одноэтажной постройки. Кажется, это были классы для охранявших институт прапорщиков. Заключаю это потому, что в будние дни по утрам мундиры, поглядывая на часы, валили туда толпой. Шли с папочками. В 9 часов все смолкало, и только минут через 50 они высыпали на крыльцо для недолгого перекура. И снова пропадали на час.

Еще из окна были хорошо видны тонкие нити сигнализации, натянутые на кронштейнах вдоль стены. Это на случай побега. Снаружи, со стороны улицы, их, должно быть, и не видать.

Над стеной, а вернее за нею возвышался огромный жилой дом. Позже, уже после освобождения, специально съездил — узнал, что это и была та 25-этажная стеклобетонная громадина, на которой висит табличка "Смоленский бульвар, 6-8". До этого дома от моего окна было метров 250-300, и иногда, если в каких-то квартирах горел свет, а шторы не были задвинуты, можно было видеть, как в китайском театре теней, двигавшиеся за стеклами силуэты.

Но чаще я смотрел не на окна, а на узкую щель-арку, зиявшую между верхним краем институтской стены и "брюхом" дома. Там был виден кусочек московской улицы, текучей, шумной — кусочек Садового

 

кольца! Мелькали автомашины, троллейбусные дуги, фигурки пешеходов. Видна была даже противоположная сторона улицы с окнами-витринами, какие-то вывески (ателье по Смоленскому бульвару, 7). Чужая, прекрасная и недостижимая жизнь плыла за немытыми стеклами моей темницы! Вот какой-то незадачливый пешеход ступил на проезжую часть — хотел перебежать, но тут: пж-ж-ик! — лавина машин! — отскочил в сторону! — окатило беднягу размытым снегом из-под колес!

О, в этот прекрасный калейдоскоп хотелось смотреть вечно! И сколько раз я думал: а вдруг и моя Нина — в дни передач — проходила мимо, вдруг и ее фигурка мелькала в размытом окне? Да конечно проходила. Может, и ее взгляд скользнул — ничего не отметив — по далекому, темному пятнышку моего окна? И от этого еще острее была тоска и четче — сознание фантастичности, ирреальности всего, что происходило со мною.

...С тех пор брожу, незримый рядом с вами,

А вы зачем-то ищете меня!

 

Звенят щеглы, в чащобе стонут совы,

Кузнечики стрекочут на лугу... — Ay, ay!

Я слышу ваши зовы

И вижу вас, лишь крикнуть не могу...

Граждане пешеходы! Рассеянные, уткнувшиеся в асфальт под ногами муравьи-москвичи! Проходя по Смоленскому бульвару мимо привычной булочной, ателье, аптеки, — оторвите свой усталый взор от земли. Взгляните вверх — на далекие, тусклые квадратики окон над желтой неприметной Стеной! Ведь кто-то и сейчас томится за этими безликими, мутными стеклами.