РОЖДЕНИЕ

 

Я родился в деревне Пролом, Карасубазарского района, Крымской области 16 апреля 1926 года. Мое детство, как и у многих мальчишек, протекало в селе. В наше время детсадиков, тем более на селе, не было. Мать кормила меня грудью три месяца. Затем меня кормила тетушка Арменуи, правда, только после того, как покормит своего Врежа. А когда я подрос, то усаживался подле матери, доившей коров, и тут же прямо из ведра набирал кружку, вторую, а то, бывало, и третью парного молока и только потом уходил спать. Дети нашего села практически были предоставлены сами себе. У родителей не было времени заниматься нами. Это были годы Великого перелома и коллективизации, наполненные трудом и страхом.

Школьные годы помню хорошо. Я рос в окружении старших И младших сестер и братьев, особенно тех, которые родились в Проломе. Я хочу еще раз вспомнить их всех поименно и еще раз окунуться в те далекие, приятные детские и юношеские годы моей жизни. Это сестры: Майрам, Арусяк, Айтан, Имастуи, Азгануш, Гехецкуи; братья Трдат, Арташ, Галуст, Ваграм, Грант, Вреж, Рубен, Грач и Миран. Все мы живы, здоровы, дружны, и я благодарю всех за эту дружбу. Нас, детвору, уму-разуму учил и воспитывал мой старший брат Аршак, родившийся на 10 лет раньше второго ребенка в семье. В знак уважения мы называли его Ахпар (брат). Остальные обращались друг к другу по имени. Ахпар учил нас, а затем организовывал соревнования по бегу, плаванию, по шахматам. Мы даже в футбол играли. А главное он учил нас тому, как вести себя в обществе, разговаривать со старшими, быть уравновешанными и не взрываться, не обзывать других, объяснять или доказывать свою точку зрения спокойно, без излишних эмоций, иначе проигрыш. Победителю вручали призы. Конечно, их всегда получали одни и те же лица - Майрам и Арусяк за забег на короткие дистанции, Трдат в беге на длинные дистанции, а также за прыжки в высоту и длину.

Четыре года спустя началась служба Трдата в Севастополе. 2 мая в Севастополе на переполненном стадионе проходили праздничные состязания, в которых принял участие и молодой моряк из Пролома. Он состязался в беге на длинную дистанцию. Главными болельщиками бегуна были Арташ, Ваграм и я. Но когда был дан старт,

 

и наш брат стал обгонять одного участника за другим, мы почувствовали, что за нашего брата болеют многие. Мы отчетливо слышали многоголосые возгласы: - Давай, черный! Жми, матрос!

Наш брат оказался в числе призеров, оставив позади себя 18 бегунов. Он вторым поднялся на пьедестал почета. В этот легкий, праздничный день весны ни у кого и в мыслях не было, что до кошмарного дня начала войны оставалось 50 дней.

Арташ выходил победителем в состязаниях по борьбе. Галуст лучше других лазал по чугунным столбам, благо через весь Крым и мимо нашего села проходила телефонная линия Индия-Англия.

В состязаниях мы, младшие, плелись в хвосте, но без внимания не оставались. Ахпар всегда хвалил нас, ласкал, и мы чувствовали себя наверху блаженства.

Аршак родился в Сухуми. Учился в Керчи. Десятый класс окончил в Симферополе. Учеба ему давалась легко. Но из-за частых головных болей врачи запретили ему дальнейшую учебу. В селе он избирался комсоргом, работал завклубом, руководил Осовиа -химом. Служил в кавалерии. Из армии вернулся членом партии. Женился на односельчанке Агавни Сааковне Папикян. У них родились сын Эдуард и дочь Нварт.

Когда Аршак-Ахпар уходил на войну, он принес нам десять томов сочинений Ленина - десять толстых книг в красных обложках. Перед оккупацией я закопал их в землю с расчетом, что война закончится, вернется Ахпар, и я с гордостью верну ему книги. Мы, юноши тех лет, твердо были уверены в нашей непобедимости, чему не в малой степени способствовали такие ура-патриотические фильмы, как "Если завтра война" и другие.

В 1944 году после освобождения Крыма я достал закопанные книги. Они отсырели. Пока я их сушил, подоспело время нашей ссылки. Я собрал книги, будучи уверен, что куда бы судьба нас не забросила, Ахпар найдет нас, хотя бы ради детей своих, которые остались с нами, вот тогда и вручу ему его книги. Но на сборы нам было дано 20 минут, после чего мы обязаны были оставить дом.

Когда я укладывал книги, встретился с ехидным взглядом крас-нопогонника: "Неужели ты думаешь, что они спасут тебя?" - процедил он сквозь зубы.

Никто из нас не знал тогда, что брата Аршака вот уже три года нет в живых. Только в 1947 году демобилизуется из рядов вооружен-

 

ных сил Мосик Арутович Оганян, прошедший всю войну, найдет в ссылке родных и,скупо расскажет о гибели Аршака-Ахпара в 41-ом под Херсоном.

И сегодня я встречаю людей в преклонном возрасте, которым в довоенное время вручал комсомольские билеты Аршак.

Кроме Аршака-Ахпара на нас в Проломе воздействовала и другая сила. МЫ, мальчишки-шалуны, признаться, после того, как нагрешили, всячески старались избежать встречи с нашей воспитательницей, но не всегда это нам удавалось. За попытку избежать наказания нас наказывали вдвойне. Пройдут годы, мы повзрослеем и все чаще станем вспоминать нашу воспитательницу и мысленно благодарить ее за каждое мудрое слово, за преподанный урок. Действительно, наша бабушка, мать наших отцов, была особым человеком, наделенным большим сердцем. Это благодаря ее стараниям мы не отличаем, кто кому родной или двоюродный брат или сестра. Для нее все были одинаково родными, и это передалось нам. Каким оружием воздействовала на нас наша воспитательница? В первую очередь словом Божьим. И как это бабушка узнавала о нашем поведении? В делах благовоспитанности примером служили наши сестры, верные слову бабушки. Мы же, когда чувствовали, что на нас донесли, так сказать "предали", старались скрыться с бабушкиных глаз, ложились в постель раньше всех и вставали рано, какое-то время прятались, но избежать наказания не удавалось. Что это были за преступления, совершаемые нами? Нередко мы бывали грубы друг с другом, обзывали сестер, лазали по деревьям за яблоками, таскали арбузы из своего же баштана. Самым последним преступлением в бабушкином понимании было воровство. Какое наказание получали ее внуки? В те годы не было всего вдоволь. Внучек и внуков бабушка поощряла тем, что сама получала от сыновей и невесток. Провинившийся не поощрялся. Наоборот, его ставили в угол и он стоял там до тех пор, пока не выдавливал из себя волшебных слов - "больше не буду". Его, конечно, прощали, но подарков не давали. Вместо подарков он получал испытательный срок. При повторении того же проступка, виновник 'наказывался уже родителями.

В 1934 году я пошел в первый класс армянской школы нашего села. Моим первым учителем был Ерванд Асланян. Он же директор школы. Водной классной комнате он преподавал сразу двум классам

 

- первому и третьему. В классной комнате напротив Ерануи Варел-джян вела уроки тоже двух классов - второго и четвертого. В последующих классах моими учителями были Гарегин Папикян, Арташ Оганян, Гареган Асланян. В пятый класс я ходил в русскую школу в соседнем селе Васильевке. В1940 году учился во Втором ремесленном училище города Севастополя. В 1937-38 годах и позже уже стал понимать, что значит каждый прожитый год и как складываются даты и вехи в жизни человека. В третьем классе этого ни я, ни мои одноклассники еще не понимали. Не понимали также, что происходит в стране в эти годы и какие беды уготовлены нам и нашим родным и стране вместе с нами.

Помню, в классе у нас висел большой плакат. На нем красная звезда. В окончаниях лучей звезды были приделаны яркие портреты пяти маршалов. Мы влезали на табурет, дотягивались на цыпочках до плаката и гвоздем выкалывали глаза трем нижним маршалам - Тухачевскому, Блюхеру и Егорову. То, что они преступники, нам говорили преподаватели, хотя, вероятно, сами в это не верили, но говорить не смели. Истина не была в почете.

В это время в нашем селе было уже 45 домов. В них жили армяне, русские, украинцы, один чабан-болгарин по имени Василий Мастеров, цыган, кузнец Пазыл, объездчик, чечен Шах-Назар.

В селе в ходу была поговорка. Точно не знаю, кто ее придумал, но хочется верить, что сочинила ее уважаемая Анна Васильевна Пефти. К сожалению, ее уже нет в живых. С дочкой и матерью она угорела. А поговорка была такова:

Колхоз С.Шаумян,

Председатель С.Ширинян,

Кузнец С.Шагинян

В 1962 году, после долгого отсутствия, мы на своих машинах совершили первое турне в Пролом. Перед селом в поле мы увидели косарки. Мы свернули к жнецам, зная, что это проломские поля, и спросили: "Чей колхоз?" Один из жнецов отрапортовал: "Колхоз Шаумян, председатель Ширинян, кузнец Шагинян". Мы, конечно, узнали друг друга, хотя и прошло со дня высылки восемнадцать лет, плюс четыре года войны. Значит, не виделись двадцать два года с Иваном Васильевичем Пефти. Колхоз имени Шаумяна имел уже молодой сад с аккуратно ухоженными яблонями, грушами разных сортов. Радовали глаз аллеи ровных тополей. Посадил и ухаживал

 

за ними садовник Сурен Ширинян - отец председателя колхоза Сурена Суреновича. Позже садовником стал Иван Вельский, заместителем у него был Мосик - Михаил Иванович Гагулян. Помню весной, во избежание тяжелых последствий от заморозков, колхозники по всему саду по ночам жгли костры, чтобы уберечь цветы на деревьях от заморозков. Наутро старшие пришли домой черные от копоти. Они быстро умылись и заторопились на основную работу.

Имелись в колхозе и бригады на поливных огородах. Руководили ими хорошо знающие это дело специалисты, мои дяди Вартан и Ованес, Саркис и Григор Овагитовичи Оганяны.

Была еще полеводческая бригада, в которую мы в детстве вносили свой посильный труд. Руководил бригадой опытный, пожилой уже, но очень энергичный мужчина Мелкой Христакян. У меня и по сей день не стерлись впечатления об этом человеке. Ни о чем другом он, кроме своей работы, не думал - как бы вовремя посеять, убрать и обмолотить зерно.

В страду он всей семьей жил в поле. Ни на шаг не отходили от него сыновья Акоп, Левон, Вартан, племянник Акоп, жена - тетя Анюта. Этот человек настолько был предан хлебопашеству, что даже сына Вартана женил на Араксии - девушке-комбайнере из соседнего села. Тетя Анюта готовила завтрак, обед и ужин тут же в поле. При всей своей занятости дядя Мелкон находил время, чтобы помочь нам, одиннадцатилетним мальчишкам, впрячь лошадь, поднять ярмо на шею быкам и отправить обоз в поле.

Колхозную молотилку приводил в рабочее состояние двигатель с мощным маховиком. Ему, наверное, было не менее ста лет. Орудовал на молотилке Карп Ампарович Чобанян - единственный человек, который мог запустить огромный мотор и поэтому считался незаменимым. Он и сегодня здравствует в свои 90 лет. Живет в Майкопе. Кстати, по соседству с ним живет и Акоп Христакян, которому чуть недостает до 90. Недавно я навестил их. У дяди Карпо дочь Макруи, сыновья Ваграм и Эдик. Живут отдельно от отца.

За годы оккупации мы заметно повзрослели, и с нами считались старшие, ибо кроме нас и стариков на селе других мужчин не было. Это мы убирали хлеб косарками. Руководил нами тот же бессменный хлебороб Мелкон Христакян. Разумеется, его сыновья, как и все парни призывного возраста, ушли на войну. В военные годы на дорогах у полей всегда многолюдно и повсюду знакомые. Поэтому

 

наш бригадир велел нам после работы по вечерам снимать с хосарок ремни и цепи передач и припрятывать. Так мы поступили и 26 июня 1944 года. А на следующее утро 27 июня мы все уже были согнаны на поляну для высылки. Подошел ко мне дядя Мелкой и сказал тихо:

- Сынок, ты успеешь сбегать в поле. Пойди, достань ремни и цепи из тайника и положи у косарок, иначе сорвем уборку.

С трудом обошел охрану, а когда вернулся, заметил, как дядя Мелкой облегченно вздохнул. Дядя Мелкой и тетя Анюта были сосланы в Гурьев. В первую же зиму они скончались.

В колхозе имеются животноводческие фермы мелкого и крупного рогатого скота. Этим хозяйством заведовал Пирзант Тополян. В его распоряжении была подвода и пара лошадей. Ими часто правил мой одноклассник, сын животновода Киркор Пирзантович. Ой, как он гордился, что самостоятельно держал в руках вожжи.

В нашем колхозе первыми наладили новую отрасль производства - шелководство... Нет, не тутовое. Тутовое всем известно. Наши гусеницы питались дубовыми листьями. Из их коконов получается белая прочная нить. Эту отрасль поручили вести моему отцу. Чтобы обезопасить гусениц от птиц, нужно было в первую очередь построить каркас-помещение и обвести его рыболовными сетями. Что и сделал отец.

Шелководство - работа сезонная. Гусеницы питаются свежими листьями в течение месяца, после чего начинают оплетаться в кокон.

Отец в бригаду брал людей, на которых мог положиться. Рабочее время в бригаде не нормировано. За день надо заготовить свежие молодые ветви. Пять, шесть подвод. Поэтому отец отбирал сильных и ловких молодых людей.

И они шли к нему. Заместителем у него был Пирзант Саакович Егикьян. В бригаде числилось тридцать рабочих - мужчин и женщин. И я, официально не оформленный, ездивший с возчиками ради лошадей и чтоб подержать вожжи.