«Яланчач»

 

В исправительно-трудовой колонии «Яланчач» не было специалистов для монтажа и пуска переброшенного к ним старого чесального аппарата, который начальство намеревалось пустить в дело для выработки ровницы и использовать её, в дальнейшем, на кустарных ручных прялках.

Такая установка местных руководителей ИТК¹ «Яланчач» была явно ошибочной, так как у них не было ни предшествующих чесанию, ни последующих машин для обработки ровницы — полупродукта, требующего очень деликатного с ним обращения, как при транспортировке, так и в последующей обработке. Несколько раз у меня бывал заместитель главного инженера ИТК «Яланчач» Г.М. Абрамянц, которому я тщетно пытался разъяснить, что взятый у нас чесальный аппарат им не нужен.

Руководство ИТК № 3 «Яланчач» стояла на своём. Тогда я, выяснив, что у них некому даже монтировать на месте, предложил:

1)  Я отпускаю на месячный срок своего аппаратного мастера, т. Башкина И.Ф. к ним;

2)  Они заключают с ним договор на сборку, оснастку и пуск аппарата на месте;

3)  По выполнению этой работы мастер возвращается на промкомбинат;

4)  Если у мастера возникнут при монтаже какие-либо трудные вопросы, то я единовременно готов оказать ему необходимую по мощь.

Зам. главного инженера ИТК № 3 Г.М. Абрамянц согласился на мои предложения, и мастер цеха уехал вместе с ним.

 

В «Яланчач» он заключил договор с начальником НТК капитаном Черновым и к концу месяца пребывания там не выполнил договорных условий. Но, забрав авансом почти всю договорную сумму зарплаты, поругался с начальником ИТК № 3, и, напившись, самовольно уехал, будто бы в промкомбинат. По дороге он поскандалил в каком-то ресторане, перебил там зеркала и прочее и прибыл через несколько дней на промкомбинат уже не как вольнонаёмный мастер, а как заключённый в лагерь на определённый срок. Проспавшись, он приступил к своей работе на промкомбинате, но в новом для себя качестве. Обо всём этом я узнал тогда, когда был «командирован» в ИТК «Яланчач» для оказания техпомощи.

Это случилось на третий день праздника Великого Октября 1941 г., когда за мной приехал заместитель начальника лагеря ИТК № 3 на его личной легковой машине и предъявил во 2-ой отдел А. Г. Топильской срочный наряд о моей туда командировке. Этот факт, да ещё в такой день, я воспринял как оскорбления меня, но А. Г., успокаивая меня, сказала: «Владимир Иванович, успокойтесь! Через короткий срок я вырву Вас оттуда. Даю Вам в этом честное слово».

Я несколько успокоился, погрузил в автомашину свои личные вещи и через час прибыл в «Яланчач». Там я узнал «деловую эпопею» нашего аппаратного мастера и увидел, что он за месяц (вместе с механиком подразделения) «делал».

Я был представлен главному инженеру ИТК № 3 гр. Фуксу, специалисту-подрывнику, внешне ладному молодому солдатику, одетому во всё защитное. Он наскоро сказал мне несколько очень лестных слов о моей работе на промкомбинате и просил меня, когда я осмотрюсь и отдохну, пройти по всем цехам ИТК № 3: прядильному (ручному), шелкомотальному и сновальному, ткацкому, пошивочному, обувному и чесальному (ручному), крутильному (полуручному) и дать своё письменное заключение с предложением об устранении основных дефектов в организации производства и в технологии на основе своего богатого научно-технического опыта, а пока направил меня для жительства в ИТэРовский барак.

Товарищи, с которыми мне впоследствии пришлось работать в производственно-техническом отделе, подчинённом заместителю главного инженера Г.М. Абрамянцу, никак не предупредили меня ни о его особенностях, ни о характере, ни о значении и роли на промкомбинате главного инженера гр. Фукса.

 

Впоследствии я понял причину их замкнутости по отношению ко мне — видимо, моё неожиданное появление у них 9/Х 1941 г. вызвало какую-то настороженность и боязнь, что я, каким-то образом, нарушу их сыгранность в работе. Специалистов там не было, но самозванцы были. В дальнейшем это стоило мне тяжёлых моральных страданий.

Заместитель главного инженера Абрамянц, фактически руководитель, в это время был в командировке. Через сутки я осмотрел все цеха производства НТК № 3, сел и написал обстоятельный доклад главному инженеру о положении дел на ИТК, оговорившись, что основное внимание я всё же уделил тому вопросу, по которому я прибыл сюда для оказания технической помощи.

Главный инженер принял меня в своём кабинете и обстоятельно беседовал со мной более двух часов. После чего очень тепло поблагодарил меня за добросовестное и объективное заключение и попросил меня дать ему дополнительно заявку на не хватающие для сборки аппарата детали и на необходимые материалы. Я просидел ночь, составил необходимое требование на детали и на необходимые материалы, и утром следующего дня представил ему их. Он сказал: «Доложу в Управлении, что Вы затребовали и всё будет отпущено». После этого Главный инженер отбыл из ИТК, и я его не видел более полугода.

Через день после его отъезда, из командировки прибыл Абрамянц. Первым его вопросом ко мне было: «Вы беседовали с главным инженером ИТК Фуксом?».

— Да

—  Он Вас просил осмотреть производства ИТК и дать заключение?

—  Да.

—  Вы ознакомили его с состоянием сборки аппарата и с тем, что в этом направлении надо срочно сделать?

— Да.

—  Вы передали ему смету и требования на детали для сборки аппарата и он обещал Вам доложить этот вопрос в управлении?

— Да.

—  Ну, хорошо. Раз обещал, значит сделает. Ждите.

В самом характере беседы я сразу усмотрел, что Абрамянц очень недоволен тем, что я откровенно говорил с Фуксом, но я тогда

 

не знал, что это недовольство очень тяжко ударит по мне, и по моей работе.

Я доложил Абрамянцу о состоянии сборки аппарата и просил его, чтобы он приказал собрать и сдал мне под начало всех людей, которые работали вместе с Ф.С. Башкиным на сборке аппарата по договору. Он мне ответил: «Собственно, у него никого и не было. Необходимых ему людей он брал каждый день других, а основную помощь ему оказывал механик ИТК, венгр».

Я ответил, что не понимаю тогда, почему даже привод аппарата (и контрпривод) разбиты абсолютно неправильно и неграмотно. Вот железобетонная тумба, а опор для неё нет на месте и их надо ломать, или переделывать. Исчезла передача на стояк гитары и передача к сучильным рукавам аппарата, а без них сборка невозможна.

— Прикажите позвать кого-нибудь, кто помогал мастеру в сборке и кто хоть что-нибудь понимает в этом деле.

Подумав, Абрамянц вызвал посыльного, татарина, и приказал ему срочно найти подмастерья-старика, который помогал при сборке И.Ф. Башкину. Посыльный бегал часа 2 и прибежал красный, как рак и взмыленный, и доложил, что подмастер два дня тому назад «умер в больнице» и его уже похоронили. Больше никого нет. Надо говорить с механиком.

Поговорив с механиком, я убедился, что он «лжемеханик» и ничего, кроме «лагерной ловкости», в нём нет. Он сказал мне: «Я делал всё, что просил меня Ваш мастер».

— Но почему же тумба подшипников привода и контрпривода ещё не на месте?

— Не знаю, я сделал так, как просил Ваш аппаратный мастер.

Я понял, что «хлебать» эту кашу придётся мне одному. Я несколько раз пытался просить Г.М. Абрамянца поставить вопрос в Управлении о высылке недостающих деталей к аппарату и выяснить у заключённого Башкина И.Ф., где они, но все мои попытки отвергались сразу коротким диалогом:

— Вы говорили об этом главному инженеру Фуксу?

— Да, говорил.

— И он обещал всё сделать?

— Да.

— Вот и ждите. Раз обещал, значит сделает.

 

Так продолжалось около полугода. За это время я понял, что Абрамянц настолько самолюбив, что не может простить мне, что я говорил с главным инженером Фуксом через его голову.

Я решил, что надо что-то сделать самому, и, когда приехала комиссия из Управления смотреть, что же я сделал для пуска аппарата, доложил им и показал пальцем, чего и где не хватает.

Бесследно и непонятно исчезли: передача к стояку сучил; гитара и передача к сучильным валикам.

Я пояснил комиссии, что первую нехватку я обошёл контрприводом и полуперекидным ремнём, а вторую попытаюсь обойти, пустив в работу (концами зубьев) шестерни, примерно, подходящих передач (хотя бы близких по модулю). Если я получу возможность побывать на свалке различных систем автоматики, то там соберу всё, более или менее подходящее. Затем попытаюсь вырубить и отковать с местными кузнецами-заключёнными, с которыми я уже договорился, недостающее из найденной здесь мною двери сейфа, приблизительно в один дюйм толщиной.

Я оговорился, что, хотя пущу аппарат без исчезнувших деталей, но это будет пуск не в эксплуатацию, а только пробный пуск для комиссии — кратковременный, для доказательства того, что ровница не будет годна для ручного прядения. Сам аппарат в дальнейшем, я убеждён в этом, может быть использован, как две отдельных чесальных машины для производства ваты, которая и будет служить сырьём для местного кустарного прядильного производства.

Комиссия удовлетворила мои просьбы. Я побывал на свалке автомобилей, видел там подходящие шестерни и, вернувшись в ИТК-3, принялся за доделку всего недостающего для пуска аппарата. Не имея чертежей, я ощупью подошёл к контурам «гитары», сделал предварительную картонную модель и поставил на неё картонные шестерни, и, в конце концов, после мучительного напряжения мозгов, добился того, что разгадал всё.

После этого немцы-кузнецы вырубили мне по данным им шаблонам гитару; в мастерской выточили пальцы шестерен и, наконец, я повернул вручную «секрет» и «на соплях» собрал его для пробной работы.

Все предварительные работы — оснастку аппарата, точку, постановку ремней — всё пришлось делать лично самому. В помощники

 

себе я выбрал из уголовников наиболее умных и подходящих молодых парней разных специальностей, которые быстро сменили лагерное безделье на новую и заинтересовавшую их работу. Мы им обещали сделать из них людей, полезных для общества, и передать им те знания, которые им пригодятся для будущей их жизни.

И вот настал, наконец, тот день, когда, включив мотор (он был к тому же маломощный), я наработал некоторое количество ваты и сложил его у питателя «секрета» второй машины комплекта «чесальный аппарат». Затем включил второй аппарат-секрет, заработали сучила, делители и на пальцах ровнины появились первые ровничные кружки.

Благодаря тщательной выверке всех цилиндров валиков, курвоблоков, барабанов и хорошей точке, и правильной их взаимной установке, качество пробного прогона аппарата ОКАЗАЛОСЬ ОТЛИЧНЫМ.

Случайно, к этому времени на наш комбинат прибыл с промкомбината прядильный подмастер (Серёжа из Игнатовки), которому я продемонстрировал пуск «секрета» с показом качества прочёски. При этом я сказал: «Серёжа, возьми на память и скажи Ф.С. Башкину, пусть он у себя даст такое качество». А в ответ услышал: «Ф.С. сказал мне перед отъездом, что как ни знает хорошо Владимир Иванович аппарат, но его он в "Яланчаче" не пустит в работу, потому что передачу, и стояк, и гитару я взял с собой, а когда переезжал реку Сыр-Дарью, бросил их в речку».

— За своё пьянство и вредительство он получил по заслугам, но скажи ему, Серёжа, что ведь я, всё-таки, инженер-механик и расскажи ему, как я вышел из положения и чем заменил гитару и шестерни...